three point one

      Вдох преграждает выдох. У неё чуть трясутся руки, но это Клэр уже давно научилась скрывать, а вот сердце едва ли решит колотиться реже от строгого взгляда в зеркало. Никто не ведёт себя с ней так по-хамски, как она сама. Клэр Браун успокаивала людей, пока за стеной их родных отключали от аппарата жизнеобеспечения. Клэр Браун не может справиться с легкой дрожью в коленях. — Доктор Мелендес? — привычно вежливо и вкрадчиво, стучит не редко, а дробно и легко — пальцы так до конца её и не слушаются, — я не очень Вас отвлекаю?       Нил что-то складывает на столе в ровные стопки, перемещает бумаги с места на место, косится на часы, понимая, что в любимую забегаловку он уже три минуты как не успел, про себя чертыхается, потому что на ужин (как и на последние три? четыре?) его ждёт подгоревшая яичница, если в холодильнике что-то ещё осталось. Как вообще можно уметь останавливать кровотечения и делать надрезы с точностью более миллиметра, но не справляться со сковородкой?       Нил тяжело вздыхает, уместив в три с половиной секунды все рассуждения, и спокойно констатирует: — Нет, — дежурная улыбка. Он "приветливый человек". — Думаю, мне нужна Ваша помощь. — Срочно? — дотянувшись до пиджака, но замерев в ожидании.       Твой рабочий день, Клэр, закончился часа полтора назад, а длился более суток. Серьёзные вещи лучше обсуждать на светлую голову, несерьезные вполне могут и подождать. Нил выжидает, надеясь, что вслух ничего из этого произносить не придётся. — Хотелось бы поскорее, но ничего такого, что нельзя было бы обсудить за чашкой кофе. Или даже за кружкой пива, — она улыбается не дежурно. Она улыбается, потому что она — Клэр Браун. И ещё она знает отличный круглосуточный бар. — Доктор Мелендес, — за два квартала от больницы тон её речи приобретает совсем другие кодовые значения, и русло разговора, кажется, собирается круто измениться, выбрав траекторию отличную от обсуждения погоды и абсурдного успеха Хана на конференции, — если бы кто-то…попросил Вас сделать операцию, довольно типичную и не рискованную, сохранив это втайне, Вы бы согласились? — Нет, — усмехается он, даже не понимая, как может возникнуть такой вопрос, — хотя смотря от кого сохраняется эта тайна. И кто её хочет хранить. — Ну, скажем от ближайших родственников, — Браун поджимает губы, — или от руководства больницы.       Нил с удивлением косится в сторону коллеги, но она увлеченно разглядывает неоновую вывеску «Eat, play, love*» над кафе с игровыми автоматами у местного кинотеатра. Буква l в слове "играй" перестала светиться и, кажется, от этого стало только честнее. Губы Браун по-прежнему поджимает. — Во-первых, сомневаюсь, что это возможно технически — ни камеры, ни прозрачные стёкла этому не способствуют. Мы только и делаем, что отчитываемся о совершенных действиях, и, нам с Шоном и Од…доктором Лим совсем недавно влетело за операции, которые оказались пациентам на пользу. Представляешь, что будет, если что-то пойдёт не так? — буква l кокетливо подмигивает пару раз и угасает снова. Нил несколько расслабляется, усмехнувшись, — вот, что я скажу тебе, Клэр: кто бы ни просил тебя об этом, лучшая подруга, жених или мать, лучше объясни им, что это плохая идея. Это не стоит того, чтобы рисковать карьерой. Надо учиться делиться с близкими своими проблемами и понять, что глупо скрывать что-либо от того заведения, где тебе обеспечат помощь. Я бы отказался, Клэр, и не хочу в ближайшие дни обнаружить, что ты что-то кому-то вырезала за спиной у меня и у всей хирургии — в стенах больницы или, тем более, вне.       