Переломный момент

Энакин внимательно всмотрелся в лицо Асоки и сильно заволновался, увидев на нем слезы. А ещё ужасную боль, что была в её взгляде, такую отчаянную, что становилось не по себе от желания поскорее избавить девушку от этого страдания. — Что такое, Шпилька? Кто-то успел обидеть тебя? — спросил Скайуокер, не убирая руки с её лица и положил вторую ей на плечо, мягко погладив, спускаясь на спину, тем самым приближая к себе. Асока не стала противиться, слишком велик был душевный груз, накопившийся за месяц и всё предыдущее время, чтоб продолжать носить его самой. Она снова опустилась на диван рядом с Энакином и тот, заведя ей за спину уже обе руки, обнял её и крепко, но бережно прижал к себе, таким образом, чтобы лицо Тано прижалось к его груди. Асока уже вовсю всхлипывала и щедро промачивала слезами тунику джедая. Табард и робу он снял ещё в прихожей, оставшись в одной только нижней рубашке коричневого цвета. От неё пахло машинными маслом, металлом и немного потом, но Асоке было не неприятно, а наоборот как-то уютно и будто по-родственному тепло. Как будто домой вернулась, вот только есть ли у неё дом? Есть ли на свете хоть одно место, которое она по праву может назвать так? Нет, скорее всего, нет. Из храма её выгнали, даже не разобравшись толком. В деревне на Шили давно уже живут чужие и нет там никого, кто хотя бы помнил бы её. Эта квартира и вовсе никогда не была её, всего лишь съёмное жилище, временное. И нет у Асоки в этом мире ничего и никого. И вся она сама пустая, лишняя и ненужная тут, в этой холодной чужой галактике, где каждый только и норовит обидеть и побольнее ущипнуть. И даже тем, кого она всем сердцем любила, тогрута по итогу оказывалась не нужна. Лаксу, Магистру Пло, Энакину скорее всего тоже. О чем ему говорить с неумелой Тано, что его только позорит и подставляет. Рыдания стали ещё горше. Энакин пока ничего не говорил, только обнимал её и продолжая гладить по спине и по лекку, изредка вытирал ей слезы. Он знал, что эмоции должны выйти, а после Асока сама обо всем расскажет. Такой уж она была, по крайней мере раньше. А сейчас... Энакин даже и не знал как теперь себя с ней вести. И даже, о ужас, скорее всего и в любви ей никогда не признается. Просто не представляет как. Асока же не просто обычная рядовая девушка, с которой можно не заморачиваться и создав романтическую обстановку, сказать стандартный набор слов, как это делали его товарищи. Тут случай особый, Тано его друг, самый близкий, нет, даже больший, она поверенная всех его дел, даже сердечных, тут не отделаешься простым и банальным: Я тебя люблю. Ну скажет он так, а она и ответит: Я тоже тебя люблю, учитель. Асока часто говорит так. Впрочем, не о том сейчас думать надо, сначала следует успокоить её, а не наслаждаться ощущением тепла ученицы на своей груди и приятной силой объятий тонких оранжевых рук. А между тем слезы немного утихли и Асока, не отрывая лица от него, хрипло проговорила сквозь всхлипы: — Зачем меня приняли обратно? Для чего? Кому стало лучше? Я тупая, бесполезная дура! Ничего не умею и никому не нужна! Лишняя! Ненужная! Чужая! Скайуокеру просто невыносимо было это слушать. Каждое слово ударяло по нервам и по душе огненной болью. Да как она может так говорить? Она, та, кто ему дороже всех, ближе которой у него сейчас не осталось. — Асока, родная моя, перестань, я вовсе не думаю о тебе ничего такого — как можно ласковей произнёс мужчина, не отпуская её — Да ты гораздо лучше многих. Нет, всех в Ордене. Ты честнее, правдивее, а главное, лучше других знаешь, что это такое страдать и бояться потерять то, что дорого. Так же, как я теперь боюсь, что ты уйдёшь. Снова выйдешь за ворота Храма и исчезнешь в закате и я больше никогда не увижу тебя. Не уходи снова. Я не выдержу этого второй раз. Энакин говорил так горячо и так правдиво, что называется, от самого сердца, зная, что вот сейчас, в эту самую минуту от его лица говорит сама истина. И имя ей любовь. Асока услышала, а вернее почувствовала сказанное другим сердцем своим. И оно откликнулось, заставив приподнять лицо и задеть носом подбородок Энакина, попав прямо по ямочке на нем, которую Асока давно хотела потрогать. А сейчас, поддавшись порыву, подняла лицо ещё выше и уже сознательно потерлась об неё носом. Скайуокер наклонился ещё ниже и губы его тотчас невольно коснулись других, мягких и податливых, приятного карамельного цвета. Асока почувствовала это тёплое, родное прикосновение и не стала отстраняться. А Энакин, когда заметил это, прижался к её губам посильнее, хотя и бережно. Тано попробовала ответить, пока нерешительно, боясь ещё поверить происходящему, но постепенно укрепилась в уверенности, что её не бросят и Энакину это не менее приятно, чем ей. И поцелуй стал набирать обороты. Он был