Переломный момент

Врач пришёл примерно через час после того, как Асока проснулась. За это время она уже успела осмотреть палату с её немногочисленными предметами обстановки и вдоволь наслушаться хриплого дыхания соседок, находившихся на аппаратах. Оно было назойливым, не давая от себя отрешиться, и даже при таком состоянии полной апатии и безразличия, тогрута начала ощущать глухое раздражение. Впрочем это было единственным её чувством, пробивавшимся сквозь холодную пустоту и совершенную безнадёжность. Скажи сейчас кто, что ещё совсем недавно Асока Тано была весёлой, бойкой девчонкой, всегда и ко всему подходящей с юмором и энтузиазмом, разряжая тяжёлую ситуацию шуткой. Которая всегда шла в бой, смеясь в лицо опасности, не боясь никого и ничего. Где же она теперь? Или вот это вот болезненно похудевшее существо с потухшим взглядом, безучастно смотревшим в стену, почти не разговаривая и было ею? Нет, в эту правду невозможно было поверить и ещё труднее принять. Однако эта правда была единственной и другой сейчас не было. Заняться в палате особо нечем, книги Асока с собой не взяла, а датапад был наглухо разряжен и сейчас подзаряжался, соседки были бесчувственными и не могли разговаривать и поэтому единственное, что Тано сейчас могла, это просто лежать и думать. Точнее, хотела думать, но не получалось, однообразная обстановка давила, запах лекарств и дезинфекции угнетал. Но даже при таких условиях Асока заметила, что эта больница, куда её забросила ночная Скорая не имела ничего общего с тем медцентром, в котором её чуть не убили, поставив неверный диагноз. Напротив, она была его полным антиподом, никаких современных интерьеров и благоустроенности, только обшарпанность и скучное однообразие бесцветности бесплатной медицины. Персонал не улыбался и лишь автоматически выполнял свои обязанности. Но за то здесь ставили верные диагнозы и боролись за пациента, а не за возможность выхватить побольше из его кошелька. Это не могло не вызывать уважения и потому Асока не высватывала никому здесь своих мыслей, да и неинтересны они были никому, врачи приходили не разговаривать, а узнать каково её самочувствие. В этот первый визит к ней в палату врач сказал, что Асока чудом избежала смерти, что пролежи она ещё недолго и спасти её было бы невозможно, погибший внематочный плод просто окончательно прорвал бы маточную трубу и тогрута погибла от потери крови, а может ещё и от заражения, ибо в крови Тано оказалось рекордно-высокое содержание С-реактивного белка — показателя наличия воспаления. Но теперь всё было позади, врачи успели вовремя, конечно, Асоке предстоит долгое восстановление, в течении минимум двух недель, но жизнь её теперь вне опасности, а в дальнейшем, если захочет, она с легкостью может повторить попытку родить ребёнка. Когда врач напомнила о нем, Асока не выдержала и ненадолго утратив безразличие ко всему, резко села на кровати и громко выкрикнула, не узнавая своего голоса: — Но этого ребёнка уже не будет! Тот будет уже другой! Совсем другой! Не этот! Мой сын никогда не родится! Никогда! Потом бессильно упала на подушку, во щекам потекли слезы, но не те, что облегчали душу, а те, что заставляли её рваться на части. — Не стоит плакать, тебе вредно так переживать — сказала ей врач и неожиданно обняла Асоку. Она понимала, что значит потерять ребёнка и от души сочувствовала молодой тогруте, но помочь ей не могла ничем, как и никто другой. Только время способен вылечить эту рану. Только оно. Другие дни прошли очень похоже на этот. Ранним утром приходил врач, спрашивал о состоянии и осматривал, следом являлся дроид-медбрат и ставил капельницу с антибиотиком, питательной жидкостью и поддерживавшим препаратом, всего четыре банки за один раз. Сидеть Асоке было нельзя, вставать тоже не разрешали, могли разойтись швы и потому большую часть времени Тано проводила лёжа, уставившись в датапад. Было одиноко и безумно скучно, как тут не испытывать пустоту и не думать о том, что хорошего больше не будет, оно осталось в прошлом. Связи с внешним миром не было никакой, единственное, что Асока сделала, это попросила у врача связное устройство, чтобы позвонить в мастерскую, сказать, что её не будет недели две по болезни, но больше о том, где она не знал никто. К тому же в палате реанимации голонет не ловил, оставалось только читать ранее скаченные книги и играть в игры. А ещё думать, много думать и всё об одном. О том, кто даже и не знает, наверно, что Асока здесь и как ей плохо сейчас. И вообще и без него. В реанимации Асока провела четыре дня, потом её перевели в палату. Там было чуть лучше, по крайней мере тем, что стены были покрашены в приятно-розовый цвет, а кровать была у окна, в которое можно было смотреть. Вид был, конечно, так себе, всего лишь соседний дом и часть двора, но тем не менее это лучше, чем смотреть на умирающих