***
Девушка застыла с кистью в руке, наушниками в ушах и прикидывала, чего на картине не хватает. Кажется, и цветовая гамма соблюдена, и границы имеются, и даже человеческие силуэты стоят так, как расставил их художник в своей композиции. И всё же чего-то не хватало. Конкретная вещь, что сможет завершить это произведение. С разочарованным вздохом Клэри бросила кисточку в банку с водой и отошла от полотна, рассматривая изображение целиком. Просторный зал, достаточно тёмный, но освещённый гирляндами и свечами, увешан украшениями и громадными гобеленами; по бетонному полу скользят пары, воссоздавая свои собственные мирки в тесном слиянии тел, а где-то по бокам от них стоят столики с едой, за которыми расположились те, кому не нашлось места среди танцующих. Но это все было фоном. На переднем же плане была пустота, которую девушка так отчаянно хотела заполнить, но просто не знала, чем. Она, немного расстроенная, залезла в свой телефон и стала листать песни, пытаясь найти хоть что-то, что подойдёт по настроению, чтобы закончить картину, но вечно попадалось что-то не то, пока она случайно не нажала на странную композицию, которую даже раньше-то и не видела в своём плейлисте.I didn't see your face last night. Я не видел твоего лица прошлой ночью. Hoping that could mean something. Надеюсь, это что-то значит.
И всё исчезло. Пропала мастерская, полотна, кисти. Она попала в тот самый зал, что сумела точно запечатлеть на картине. Вот те самые пары, что тихо перешёптываются и нежно прикасаются друг к другу, а вон там стоят люди, которые поздравляют виновников торжества.And I didn't know what to say, И я не знал, что сказать, So I was saying nothing. Поэтому я ничего не говорил.
Её глаза блуждают по знакомым территориям, когда она наконец находит то, чего нет на картине и что должно там очень скоро появиться. Клэри подходит ближе к самой отдалённой паре людей и с тихим вздохом и некой грустью осознает, что прекрасно знает их.Now I'm drowning in the bottle and I can't wake. Теперь я тону в бутылке, и не могу проснуться. Hoping that you'll come and save me again. Надеюсь, что ты придешь и спасешь меня снова.
Это они. Она и Джейс. Его руки бережно сжимают её талию, его глаза прямо напротив её, и он улыбается с такой любовью и верой в лучшее, что у Клэри начинает щемить сердце, а слёзы по какой-то неведомой причине собираются в уголках глаз.I must be dreaming, Я должен мечтать о том, That I'm the one to take you back away. Что я тот, кто вернёт тебя.
Она видит себя. Видит в собственных глазах боль, которую не может передать словами. Но вместе с этим она видит не меньшую любовь, а потому каждое прикосновение кажется пропитанным настоящими чувствами. — Ты разбила всё, во что я верил, на кусочки. — Прости, — улыбается, а у самой слёзы стекают по щекам так, что и не остановить. — Не стоит. Ты лучшее, что когда-либо происходило со мной, Клэри Фэйрчайлд.I must be dreaming, Я должен мечтать о том, That I'm the one to take you back away. Что я тот, кто вернёт тебя.
Дальше она не видит. Комната расплывается, а вместе с ней и сознание начинает отключаться. Клэри приходит в себя, и вот она вновь в мастерской, и картина перед ней уже не кажется пустой. Вооружившись акварелью и кистями, она стала дорисовывать всё необходимое: парень и девушка; охотник и охотница; двое влюблённых, которые прямо сейчас проводят последние мгновения вместе, пытаясь запомнить каждую чёрточку родного лица. Отдельно прорисовывает слезинки на лице рыжеволосой, не скрывая собственных и утирая рукавом, не смея отрываться от холста, так боясь потерять образ и настроение. Рисует, а сама чувствует эти ладони на талии, чувствует, как руки дрожат, и хочется бросить это дело, бежать в Институт и сказать ему всё. Сказать, что она всё вспомнит, сделает всё возможное, что бы на его «люблю» ответить тем же. Когда работа окончена, она отходит от полотна и бросает кисть на пол, пытается опереться хоть на что-то, чтобы не упасть из-за подгибающихся коленок. Такая гармония на картине, и она верит, что это было. Точно были эти золотые искры в его глазах, точно был поцелуй, от которого разрывалось сердце, и она зажимает рот ладонью — только бы не закричать от безысходности. Резко в её мир врывается боль, которая ударяет по голове с такой силой, что она отлетает на другой конец комнаты, а когда на мгновение открывает глаза, то видит перед собой уродливое существо, подползающее к ней всё ближе и скалящее жёлтые зубы. После этого она падает в темноту без шанса на возвращение в свет.***