Он заканчивает речь, и Клэр, понимающе кивая, протягивает ему бумажный пакет с только что открытой бутылкой чего-то купленного у торговца хот-догами в парке. Эта прогулка за её счёт. Некоторое время они идут по аллее молча, не переглядываясь даже оказавшись в одном из рассыпанных крупными горошинами кругов света на ткани дорожной плитки. — Никто не просил меня делать тайком операцию, — севшим голосом выдавливает Клэр, не поднимая глаз. Прокашливается, — кажется, операция нужна будет мне.       Она шагает в круг света и смотрит на Мелендеса — две белые точки бликов и едва проглядывающий через натянутый полотном черной вуали вечер мужской силуэт. — Давай-ка здесь остановимся, — сглотнув, произносит он, понимая, что эта смена, сколько б она не длилась, должна продолжаться.       Они садятся на ближайшую скамейку. Она на свет, он — в тень, как на исповеди. И сейчас это не веселит, но пугает, заставляя Клэр вспоминать только те моменты, которые она усердно выгоняет из памяти практически каждый вечер. Клэр сдвигается к краю, дожидаясь, пока и Мелендес придвинется ближе. Так лучше. Не спокойнее. Просто лучше. — Доктор Мелендес, я не прошу идти вас на преступление, хорошо? Но я не знаю, к кому ещё обратиться. Мне нужна помощь.       Клэр уже двадцать семь раз передумала, где-то шестнадцать пожалела о том, что начала этот разговор и всего один утвердилась в своей правоте: когда посмотрела на Мелендеса и не обнаружила во взгляде доктора осуждения. Опасение — да, но угрозы или возмущения — ни на грамм. Клэр умеет читать людские эмоции, но в случае с Нилом слишком часто забывает за этим следить: нарывается, злится, позволяет собственному настроению преградить каналы, по котором определяет обычно чужие фоны. — Мне нужно сделать аборт, — выбивает из груди на выдохе, начиная со следствия, не с причины. И не может сразу восполнить в легких запас кислорода. Со стороны будто просто молчит, выжидая. Да и не важно, что там на самом деле.       Нил не подхватывает. У него внутри не пусто, а как будто наоборот слишком много — мысли и чувства даже от самого аккратного надреза слова выплеснутся, прорвав тонкую воздушную пленку, сдерживающую их в единстве, предотвращающую катастрофу.       Клэр, чуткая и милая, находящая подход даже к Шону, это Клэр просит его об этом. Клэр, которая, может, единственная из его окружения могла заботиться о других, забыв о том, что она и сама живая — с желаниями и потребностями тех же категорий и видов, что и у прочих. Он хочет спросить её: «почему?», вместив в это почему сразу всё: почему так, втайне, почему не в обычной клинике, почему не в их клинике, почему она просит его, и в конце концов…почему? И ему не надо озвучивать — она предугадывает. Каждое. Только не может собраться. — Вы в этом уверены, доктор Браун? — справляется. Хуже, чем мог бы, но пусть хоть так.       Она часто кивает, закусывает губу, долго смотрит на свет фонаря и на пару секунд зажмуривается, улыбаясь. Самообман? — Для меня ведь нет понятия греха, доктор Мелендес. И ада. Но есть понятие тела женщины и её возможности им распоряжаться. Делать свободный выбор. Мне хочется верить, что не-жизнь лучше отсутствия полноценной жизни. А её я дать не смогу, — выдаёт чуть искусственно, зазубренно и отточено перед зеркалом. Она ведь понимает всё это лучше, чем он, — думала, Вы осуждать не станете.       