Наши души сцепились голодным зверьём, А телам было этого мало — И наутро безумное сердце мое, Застонав, на весь день умирало, Чтоб воскреснуть для крика натянутых струн, Чтобы ночью стать арфой твоею; нервы сталью звенят — Но больнее стократ То, что я доиграть не сумею.
Вдох-выдох. Флер не станет заходить без стука. Гермиона отвернулась от зеркала и крепко зажмурилась. Вдох-выдох. Боль в груди с каждым выдохом становилась все терпимее. Девушка потихоньку успокаивалась и ее сердце билось все тише. Она снова повернулась к зеркалу и открыла глаза. К сожалению, ни засос, ни надпись на груди, ни татуировки на запястьях не исчезли. Гермиона медленно надела пижамную кофту обратно и поправила воротник. Если не присматриваться, засоса почти не видно. Вот только она-то прекрасно знает, что он на месте. Обжигает кожу воспоминанием о губах Беллатрикс и притягивает к себе взгляд, напоминая о том, как именно он появился. Гермионе не осталось ничего другого, кроме как надеть сверху пижамы халат, который она по наитию захватила с собой в последний момент. Пока что сойдет, а позже можно будет найти в сумочке свитер с высоким горлом или попросить у Флер какой-нибудь шарф. Гермиона мужественно отогнала мысль о том, что с вырезами ей придется навсегда попрощаться, и открыла дверь ванной. Флер стояла посредине спальни, которую выделили Гермионе. Судя по обеспокоенности на ее лице, она ни капли не поверила Гермионе, но великодушно дала девушке возможность прийти в себя. — Я не хочу об этом говорить, — сразу предупредила девушка хозяйку дома. Ей не была нужна ни жалость, которую она увидела на лице блондинки, когда та осматривала ее шрам, ни тем более ужас, который появится, если та вдруг заметит все те изменения, которые произошли с девушкой всего за ночь. — Хорошо, — с готовностью кивнула Флер, — Но тебе стоит выпить чаю, ты очень бледная. Я принесу… — Нет! — тут же возразила Гермиона. Она не хотела больше оставаться в спальне. Разобранная постель притягивала ее взгляд, обещая сладкий сон в котором она вновь окажется во власти Пожирательницы. И девушку пугала не столько сама перспектива, сколько тот факт, что часть ее совсем не против этого: — Я правда себя хорошо чувствую, можно мне спуститься к остальным? Здесь смертельно скучно, я готова уже на стену лезть. — Ладно, — спустя пару секунд раздумий согласилась Флер: — Я принесу тебе что-нибудь из одежды. У вас наверняка не было времени на стирку. — Да, спасибо, — кивнула Гермиона, понимая, что девушка права. Какой бы вместительной ни была ее сумочка, чистая одежда у них закончилась еще в первый месяц странствий. Их спасали бытовые чары, но сейчас хотелось надеть что-нибудь по-настоящему чистое. — Можно что-нибудь с высоким горлом? — Я поищу, — понимающе кивнула Флер и покинула комнату, оставив девушку одну. *** Гермиона спустилась на первый этаж. Гарри и Рон уже сидели на кухне и пили чай вместе с хозяевами коттеджа. Остальные пленники из поместья Малфоев отсутствовали. Очевидно, им досталось гораздо сильнее. Девушка виновато опустила взгляд и одернула длинные рукава свитера, который одолжила Флер. Насколько поняла девушка, это был очередной вязанный шедевр от миссис Уизли, которым та одарила француженку на это Рождество. Сама Флер свитер не носила, но ценность прекрасно осознавала: получить такой подарок означало, что тебя окончательно приняли как часть семьи. И вот теперь, когда Гермиона попросила у француженки что-нибудь максимально закрытое, та вспомнила об этом свитере. Теплая шерстяная вещь пришлась как раз кстати, ведь с того момента, как Флер нарушила уединение девушки, та чувствовала непонятный холод. Лишь те места, которых касались губы Беллатрикс, все еще горели фантомными прикосновениями, напоминая хозяйке тела о том, как было сладко в чужих объятиях. Гермиона еще раз поправила рукава, убеждаясь, что татуировок на запястьях не видно. По реакции Флер девушка догадалась, что лоза видна только ей, но рисковать не хотелось. А вдруг Гарри и