Джейс влетает в разгромленную мастерскую, держа перед собой клинок Серафима, и едва не роняет его, когда видит открывшуюся картину: тело Клэри лежит в самом конце кабинета, а над ней, склонившись всем своим уродским туловищем, стоит древак, длинным щупальцем впиваясь ей под кожу, выкачивая жизненные силы из ослабевшей девушки. — КЛЭРИ! — закричал парень, после чего со всей ненавистью, скопившейся буквально за пару минут, кидает меч в спину твари. Существо падает, дёргается в предсмертных конвульсиях и затихает, рассыпаясь пеплом и оставляя после себя лишь слабый запах гари, но парню глубоко плевать. Он подбегает к девушке, ищет хотя бы слабый намёк на пульс и, слава Ангелу, находит, выдыхая с небольшим облегчением. Все следующие действия происходят больше на автомате: он звонит брату с сестрой, просит взять Магнуса и бежать в Академию, потому что счёт жизни Клэри шёл на минуты, а он и так не знал, как долго демон питался ей. Джейса трясёт, когда он откидывает рыжую копну и пытается нанести на кожу Иратце. Пробует, пробует, психует и снова пытается, потому что не может потерять её вновь. Из прострации его выводят шаги, и когда он оборачивается, к нему подходит Алек и трясёт, чтобы тот пришёл в себя. Изабель кусает ногти и просит Магнуса сделать хоть что-то, пока он нервно водит над рыжеволосой руками, а пальцы его сияют синим пламенем. Он помещает её в некий кокон и открывает портал, когда взгляд блондина падает на картину, над которой девушка так усердно работала. Друзья окликают его, говоря, что надо идти, но он ничего не слышит. Он видит лишь их счастливые лица на холсте и не может избавиться от тех воспоминаний. Джейс долго не думает, хватает картину и спешит следом за Лайтвудами, в самый последний момент запрыгивая в портал и растворяясь в его золотом свечении.***
В коридоре тихо. Здесь сидят все, кто дорожил Клэри больше всего, и не произносят ни слова, пока по ту сторону двери за её жизнь борются лучшие медики Института и Магнус. Саймон и Люк сидели около двери, вздрагивая каждый раз, когда раздавался хоть какой-то звук. Изабель, держа за руки Алека, тихо молилась Ангелам, чтобы всё обошлось. Только Джейс не делал ничего, стоя напротив двери и смотря в стену, не моргая и практически не дыша. Когда же из палаты вышел маг, все резко оживились и подошли к нему. — Мне очень жаль, — сказал он и сцепил руки в замок, не зная, что вообще теперь можно было сделать или сказать, — у неё было сотрясение от жёстокого приземления, но это всё лечится магией и не так страшно, как обилие яда в её организме. — А переливание? — начал было Саймон, но Бейн поднял ладонь, призывая вампира замолчать. — Бессильно, так как яд растекается, как зараза, и отравляет каждый чистый лейкоцит. Её нужно осушить до дна и залить новую кровь, чтобы излечить, но она слаба и не переживёт этого. Вновь повисла тишина. — Значит, это конец? — тихо спросил Джейс, и все вздрогнули от того, с какой пустой интонацией был задан этот вопрос. Магнус печально закивал головой. — Руны на неё не нанести, а с ядом в организме она умрёт спустя пару часов. — Нет! — яростно закричала Изабель, срывая голос и пытаясь пробиться внутрь её спальни, но, удерживаемая братом, не может сдвинуться ни с места. — Нет, должен быть выход! — выкрикнула она и ослабла в руках брюнета, давая волю слезам и хватаясь за его свитер. Магнус подошёл к ней и положил руку на дрожащее плечо руководителя. — Прости, Изабель, но я ничего не могу сделать, как бы ни хотел ей помочь. — А где Джейс? — подал голос Люк. Все обернулись, но блондина в коридоре больше не было, словно он никогда здесь и не появлялся. В то время, как они говорили, Эрондейл уже вернулся в свою комнату, сел на кровать и смотрел на огонь, разглядывая, как яркие красные языки образовывают собой горящую стену. Примерно так внутри него горела каждая крохотная часть. Что бы ни было в его комнате — любая, даже самая незначительная деталь напоминала о ней. Он думал, что до этого чувствовал боль, когда думал, что она погибла