***
До припаркованной в нескольких кварталах от банка Шевроле Джон добрался без происшествий. Он собирался дернуть ручку Каприза — самой постоянной вещи, которая только была в его жизни — когда заметил ярко-красный Эльдорадо, стоявший перпендикулярно к заднице Шеви. Возможно, он тоже купит себе такой, но только черный. Так выглядит круче, да и вообще, черный цвет никогда не испортит общий вид машины. В отличие от красного. Из открытого водительского окна по локоть высунулась женская белая рука. — Простите, мэм, — Джон встал между багажником Шевроле и водительской дверью Кадиллака. — но какого хрена? Женщина медленно повернула голову, качнув пышными красными, такими же как Кэдди, волосами с двумя белыми прядками, и смерила его надменным взглядом. — Тебе что-то не нравится, детка? — Мне не нравится, что твое корыто мешает мне выехать. — Эльдорадо ему, конечно нравился, но обилие красного, как и хозяйка авто, его раздражало. — На парковке еще полно места. Почему ты стала именно здесь? Женщина вышла из машины и облокотилась на водительскую дверь, став таким образом на расстоянии вытянутой руки от него. Теперь Джон мог увидеть не только ее волосы, но и бордовый жакет, черную майку под ним и джинсы. — Мне не нужно парковочное место. Мне нужен ты. Она схватила Джона за грудки, рывком открыла заднюю дверь и бросила его на сиденье. Двери замкнулись и Кэдди рванул прочь с парковки***
Она уверенно вела машину в одной ей известном направлении, будто Джона не существовало вообще. Уже минут пятнадцать. Джон разглядывал белые кожаные сиденья, красную обшивку салона и красную шевелюру неизвестной. Экстравагантная особа пугала и бесила его одновременно. Бесила ее дерзость на парковке, а пугало мирное молчание в дороге и неизвестность. — Что, мать твою, происходит? Женщина молча посмотрела на него через зеркало заднего вида и вернулась к созерцанию дороги. — Ловко ты их. Мои люди говорили, что ты умеешь договариваться, убеждать. Поэтому ты здесь. — Мэм, ты ебанулась? — Не называй меня мэм! Я Фурия. — Она не кричала, но тон был безапелляционный. Злится. — Джон. Джон Мэнтод. — Отлично. Скажу прямо — я хочу, чтобы ты и твой дар убеждения работали на меня, а не шатались по банкам. Большие деньги тебе обеспечены. — А я вот не хочу работать на красную суку. Я волк-одиночка. Эльдорадо резко остановился, и Джон чуть не разбил нос о переднее сиденье, но Фурия даже не пошатнулась. Она повернулась к парню, облокотившись правой рукой о верхнюю часть своего сиденья, а левую переложила на тарпеду. Джон не знал, какие черти плясали в ее глазах, но он надеялся, что они не захотят крови. — Ты не волк. Ты долбаёб, Джонни. Ты не можешь вечно грабить банки и бегать от легавых. Считаешь, что ты невероятно везучий сукин сын и сможешь таким образом обеспечить себя немереным количеством бабла? Ты можешь так думать. Но ты ошибаешься. Вечно бегать по банкам в одиночку у тебя не получится. Нет, парень. Ты, конечно, можешь попробовать: нагрести деньжат, начать шиковать, но у копов могут резко включиться мозги и они выйдут на тебя. А может им даст небольшой сигнальчик какой-нибудь доброжелатель, который захочет остаться инкогнито. Под моим же руководством ты станешь частью большой, дружной семьи. Ты можешь возить травку, заниматься рэкетом - любой "промысел" семьи. И копы вряд ли найдут тебя так быстро. Ты мне нравишься, Джонни. Мне нравится, как варит твой котелок. И, если ты правильно меня понял, то этот котелок сделает хорошее, правильное варево. Если так, то жду тебя завтра в семь на складе на Версел-стрит. Мы, кстати, уже приехали. Выходи. Джон повиновался. Сразу же. Как под гипнозом. К своему Капризу он возвращался бледный и полностью погруженный в свои мысли.