Рон окажутся более наблюдательными? Или Билл, который не просто так считается одним из лучших разрушителей проклятий. Что скажут друзья, если увидят на ее теле отметины, оставленные магией Пожирательницы? А вдруг они узнают о том, как именно она их получила? Девушка невольно обняла себя руками, почувствовав, что снова замерзает. Чтобы не вызвать ни у кого подозрения, Гермиона быстро села за стол и придвинула к себе чашку с чаем. Робко улыбнувшись друзьям, она как можно более беззаботно произнесла: — Что-то прохладно сегодня. — Пожалуй, — осторожно ответил Гарри, покосившись на ее свитер. Зимний свитер от миссис Уизли, который прекрасно спасал их от сквозняков Хогвартса в самое холодное время года. Пожалуй, для конца апреля на юге Англии он был немного жарковат, но с девушкой никто не торопился спорить. — Наверное, сказалось небольшое истощение, — предположила Гермиона, стараясь отогнать навязчивую идею, что сможет согреться только в одних объятиях. — Может тебе стоило полежать еще немного? — обеспокоенно предложила Флер. — Мне уже лучше, — возразила Гермиона: — сейчас выпью чаю и все станет вообще замечательно. — Это хорошо, — кивнул Гарри, — мы с Роном как раз собирались навестить остальных. Составишь нам компанию? — Да, с удовольствием, — тут же ответила Гермиона: — Я как раз искала чем бы себя занять. Думаю, колдовать мне пока рановато, а спать пока не хочется. На этом разговор за столом затих и все дружно последовали примеру Билла и Рона, которые все это время молча пили чай и ели булочки, приготовленные Флер. Как ни странно, готовила француженка так же вкусно, как и старшая миссис Уизли. Повезло Биллу, который, как оказалось, любил поесть не меньше, чем его младший брат. Гермиона покосилась на Рона и в очередной раз порадовалась тому, что отказалась с ним встречаться: с ее кулинарными талантами она бы точно не смогла его прокормить. Наконец, они допили чай и решили проведать остальных. Первым делом навестили Добби, поскольку Гермиона переживала за здоровье домовика. Стоило ей посмотреть на неестественно бледное лицо эльфа, как девушка вдруг почувствовала раскаяние. Как если бы это она пыталась убить Добби, метнув в него кинжал. Шрам на груди протестующе запульсировал, словно напоминая о том, что она и сама пострадала от рук Беллатрикс. Гермиона, сама не ведая почему, неожиданно спросила Флер о кинжале. Та молча протянула девушке клинок, отмытый от ее и чужой крови. Рукоять кинжала была на удивление теплой, будто ее еще секунду назад сжимали пальцы Беллатрикс. Те самые длинные тонкие пальцы, которые… Гермионе стоило больших усилий не уронить оружие на пол. Вместо этого она замотала лезвие в чистый кусок ткани и осторожно положила в свою сумочку. Она и сама не знала, зачем собирается сохранить его. Разве что… это было единственной вещью, которую подарила ей Пожирательница. Не считая отметин на коже, конечно же. Волну неуместного сейчас веселья удалось подавить. Девушка постаралась, чтобы полубезумная улыбка на ее лице выражала сочувствие и, пожелав домовому эльфу скорейшего выздоровления, первой покинула комнату, в которой он находился. В комнате Луны Гермиона задержалась чуть дольше. Блондинка выглядела как всегда умиротворенной, словно и не было тех долгих дней плена. Хотя, с другой стороны, она так и не покинула комнату, которую ей выделила Флер. Были ли на это какие-то особенные причины? На прямой вопрос Луна лишь покачала головой и ответила, что просто устала. Гермиона украдкой посмотрела на ее руки, но никаких неучтенных меток там не обнаружила. Затем она снова перевела взгляд на лицо блондинки и внезапно обнаружила, что и сама стала объектом изучения. Серо-голубые глаза с нескрываемым любопытством смотрели прямо туда, где под слоями одежды горела метка принадлежности, оставленная Беллатрикс. Гермиона, как могла, успокоила себя тем, что Луне известно это от Флер, но до конца так и не смогла успокоиться: девушка смотрела прямо на то самое место. От этого понимающего