при взрыве. Теперь было гораздо больнее, ведь она лежала в палате и медленно умирала, а он был не в состоянии ей помочь, а мог лишь наблюдать, как с каждой минутой ей становится все хуже. В прошлый раз он просто не успел. Теперь же он мог бы сделать всё — проблема лишь в том, что он не знал, что именно от него было нужно. — Ты же знаешь, что неразрешимых ситуаций не существует, верно? Джейс обернулся и вскочил с кровати, ища того, кто вторгся в его покой. Сначала он видел лишь пустоту, но затем от каждой свечи в его комнате отделилась небольшая искра, которая присоединялась к остальным, образовывая большой светящийся шар. Яркая вспышка озарила комнату, парень прищурился, а когда вновь открыл глаза, не смог даже вздохнуть. Обрамлённая золотым сиянием, на него практически с родительской любовью во взгляде смотрела Имоджен. — Бабушка? — не удержался от ласкового прозвища он, и женщина тепло улыбнулась, раскрывая руки в жесте объятий. Он подошёл и несмело обнял, когда она, гладя его широкую спину, проговорила в плечо: — Я не виню тебя, ты же знаешь? — она опустила его лицо, смотря в покрасневшие глаза, и погладила морщинистой ладонью его щёку. — Ты, Джейс, ни в чём не виноват. Это только вина Лилит. Он постарался тихо шмыгнуть носом, но особо не вышло, так что женщина всё услышала. — Ну же, мальчик мой, я тут далеко не за этим пришла, — она отступилась от него и подошла к огню, подставляя руки, словно бы могла их отогреть от зимней стужи. — Зачем ты здесь? — полюбопытствовал блондин. Она повернулась к нему с усмешкой, так похожей на его собственную. — Ради счастья моего внука, конечно. Джейс сел обратно на кровать, беря из кармана стило и безжизненным взглядом глядя на него. Имоджен с интересом смотрела на внука, отмечая страдания на его лице. Она слышала шёпот Ангелов, который не особо-то был за идею дарования Клариссе Моргенштерн очередного шанса, но Эрондейл предпочла их не слушать, чувствуя, какую боль испытывает Джейс. Она не хотела для него той же судьбы, что выпала на её долю, а потому сделает всё возможное, чтобы избежать этого. — Имоджен, я потерял её. Не доглядел, а теперь она умирает за соседней стеной, а я ничего не могу сделать, чтобы спасти её. Она подошла к нему, села перед ним на корточки и положила руку на его колено, ободряюще похлопывая его. — Поэтому я здесь. Она встала, взяла его стило и поднесла к огню, раскаляя кристалл на конце до высокой температуры. Джейс молча наблюдал за каждым её действием. После этого женщина достала своё стило и соединила концы обоих предметов, словно впаивая одну часть в другую. Когда она закончила, то вернулась к блондину и протянула инструмент. — Накануне Клэри видела очередной сон, и он был о тебе. Вспомни, какую руну ты нарисовал на ней первой? — Иратце. Имоджен протянула ему стеллию и с заботой взъерошила блондинистые волосы. — Значит, расскажи ей об этом, а когда придёт время — нарисуй ту руну, которая излечит её. Когда он забрал предмет, женщина стала понемногу растворяться в воздухе. Прежде чем она окончательно испарилась, Джейс, не без огромной благодарности в голосе, сказал: — Спасибо, бабушка. Она только кивнула, исчезнув вместе с солнечной вспышкой. (Для атмосферы включите Nomad — Fleurie). Когда всё закончилось, блондин покрепче схватил стило и побежал в комнату девушки. Он слышал, как её вносили туда под предлогом того, что больничная атмосфера ей и так особо не поможет, и был этому совсем немного рад, ведь там хоть будет проще представить, что она просто спит, а не умирает. Он вошёл в её комнату и прикрыл за собой дверь, скользя взглядом по постели. Девушка действительно выглядела больной. Если поначалу, когда он только нашёл её, она походила на здоровую версию себя, то теперь впалые щеки, волосы, словно потерявшие все оттенки осени, и белизна кожи говорили о тяжёлом состоянии хозяйки. Он сел подле неё, укрыв одеялом, и мягко прикоснулся к кудряшкам, неосторожно рассыпавшимся по её плечам. — Видел только что дух Имоджен, и она подсказала мне способ как спасти тебя. Мы, Эрондейлы, даже после смерти достанем, если будет нужно, — он тихо рассмеялся, откидывая кудряшки с правой стороны её шеи. Девушка не подавала признаков жизни, но с каждым сказанным словом он ощущал уверенность, что сможет пробудить