Они давно не работали вместе. Нил даже немного успел отвыкнуть от её высказываний о справедливости и правах. Скучал? — Я и не осуждаю Вас, доктор Браун. Я не пытаюсь Вас переубедить, но если Вы ждали, что я молча соглашусь — хорошего вечера, — почти машинально его пальцы легко огибают её запястье. Прикосновения успокаивают. Только вот Клэр не его пациент, — если хотите, чтобы я что-то сделал, придётся рассказывать всё. И переходите на «Нил». Мы пьём в парке пиво, — он только сейчас замечает, что Клэр сидит со стаканом холодного чая, — прямо сейчас я не врач. И на правах того, кто имеет право засунуть свой нос в чужое дело, должен отметить, что если дело здесь в страхе, он не оправдан. Честное слово, Клэр. — Я не боюсь быть как моя мать, — моментально отрезает она, точно зная, что он на самом деле хотел сказать, но тут же меняет тон на менее категоричный, — Я боюсь потерять работу и не уделить ребёнку достаточно времени. Но дело сейчас не в этом. У меня гипотиреоз. Эндокринология, в детстве диагностировали, но всё относительно быстро сошло на нет. Думала, больше уже не проявится. В редких случаях проявляется. Три недели назад подтвердили диагноз, а курс таблеток всё никак не могла начать. Я не смогу выносить здорового малыша. Не могу сделать легальный аборт. О диагнозе в больнице не знают и делать там я не буду точно — не хочу, чтобы знали. Все деньги ушли на переезд матери. Тянуть до следующей зарплаты просто нельзя, — станет заметно, скажется на здоровье, и плод уже больше будет похож на…примет очертания человека, а так ей будет только сложнее, — мне нужно сделать это как можно быстрее. В обход анализов и официальных бумаг. Очереди в больнице на две недели. Приёмов. Так всем будет лучше. — Тогда проси не меня. В любом случае проси не меня, Клэр.       Это становится всё менее и менее логичным с каждой секундой. Чистый и глупый сюр. — Я мог бы одолжить тебе любую нужную сумму, но ты здесь не за этим — ты не берёшь в займы, потому что ты боишься быть, как твоя мать. И я понимаю тебя. Только понимания в твоём случае недостаточно, так ведь? Можешь попробовать обратиться к… — Доктору Лим? Она глава хирургии, Нил, — немного замявшись, справляется с желанием начать обращение с «доктор», — она уволит меня сначала за то, что я не сообщила о заболевании, а затем за такую просьбу и будет права. Морган будет осуждать меня до конца жизни, приравнивая это к убийству. Или прийти к Парку, который только и думает о том, как наладить отношения с сыном? Может, сказать Шону, чтобы наутро об этом знала бы вся больница? Я никому не могу об этом сказать. Не могу.       Он откидывается на спинку скамейки, надеясь сделать последний глоток, но последний глоток был минуты две назад, а сейчас ему не светит и пара капель. Она и правда не может сказать. Он — помочь. И оба они сидят в этом глупом театре абсурда. Клэр протягивает Нилу стакан недопитого чая. Отмахивается. — Джаред в курсе? — С чего бы, — тоскливо хмыкнув, подергивает плечами, — Мы не виделись после того, как он ушёл из больницы. Он тут не при чём.       На этот раз Нил делает долгий глоток. Не его дело. Дальше — совсем не его. — Я не буду связываться с этим, Клэр, но кое-кто довольно давно задолжал мне. Больше, чем стоит сама процедура, но меньше, чем стоит хранение её в тайне. Я созвонюсь с ним, попробую как-то договориться. Напишу тебе, что узнаю. Дальше — твоя проблема. Никто ни о чём не узнает, но если в больнице что-то пойдёт не так, покрывать тебя тоже не стану. И всё. Больше не хочу об этом ни слышать, ни говорить.       Она кивает, глядя на Меландеса с бесконечной надеждой и благодарностью, и едва сдерживает желание тут же его обнять. С доктором Мёрфи это обычно проще. — Всё будет хорошо, — скорее себе подтверждает Нил, и едва прикасаясь к горящей щеке Клэр ладонью, почти механически целует её в висок. Он уходит из круга фонарных софитов прежде, чем оба они успевают опомниться.       Клэр дрожащей рукой подносит к губам почти что пустой стакан.