взгляда стало не по себе и девушка снова поправила рукава свитера. Что если Луна увидит татуировки и все поймет? К счастью, Гарри не терпелось поговорить с гоблином и Олливандером и они не стали долго задерживаться в спальне девушки. Крюкохват встретил их неприветливо. За все разы, что Гермионе доводилось бывать на Диагон аллее, девушка более-менее привыкла к устрашающим лицам гоблинов, но конкретно этот выглядел совсем уж недовольным. Объяснялось недовольство зеленошкурого тем, что среди прочих травм у него был перелом обеих ног. Чем Пожирателям не угодил обычный банковский работник, Гермиона не знала, а сам гоблин предпочел об этом умолчать. Единственным, о чем он вообще захотел говорить, было исцеление Добби. Мало кто из волшебников считает равными представителей других волшебных народов, но неужели Крюкохват мог хоть на секунду усомниться в том, что они не разделяют точку зрения большинства? Особенно сейчас, когда сама Гермиона по статусу ничем не отличается от того же домовика. Девушка напомнила гоблину о том, что именно ее из всех троих выбрали для допроса. И хотя Беллатрикс обошлась с ней куда мягче, чем ожидалось, Гермиона все равно упрямо заявила Крюкохвату о том, что для Пожирательницы она всего лишь грязнокровка и ничем не лучше того же гоблина. Потому что думать иначе слишком опасно. А уж говорить об этом вслух и подавно. К счастью, гоблин с легкостью поверил словам девушки и согласился наконец перейти к цели их визита. Оказалось, что друзьям было слышно часть допроса, которому подверглась Гермиона. И Гарри неожиданно загорелся идеей выяснить что же такого могла прятать в своем сейфе Беллатрикс. Девушка едва сдержала нервный смешок: после проникновения в Министерство Магии, ограбление банка казалось чем-то вполне логичным. Вот только их возможная цель совсем не внушает оптимизма. Гермиона невольно потерла метку на груди: этой ночью Беллатрикс наглядно продемонстрировала, что не любит, когда берут ее вещи. Мысль о том, что она подумала о себе, как о собственности Пожирательницы, вызвала у девушки гораздо меньше непринятия, чем ожидалось. В конце концов, именно это Беллатрикс и сделала с ней: заклеймила как свою собственность. И несмотря на все возмущения свободолюбивой девушки, она не могла отрицать очевидного: крошечная часть ее была совсем не против этого. Гоблин тем временем тянул с ответом. По его хитрым глазам было понятно, что он вовсе не прочь помочь им с подходом в банк, но Крюкохват упорно продолжал набивать себе цену. В итоге им пришлось уступить и пообещать отдать в уплату за помощь меч Гриффиндора. Оставалось надеяться на то, что прежде они успеют уничтожить им хоркрукс, если он конечно вообще находится в сейфе Беллатрикс. Наконец, разговор с вредным зеленошкурым был окончен и друзья вошли в комнату Олливандера. Когда-то давно, именно в лавке мастера волшебных палочек, Гермиона впервые почувствовала, что попала в сказку. Виноградная лоза и сердечная жила дракона, 10 и ¾ дюйма. В один миг палочка стала для девушки продолжением руки, словно Гермиона наконец обрела недостающую часть себя. Сейчас палочка осталась в Малфой-меноре, в руках той, что с самого утра занимала ее мысли. Тем страннее было обнаружить, что палочка Беллатрикс ощущается почти так же, как и родная. Интересно, Пожирательница чувствует то же самое, когда берет в руки ее палочку? От размышлений девушку отвлек тихий голос мастера волшебных палочек. — Увы, мистер Поттер, под пытками мне пришлось ему все рассказать. Впрочем, я и сам знаю не так уж много. Родство двух волшебных палочек вещь настолько редкая, что об этом ничего не знаем даже мы, мастера волшебных палочек. — Но ведь вы посоветовали ему одолжить палочку у кого-то другого, — напомнил мастеру Гарри: — это ведь должно было решить проблему, но почему-то он все равно не смог меня убить, хотя и пытался. Палочка просто взорвалась у него в руках. — Так и было, — признал Олливандер: — очевидно, та палочка не совсем подошла Тому-кого-нельзя-называть