её. — Когда я впервые увидел тебя, то подумал, что ты просто странная примитивная с даром видения, но когда ты убила того демона в «Пандемониуме», я понял, что ты далеко не обычная девчонка. Одеяло скрывало тело под ним, а потому Джейс просто физически не мог видеть, как по мере его рассказа на теле возлюбленной вспыхивают всё новые и новые знаки. — Не знаю, зачем я последовал за тобой тогда, но ведь если бы я этого не сделал, — он угрюмо хмыкнул, — тот демон-перевёртыш сделал бы из тебя неплохую закуску. Тем более, ты видела его, меня, весь ужас сумеречного мира... — блондин покрутил в руках стеллию и вновь посмотрел на Клэри. — Поэтому когда я принес тебя в Институт и нарисовал Иратце, я был практически полностью уверен, что ты излечишься. Он тяжело сглотнул и, убрав мешающиеся пряди, прикоснулся раскалённым стило к её коже. Джейс нежно стал выводить на ней руну исцеления и, хвала небесам, она не рассыпалась, как десятки предыдущих. Эта руна горела, обжигала, но не пропадала после того, как он нанёс её. Он видел, как от неё начинает исходить пульсация, по венам девушки расползалось ангельское свечение, даруя здоровый цвет кожи и прежнюю насыщенность волос. Джейс вытащил одну руку Клэри из-под одеяла и нежно поцеловал тыльную сторону ладони, замечая, что рун на ней стало куда больше. — Пожалуйста, вернись ко мне. Я не знаю, как жить без тебя в этом мире. Прошло пару минут. Ангельский свет рассеялся, оставляя о себе напоминание лишь в виде первой и последней руны на шее рыжеволосой. Парень всё также продолжал сидеть, не смея отвести взгляда от лежащей девушки, когда она глубоко задышала, её ресницы затрепетали, и она, наконец, открыла глаза. Мутные, расфокусированные, они смотрели на мир, не осознавая, что видят. Девушка пошарила рукой по покрывалу, а второй сжала ладонь блондина, наконец, обращая на него своё внимание. — Джейс? Он опустился чуть ниже над ней, когда её глаза широко распахнулись, и она с завидной резвостью для своего состояния поднялась на постели и обвила руки вокруг его торса. — Господи, — часто дышала она, рассматривая его лицо снизу вверх, — я помню тебя! Джейс улыбнулся. Не так, как улыбался после оживления, или как после их первого раза. Так он улыбался ей лишь после того, как она говорила, что любит его. В тот момент его улыбка становилась особенной и принадлежала только ей. — Значит ты... Она засмеялась. Громко, до коликов в животе, обнимая его ещё крепче и вжимаясь практически всем телом. — Я помню всё! Совершенно всё! — её яркие глаза смотрели с обожанием и так, словно она нашла давно потерянную мечту. — Боже, как же я люблю тебя! Это было концом. Концом всех страданий, боли, страха и недомолвок. Он поднял её в воздух, крепко удерживая за талию, позволяя ей оглушительно закричать от смены положения и тут же засмеяться от того, как слегка колючая щетина прошлась по подбородку. Они встали напротив окна, купаясь в лучах уходящего солнца, но не отрывая взгляда друг от друга, любуясь собственным светом в глазах. — Прости меня. Прости, что ушла тогда и ничего не сказала, — она мягко провела ладонью по его щеке, позволяя себе полностью утонуть в нём. — Я просто знала, что не выдержу ещё и твоей боли, как бы эгоистично это ни звучало. — Ничего. Главное, что теперь я не позволю тебе уйти. Их лица разделяли лишь жалкие миллиметры, давая носам соприкасаться, но оставляя губы в отдалении друг от друга. — Теперь мне незачем уходить. Клэри резко дернула его к себе, целуя. Мысли больше не казались обрывками чего-то большого. Всё теперь было расположено по местам — так, как и должно было быть. Каждый сон о человеке, который признавался в любви и дарил бесконечность, обрёл черты в лице Джейса и его поступков. Больше не было страха, что это лишь пустые розовые мечты о несбыточной сказке о любви, которые детям читают перед сном. Её собственная сказка наяву теперь имела шанс на продолжение, а не одиночное забвение, в котором она жила весь тот год. И именно этот день в одно мгновение перестал быть концом всего. Сегодня он стал началом хоть и не простой, но невероятной истории о девушке, которая из обычной художницы Бруклинской Академии Искусств стала Сумеречной Охотницей и невестой лучшего Охотника нашего времени. Но, кажется, это уже совсем другая история.