соседок, тела которых вынесли из палаты с разницей в день. Одна умерла ночью, вторая следующим вечером. Асока видела её смерть и искренне сожалела, почему она пришла не к ней. Но вот в новой палате соседок было уже четверо и все выглядели вполне бодрыми и умирать точно не собирались. Теперь такие мысли всё чаще возникали лишь у Асоки. Голонет начал работать и первым делом она зашла в соцсеть и оставила на своей странице сообщение о том, что она в больнице, умышленно не сообщив диагноз и адрес, надеясь, что их спросят те, кто ответит ей. Тот, кто ответит. Сперва пришли несколько сухих коротких сообщений от старых приятелей, желавших выздоровления, следом пришло одно, более подробное и очень волнительного, от того, кто всегда дорожил вниманием Асоки, того, с кем она провела много времени и о ком часто думала. Однако, сердце её не забилось чаще, а душа не замерла в нежном трепете, а лишь досадливо поморщилась. Ведь имя написавшего было Корки, а вовсе не Лакс. Следом за одним его сообщением пришло и другое, спрашивающее подробности и часы приёма. Асоке пришлось в категоричной форме заявить, что она не желает никого видеть и приходить к ней не нужно. Тот попытался ещё настоять, но та была непреклонна. Пришлось отступить. Но основной удар ждал впереди — Лакс написал ей. Под вечер и совсем коротко, что просто желает ей выздороветь. И всё. Асока ответила и попросила прийти, но в ответ был чёткий отказ, в итоге, потратив много нервов, она уговорила его завтра прийти. Это слегка подняло настроение и Тано впервые за долгое время улыбнулась и даже поговорила с соседками, чего делать изначально не планировала. Она так радовалась, что Лакс придёт, а приворот подействовал, что совершенно не сомневалась, что теперь жизнь переменится к лучшему. Ведь худшего, чем было уже наверняка нет. «Нет, есть» — подумает Асока завтра, уже с утра готовясь к приходу Бонтери, она смотрела на дверь с немым ожиданием ещё задолго до того, как начались часы приёма, до того хотелось его увидеть и сказать как тяжело и как плохо ей было в разлуке с ним. А он тогда обнимет её, прижмёт к себе и никогда более не отпустит, потому, что теперь, когда возникла серьёзная опасность потерять Асоку, он понял, каким дураком был и не совершит больше такой ошибки. Это воодушевляло и вселяло уверенность того, что так и будет. Уверенность, которая, дойдя до пика, начала медленно идти на спад, когда время приблизилось к четырём, а дверь палаты так и оставалась намертво закрытой. Нет, приходили врачи, меддроиды, посетители к соседкам. Но к Асоке не пришёл никто и даже не написал о том, что не явится. Первое сомнение в этом превратилось в уверенность, когда закончились приёмные часы, а Лакс так и не явился. Она зашла в соцсеть и увидела, что Бонтери невозмутимо сидит там и ставит себе весёлые статусы. В другое бы время Асока обозлилась, но сейчас просто впала в недоумение. Вчера он подробно спросил всё — и адрес и номер палаты и время. Лишь для того, чтобы не явится? Она написала ему, а в ответ получила лишь уведомление от оператора: «Пользователь добавил вас в чёрный список». Поиздевался. Дал надежду, чтобы отнять. Поманил и оттолкнул. Бессовестно и бесчеловечно. Таким ли должен быть слуга и защитник своего народа? Асока была просто раздавлена и морально уничтожена. Мир, едва показав ей снова свои яркие краски, тут же опять окрасился в однотонно-серый. Цвет полного отчаяния и тоски. «Он даже не узнал, с чем я сюда попала и кто мог бы у нас родиться» — думала Тано, отвернувшись к стене, слезы текли из закрытых глаз. Не хотелось ничего знать и никого видеть. А завтра стало лишь хуже. Страничка мага, обещавшего приворот, была заблокирована, а в её виртуальной группе пестрели сотни отрицательных и возмущённых отзывов, обвинявших её в шарлатанстве и требовавшись вернуть потраченные деньги. Значит и это было напрасно. И нет бы успокоиться на этом и сделать то, что нужно было сделать давно — избавиться от попыток вернуть того, кому не нужна и начать назло ему новую счастливую жизнь, Асока предпочла совершенно обратное — начала штудировать страницы других магов и спрашивать их всех о возможности приворота. Целые дни она теперь посвящала этому и только этому. Даже смогла найти несколько готовых помочь и перевела им то немногое, что оставалось от первой зарплаты. Оставалось надеяться, что хоть эти не кинут. Так прошла первая неделя в больнице. Лакс так и не появился и даже не написал, Асока следила за его страницей и видя, что она достал её из игнора, писала просьбы прийти, но почти сразу оказывалась в новом чёрном списке. Тогрута вновь яростно бросалась к магам, прося поторопиться с приворотом. А вот начало второй недели подарило Асоке новую надежду, ввиде случайной встречи. Но это будет лишь в пятницу, а тогда она просто заснула, мечтая никогда не просыпаться.