и была ему не до конца предана. Знаете, редко какая палочка легко соглашается сменить хозяина. Да и служат такие палочки, как правило не очень охотно. А возможно роль сыграла и ваша с ним связь. Тот-кого-нельзя-называть был связан со своей палочкой и ваша вполне могла почувствовать родство даже несмотря на отсутствие у него тисовой палочки. Впрочем, теперь об этом бесполезно говорить: ваша палочка безнадежно сломана, а Тот-кого-нельзя-называть вряд ли рискнет снова воспользоваться своей родной. Так что об этом феномене можно забыть. Разве что вам каким-то чудом удастся заполучить тисовую палочку. Вас она будет слушаться не хуже, чем хозяина. — Понятно. А что вы можете сказать об этих палочках? — Гарри показал мастеру две палочки, добытые им в Малфой-меноре. — Боярышник и волос единорога ровно 10 дюймов, принадлежала Драко Малфою. Вы ведь добыли ее в бою? Тогда она должна признать ваше превосходство. А это каштан и сердечная жила дракона, 9 и ¼ дюйма. Меня заставили ее сделать практически сразу после похищения для Питера Петтигрю. Одна из тех, кто легко меняет хозяина, что обычно не свойственно палочкам с этой сердцевиной. Очевидно дело в хозяине. — А эта? — Гермиона протянула палочку, которую отняла у Беллатрикс. — Грецкий орех и сердечная жила дракона, 12 и ¾ дюйма. Такая же жесткая и своенравная как и ее хозяйка, Беллатрикс Лестрейндж. Не удивлюсь, если вы даже Люмос не с первой попытки сможете сотворить. Гермиона скромно потупила глаза: она с помощью этой палочки смогла наколдовать нечто серьезней Люмоса. Хорошо, что мальчики были слишком заняты и ничего не заметили. Тем временем, Гарри принялся расспрашивать Олливандера о Старшей палочке из сказки барда Бидля. Олливандер подтвердил, что ему известно о существовании Старшей палочки, но ничего нового не сказал. О Дарах Смерти он не знал вовсе: его никогда не интересовали сказки. Наконец, Гарри удовлетворил свое любопытство и они с Роном попрощались с Мастером. Гермиона же решила немного задержаться. Пожалуй, Олливандер был единственным человеком, которого она не боится расспросить о странной связи между ней и Беллатрикс. — Скажите, Мастер, вы говорили о том, что палочки с сердечной жилой дракона неохотно меняют владельцев. Но чисто теоретически может ли быть такое, чтобы другая палочка с такой сердцевиной слушалась меня так же хорошо? — Знаете, мисс Грейнджер, это довольно непростой вопрос. Обычно из одного сердца дракона для сердцевины волшебных палочек подходит три-четыре жилы, но при этом ни одна из них не будет считаться родственной. Так же дело обстоит и с волосом единорога и перьями феникса. Для того, чтобы между палочками появилось родство, нужно нечто большее. Нужно, чтобы между волшебникам, которых выберут эти палочки была сильная духовная связь. Конечно, связь между палочками появляется в момент их создания, а это может быть задолго до появления на свет волшебников, которые им предназначены. Я намеренно утаил эту информацию от мистера Поттера, поскольку его это может расстроить. Что же касается вашего вопроса: я помню все волшебные палочки, которые продал и могу с уверенностью заявить, что у вашей палочки увы, нет родственной. — Но как же тогда объяснить то, что я с легкостью колдую палочкой Беллатрикс Лестрейндж? — В самом деле? Это довольно странно, учитывая, что в ваших палочках находятся жилы совершенно разных драконов: у палочки Беллатрикс Гербидского черного, тогда как у вашей Новозеландского опалового глаза. Я бы сказал, что между этими двумя палочками связи не могло возникнуть в принципе. Разве что… Происходило ли что-нибудь странное до того, как эта палочка перешла к вам? — Ну, мы не сражались на дуэли, если вы об этом. К тому моменту, как Беллатрикс решила поговорить она забрала мою палочку у егерей и спрятала… куда-то, — Гермиона почти не запомнила этот момент, потому что старательно пыталась не обращать внимание на то, что осталось от егерей: — а потом она наслала на меня круциатус, ранила кинжалом