тёплым, нежным и успокаивающим. Губы Асоки хранили ещё солёный вкус недавней боли, но постепенно он сменялся на другой, сладкий, похожий на взаимное чувство. И немного осмелев, Энакин, в очередной раз погладив Асоку по спине, чуть приподнял её рубашку, проведя пальцами по обнаженной коже, она отозвалась легким тремором и губ его коснулся блаженный выдох. Тогда второй рукой Скайуокер начал медленно расстегивать пуговицы на фланелевой ткани бежевой рубашки, соизмеряя каждое движение с реакцией тогруты, чтобы не отпугнуть её. Асока не сопротивлялась, а даже помогла, распрямив плечи, отчего рубашка упала вниз и теперь уже Энакин касался лишь тёплой оранжевой кожи. Руки гладили её, а губы касались лица, изучая каждую черту, спускаясь по шее к ключицам. Язык прошёлся от основания правого лекку до небольшой ямки между ключиц, прикосновение к которой вызвало стон наслаждения. А когда Энакин увидел то, что ниже, его разум просто перестал принадлежать ему. Грудь Асоки оказалась именно такой, как ему представлялось, небольшой, но упругой и очень приятной на ощупь. И наклонив голову, Скайуокер легко поймал губами нежный вишневый сосок, растаявший на его языке. Второй оказался ещё отзывчивей, а теснота внутри брюк только сильнее возросла. Асока, уже окончательно уверившаяся в том, что всё реально, протянула руки и развязала пояс туники своего возлюбленного и засунув пальцы под её свисающий край, впервые коснулась упругих мышц, проводя вверх, отмечая гладкую линию пресса и грудной клетки. — Смелее — шепнул Энакин ей в губы и после помог снять с себя тунику. Свобода действий постепенно опьяняла тогруту, заставляя наконец поверить в то, что давно желанное теперь наконец-то у неё есть. Только у неё и для неё одной. Руки гладили плечи, спину, проводили вниз от крепкой груди к плоскому животу. На застёжке штанов немного замялись. На самой же Асоке были сейчас только обтягивавшие лосины, которые на определённом участке успели намокнуть, а так же хотелось избавиться от них, что Энакин и сделал, стянув резинку с её талии и вскоре Асока осталась перед ним совершенно обнаженной. Скайуокер увидел, что Тано немного смутилась, явно подумав, что Энакин сейчас рассматривает её и даже неосознанно попыталась прикрыться руками, но он мягко положил руки ей на плечи и шепнул, касаясь губами монтраллов: — Не бойся, я не причиню тебе ничего ужасного, доверься мне. Я прошу. И я постараюсь, чтобы ты была счастлива. Ведь я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, учитель — шепнула в ответ Тано, позволив Энакину уложить себя на диван, спиной и головой на мягкую подушку. После этого он навис над ней, покрывая новой волной поцелуев лицо и тело Асоки. Дыхание сбивалось, когда он ловил губами её соски, лаская их. А когда Скайуокер дошёл до живота и спустился ниже, Тано вдруг замерла, предчувствуя, что сейчас что-то произойдёт, нечто такое, просто из ряда вон. И не ошиблась, когда почувствовала, что Энакин легко развёл в стороны её колени и вдруг наклонившись, прижался губами к самому чувствительному участку тела Асоки. К самому лону, нежному и податливому, с готовностью сократившемуся под лёгкими движениями горячего языка. Он плавно поднимался вверх, от кромки входа к смыкавшимся верхним губам, возле которых располагалась маленькая горошина, вокруг которой язык стал совершать неспешные прикосновения. Энакин ласкал её нежно и медленно, стараясь доставить как можно больше удовольствия этой настрадавшейся душе и Тано хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Но вот её всю окутала мягкая волна тепла, поднимавшаяся от кончиков пальцев и выше, охватывая сознание и вызывая приятную дрожь. Никогда Асока ещё не ощущала ничего подобного, никогда ещё её душе не было так хорошо и спокойно, как сейчас, в крепких надёжных объятиях прижавшегося к ней мужчины. Того, который действительно любит. Ту, которая никогда его не предаст. Дыхание восстановилось и Скайуокер опять устроился поверх Тано, на этот раз касаясь губами верхних, а вовсе не нижних губ тогруты, а в лоно её плавно погрузился ствол его мужественности. Асока с готовностью приняла его, обхватывая своим шелковистым жаром и двигаясь навстречу, обнимала Энакина, блаженно постанывая от нарастающего наслаждения. После этого решилась попробовать нечто иное и поднявшись вынудила Энакина перевернуться и теперь уже она устроилась сверху, не выпуская его ствол из своей сладкой глубины. Уперев руки ему в плечи, Асока раскачивалась и наращивала темп, позволяя Энакину трогать свою грудь и ловить её губами. Но когда он почувствовал близость финала, то вновь перевернулся и с тяжёлым выдохом излился вовнутрь горячего лона, глядя в любимые и любящие глаза, чувствуя ответное счастье... И только звезды за окном знали то, что теперь им уготовано.