и прижгла рану. А потом появились Гарри и Рон, Добби свалил люстру и я смогла освободиться и забрать палочку. — Меня интересует момент с прижиганием раны. На палочку попала ваша кровь? — Думаю да. Рана была достаточно глубокой и кровь точно была. Что-то могло попасть и на палочку. — В таком случае, все понятно. Произошла кровная привязка, в результате которой вы стали хозяйкой этой палочки. Обычно привязку практикуют в семьях чистокровных волшебников, поскольку считается, что таким образом связь между волшебником и палочкой становится крепче. Я даже удивлен, что Беллатрикс Лестрейндж не сделала привязку на себя. — А что было бы, если бы сделала? — спросила Гермиона как можно более равнодушно, хотя чисто интуитивно знала, что ответ ей не понравится. — Полагаю, палочка бы образовала связь с вами двумя, в результате чего между вами и миссис Лестрейндж возникла бы духовная связь, подобная той, что связывает владельцев родственных палочек. Но, разумеется, это лишь теория, на практике я с таким не сталкивался. — Но что же делать в таком случае? Как разорвать духовную связь, о которой вы говорите? — О, моя милая, боюсь это совершенно невозможно.***
Невозможно. Невозможно. Невозможно. Последнее слово, сказанное Оливандером казалось навсегда отпечаталось в ее сознании. Гермиона усилием воли подавила желание закрыть уши, точно зная, что это не поможет. Они с Беллатрикс навечно связаны неразрывной связью, как если бы с самого рождения были предназначены друг другу. Предназначены. Опять чертовы пророчества. Золотистая вспышка на секунду слепит, заставляя прикрыть глаза. К счастью, это не внезапное нападение Пожирателей, а всего лишь луч солнца, отразившийся от хрустального шара. Самая бесполезная штука в мире. Сколько бы Гермиона ни смотрела, она так и не смогла разглядеть там ничего, кроме тумана. Вот и сейчас, густой туман клубится внутри, становясь все чернее, пока не складывается в знакомую фигуру. Ну конечно, этого следовало ожидать. Гермиона резким движением руки сбрасывает шар со стола и вскакивает на ноги. На нее с недоумением смотрят друзья и мошенница Трелони. — Полный бред! — разбираться, почему ей снится именно этот день, нет никакого желания. Поэтому скорее вниз, пока не произошло что-нибудь ужасное. — Я всегда знала, что вы не способны любить, — доносится вслед крик Трелони. Гермиона едва сдержала нервный смешок. Очевидно, именно из-за неспособности любить, она теперь навечно связана с психопаткой, которой любовь не нужна в принципе. Просто прекрасно. — Далеко собралась, сладкая? — послышался за спиной знакомый голос. Девушка подавила стон отчаяния: видеть Пожирательницу очень не хотелось. Именно поэтому она подошла к ближайшему окну, чтобы сделать вид, что любуется пейзажем. Спиной она почувствовала, что Беллатрикс подошла к ней вплотную, но мужественно решила не оборачиваться и не реагировать на провокации. Горячее дыхание опалило шею и девушка крепко вцепилась пальцами в подоконник, чтобы не упасть. Казалось, еще немного, и тело предаст ее, став податливой глиной в руках Пожирательницы. — Неужели ты прогуливаешь уроки? Я и не подозревала о том, что ты у нас плохая девочка,— прошептала прямо на ухо Беллатрикс. Правой рукой она приобняла девушку и провела ладонью сверху вниз. Гермиона неожиданно почувствовала, что из всей одежды на ней остались только ботинки и мантия. — Как ты это сделала? — плевать на то, что она хотела ее игнорировать, сейчас надо понять, на что Пожирательница вообще способна. — Ну, это же сон, сладенькая. Здесь не нужна волшебная палочка. Только немного воображения, знание окклюменции и ты можешь делать что угодно, — обе руки Беллатрикс проникли под мантию и принялись искать чувствительные местечки на ее коже. — Зачем тебе это все? — хриплым от возбуждения голосом спросила Гермиона. — Это? — переспросила Беллатрикс, сильнее сжимая левый сосок: — А почему бы и нет? Я слышала, как ты кричишь и стонешь от боли, сейчас хочу, чтобы ты стонала и кричала от наслаждения. — С чего ты взяла, что у тебя это получится? — ровным голосом ответила Гермиона, стараясь сфокусировать взгляд. Перед глазами все плыло, но девушка решила приложить максимум усилий, чтобы не дать Пожарательнице то, чего она хочет. — Каждый нерв твоего тела сейчас напряжен,— ответила Беллатрикс, едва ощутимо касаясь губами ее шеи: — Я могу сыграть на тебе как на арфе и поверь, сладкая, это будет самая лучшая мелодия в твоей жизни. — Что-то я сомневаюсь, — хриплым шепотом ответила Гермиона, чувствуя, как руки Пожирательницы скользят по ее животу вниз, медленно подбираясь к самому сокровенному: — у тебя есть музыкальный слууух. Нечестно кусать за шею! — Ммм, — протянула Беллатрикс, продолжая покусывать ее кожу. Когда она наконец отстранилась, Гермиона осознала, что на месте укуса появился очередной засос. Гораздо больше, чем предыдущий: — А я не обещала, что буду играть на тебе честно. Пожалуй, стоит тебя повернуть, я хочу увидеть твое лицо в момент оргазма. Гермиона не успела ничего ответить, как оказалась повернута лицом к Пожирательнице. Едва заметный взмах руки, и девушка уже сидит на подоконнике. Могущество Беллатрикс неоспоримо. Во сне Гермиона действительно беспомощна против старшей волшебницы. Зато девушка наконец получила возможность рассмотреть Пожирательницу. И сказать, что она удивлена ее внешним видом, это не сказать ничего. На этот раз Беллатрикс изменила привычному черному платью и предпочла ему подобие школьной формы. Тяжелые черные ботинки на толстой подошве смотрелись на удивление женственно. Очевидно, из-за контраста с белыми гольфами до колен. На этом список приличных вещей на Пожирательнице заканчивался. Короткая форменная юбка скорее была похожа на очень широкий пояс. Наверное, стоит Беллатрикс слегка наклонится и сзади откроется потрясающий вид на ее трусики. Если на ней вообще есть нижнее белье. Потому что судя по напряженным соскам, которые Гермиона разглядела через полупрозрачную блузку, девушка в этом не уверена. И даже слизеринский галстук, который должен был придать образу хоть немного официальности, смотрится так возбуждающе, что Гермиона невольно сглатывает слюну, когда задерживает на нем свой взгляд. — Нравится? — правильно истолковала ее взгляд Беллатрикс: — Ну конечно нравится, иначе и быть не может. Пора бы и для меня обеспечить хороший вид, ты так не думаешь? Взмах руки и мантия, что до этой секунды скрывала девушку от обжигающих взглядов Пожирательницы, распахивается, открывая той шикарный обзор на сделанные ею же метки и, что самое отвратительное, на напряженные соски Гермионы. Судя по хищной улыбке на лице Беллатрикс, говорить что-то о сквозняках сейчас бесполезно. Пожирательница подходит еще ближе и ее ноги оказываются между разведенных бедер девушки. Гермиона тонет в обжигающем взгляде ореховых глаз и невольно облизывает нижнюю губу. Беллатрикс наклоняется, продолжая смотреть ей в глаза, останавливается в паре сантиметров от ее лица и выдыхает прямо в губы. — Если ты рассчитываешь сегодня получить удовольствие, самое время проявить инициативу. — Почему? — шепчет Гермиона, не пытаясь отстраниться, но и всеми силами стараясь не податься вперед, чтобы наконец прикоснуться к желанным губам своими. — Потому что так у тебя не будет оправдания, сладкая, — отвечает Беллатрикс и, слегка качнувшись вперед, позволяет их губам на секунду соприкоснуться. А затем возвращается в прежнее положение, позволяя Гермионе самой решать что делать. Вот только поцелуи Беллатрикс подобны самому ядовитому наркотику. Стоит попробовать хоть немного и ты уже просто не сможешь остановиться. Будешь целовать до тех пор, пока яд не сожжет дотла последнюю капельку крови в твоих венах. Гермиона сама тянется за поцелуем и первая же размыкает губы, впуская в свой рот язык Пожирательницы. Ее пальцы путаются в шелковых локонах темных волос и какая-то ее часть радуется тому, что после этого прическа Беллатрикс перестанет быть такой идеальной. Словно девушка обрела над старшей волшебницей какую-то власть. Когда же Пожирательница разрывает поцелуй, она не может сдержать стона сожаления. Вдвойне обидно потому, что жалеет именно Гермиона. Наверное, стоило разорвать поцелуй первой, чтобы самой вызвать такую реакцию у Беллатрикс. — Просто решила, что ты захочешь немного поиграть, — снизошла до объяснения Пожирательница: — Думаешь, я не заметила как ты на меня смотришь? Мне идет школьная форма, правда? — Это не школьная форма, — возразила Гермиона. Если бы Беллатрикс появилась на занятиях в таком виде, думать об учебе не смогла даже она, не говоря уже обо всех остальных. — Да? И что ты сделаешь, оштрафуешь меня? Подойдешь ко мне в темном коридоре, — руки Беллатрикс неожиданно начали расстегивать блузку Пожирательницы: — Прижмешь меня к стенке: — волшебница резким движением распахнула блузку, открывая вид на обнаженную грудь, которую до этого та с переменным успехом скрывала: — И снимешь с меня: — Пожирательница взяла руки Гермионы в свои и положила ее ладони себе на грудь: — Сколько? — Пятнадцать, — тихо ответила Гермиона, слегка поглаживая мягкие полушария: — Это максимум. — А ты у нас не любишь останавливаться на полдороги, верно? — усмехнулась Беллатрикс, медленно поглаживая внутреннюю сторону ее бедра, а затем резко поднимаясь выше: — Значит и я не стану. Гермиона прикусила нижнюю губу, чтобы не застонать. Сейчас это было единственное, что она могла сделать чтобы хоть немного противостоять натиску Пожирательницы. Часть сознания девушки все еще осознавала, что Беллатрикс враг, способный если не убить, то серьезно покалечить. Но руки помимо воли продолжали поглаживать нежную кожу, которую до безумия хотелось попробовать на вкус. Беллатрикс в очередной раз напрочь забыла о нежности. Ее палец сильно надавил на клитор в то время как еще один резко проник в девушку на всю длину. То, что это лишь начало, Гермиона поняла, когда к одному пальцу добавился второй. Пожирательница ненадолго замерла, давая ей возможность немного привыкнуть, а затем толкнулась сильнее. Гермиона почувствовала, что еще немного и она не сможет сдержать стон удовольствия. Беллатрикс действовала так идеально, как будто чувствовала ее тело как свое. Или, что более правдоподобно, читала в мыслях девушки все ее потаенные желания и моментально выполняла их. Как бы там ни было, но гордость не позволяла гриффиндорке просто сдаться и стать для Пожирательницы всего лишь инструментом, использовав который она просто отбросит его за ненадобностью. В конце концов, в эту игру могут играть двое. Гермиона потянула зеленый галстук, заставляя Беллатрикс наклонится вперед. Нежная кожа на вкус оказалась еще приятнее, чем на ощупь. И пожалуй, теперь она лучше понимает Пожирательницу с ее любовью помечать собственность. Аккуратный засос в паре сантиметров от левого соска выглядит чертовски правильно. У нее нет никакого права оставлять на идеальной коже никаких отметин. Гермиона чувствует это на подсознательном уровне и потому с удовольствием нарушает это негласное правило. Оскверняет чистокровную святыню своими грязными посягательствами и клеймит ее чистейшую тьму своим светом. Точно так же, как Беллатрикс поступила с ней самой. Она уже смирилась с тем, что проиграла. После всего того, что между ними произошло, Гермиона уже не станет прежней. Но это вовсе не означает того, что изменится она сама. Беллатрикс хочет услышать ее стон? Прекрасно. Но не раньше, чем прозвучит ее собственный. Язык медленно танцует вокруг напряженного от возбуждения комка плоти. Узоры, которые она выводит, подозрительно напоминают древний забытый всеми алфавит, на котором написано мощнейшее заклинание, способное свести богов с ума. Иначе как еще объяснить то неукротимое пламя, которое Гермиона замечает, когда Беллатрикс тянет ее за волосы, заставляя поднять голову вверх, чтобы тут же впиться в ее губы поцелуем. Лишь краем сознания девушка все еще помнит о своем безумном плане и потому в то время, как она наслаждается губами Пожирательницы, ее руки продолжают играть ее с напряженными до предела сосками. Беллатрикс все же не выдерживает и стонет прямо в их поцелуй. Какое-то время они просто наслаждаются происходящим, пока Пожирательница вдруг не разрывает поцелуй. Улыбка на припухших губах выглядит еще страшнее, чем обычно, а огонь в глазах грозится сжечь дотла их обеих. К огромному неудовольствию Гермионы, Беллатрикс убрала свои руки, а затем неожиданно присела так, чтобы ее лицо оказалось между разведенных бедер девушки. Хитрый взгляд ореховых глаз, и Гермиона понимает, что ничего не знала о древних заклинаниях. То, что сейчас творит с ней язык Пожирательницы ни в какое сравнение не идет с ее жалкой попыткой одержать верх. Каждым своим движением Беллатрикс подводит ее к острой грани бесконечного удовольствия, чтобы тут же снова отстранится и довольно посмотреть на нее своими дьявольскими глазами. И хотя сейчас она смотрит снизу вверх, девушка отчетливо понимает, кто главный в этой ситуации. Гермиона беспомощно кусает нижнюю губу, не замечая, что уже прокусила ее до крови и, не отрываясь, смотрит в ореховые глаза. Ей хочется, чтобы их огонь наконец сжег ее дотла, но Пожирательница раз за разом оттягивает этот момент, словно чего-то ждет. И Гермиона не может не понимать, чего именно. — Пожалуйста, — хрипло шепчет девушка, понимая, что готова умолять, стоя на коленях. — Имя, сладенькая, — так же хрипло отзывается Пожирательница. Судя по всему, она сама с трудом сдерживается, но продолжает стоять на своем: — Ты должна понимать, кому принадлежишь. — Беллатрииикс, — стонет Гермиона, в то время, как язык волшебницы проникает в нее и резко двигается туда-обратно. Мир моментально перестает существовать, исчезнув в ослепляющей вспышке белого света. Кажется, она и сама исчезла вместе с ним. По крайней мере, на какое-то время Гермиона перестает чувствовать что-либо, кроме неземного блаженства. Когда она приходит в себя, первое, что она видит, голодный блеск потемневших от возбуждения глаз Беллатрикс. Не дав себе ни секунды на раздумия, она тянет Пожирательницу вверх, чтобы поцеловать. Гермионе плевать, что ее нижняя губа все еще кровоточит, а на губах волшебницы остался ее собственный вкус — их поцелуй все равно получается ядовито-сладким. Спустя какое-то время Беллатрикс все же находит в себе силы ненадолго оторваться от ее губ. Не сильно, всего на пару миллиметров. — Моя, — довольный шепот в самые губы. И хотя в одном ее слове скрыто так много торжества, это явно не то, о чем Беллатрикс стала бы кричать. Это слово только для них: очередная печать собственности и в то же время обещание чего-то большего. Гермиона молча целует волшебницу. Она пока не способна признать свое поражение, пусть в глубине души уже приняла его. К счастью, Беллатрикс пока не нужно ее признание: ей достаточно чувствовать ту страсть, с которой Гермиона ее целует. Впрочем, это вовсе не означает, что девушка ограничится только поцелуями. Ей ведь позволено немного поиграть, верно? Рука Гермионы медленно скользит вниз. К серьезным подвигам она пока не готова, но совесть не позволяет оставить Беллатрикс без удовольствия. Никакого белья под юбкой, ожидаемо, не оказывается и потому ничто не мешает ей осуществить задуманное. Пара осторожных движений и вот ее палец беспрепятственно скользит внутрь. Беллатрикс настолько возбуждена, что с легкостью принимает в себя сразу два пальца, пока третий надавливает на ее клитор. Гермиона делает все то же самое, что делала с ней Пожирательница. Не проходит и двух минут, как ту накрывает мощнейшим оргазмом. Значительная часть удовольствия передается и Гермионе. Страстного поцелуя и осознания того, что она только что сделала, хватило для того, чтобы мир снова исчез в ослепляющей вспышке света. На этот раз, к огорчению девушки, золотой. Даже не открывая глаза, Гермиона уже знала, что увидит перед собой только белоснежный потолок спальни в коттедже Ракушка. И это обстоятельство ее, как ни странно, сильно огорчало.