Напарники

Они прибыли на место к закату. Ничего особенного, даже не лужайка, пустая прогалина в лесу, излишне ровная. Жнецам доводилось бывать в углах покруче: где мёртвые деревья вывернуты штопором после демонических споров. По словам Отелло, раньше люди опасались сюда забредать, здесь случались единичные пропажи. И жнецы-поисковики ничего не обнаруживали. Теперь некая сила словно притягивала сюда живых и поглощала их без остатка, такие случаи стали слишком часты. Если бы беспечные смертные не лезли в подобные места, как у них сейчас модно, и не искали пути из своего мира туда, куда им хода нет… Сатклифф только фыркнул на пояснение эксперта. Ему здесь не нравилось. Глушь какая-то. Тишина закладывала уши, убаюкивала. Каблуки вязли в глинистой почве, и сырой дёрн казался зыбким, как на болоте, но местность была сухая, на холмах. — Странно. Никаких червоточин. И ощущение, словно мы не на безлюдье, а среди толпы, — отметил Гробовщик. — Грелль, ты не чувствуешь? — окликнул. «Чувствую! — Греллю хотелось орать, топать ногами. — Чувствую, что ты не отрываешься от него. И вижу, не отходишь, сидишь с ним голова к голове!..». Гробовщик склонился к Отелло, внимательно обсуждая с ним подробности. Грелль бродил по полянке, отыскивая более-менее надёжную почву под ногами. — Как провалившаяся могила, — проворчал, сдирая с каблука очередной комок грязи с нанизавшимся листком. — По нашим данным, оно активируется, когда опускается ночной туман, — сказал Отелло. — Посмотреть бы, как оно действует, — проронил Гробовщик, отойдя в сторону. — Подгоним парочку смертных? — задиристо отозвался ему Грелль. — Это запрещённый метод! — возразил эксперт. — Ну да! Может, тут ещё с десяток их пропадёт, пока мы что-то сделаем, — отреагировал Сатклифф. Он остановился, глядя на чистый розовый закат за деревьями, который не предвещал никакой сырости. — Похоже, мы здесь надолго застрянем. На этом месте кладбища никогда не было? — заносчиво спросил у эксперта. И в досаде подковырнул лезвием бензопилы дерновый пласт. Отелло не успел ответить. У него из рук внезапно вырвалась рамка-биолокатор и завертелась юлой, воткнувшись углом в травянистую почву. Отелло отскочил, как ошпаренный заяц. — Осторожнее! — Гробовщик мгновенно метнулся к нему. Остриём косы смерти подцепил вертящуюся рамку и вернул эксперту. — Отсюда надо держаться подальше, — произнёс Отелло. — А как ты прикажешь наблюдать? И что-то с этим делать? — потребовал ответа Грелль. — Мы не знаем природу этой силы, её возможности и радиус её действия, — терпеливо объяснил эксперт. — Но нам известно, что она становится мощнее и агрессивней. — Боишься, — оскалился Сатклифф. — Ты вообще можешь уйти за холмы, туда, в закат! — Грелль, он прав, — неожиданно вымолвил Гробовщик. — Что?! — Грелль резко повернулся к нему, внешне едва сдерживаясь. — Хорошо. Как скажешь, дорогой. Где нам следует расположиться? — На другой стороне ручья. Бегущая чистая вода всегда была преградой для сумрачных сил. За ручьём земля была сухая и твёрдая, поросшая мелкой травкой, к удовлетворению Сатклиффа. Найдя в походной сумке свою косметичку, Грелль занялся собой. Гробовщик вытянул оттуда же старинный тёмный плащ с капюшоном, в каком обычно представляют смерть. — О, какая древность! — заметил Грелль. — В этом ты собираешься отпугивать отсюда живых? — Нашу мантию рано списывать в утиль, она универсальна. Теперь послужит укрытием на время, пока мы здесь. Из неё он соорудил подобие палатки, и Грелль тотчас забрался туда. — Но тут хватает места только одному! — Полагаю, Отелло здесь будет удобно, — промурлыкал Гробовщик. — Почему Отелло? — Грелль напрягся. Гробовщик присел перед ним, заглядывая в глаза, ласково запустил ладонь в его шелковистые волосы. — Хочешь с ним поменяться? За одно его прикосновение Грелль душу бы отдал, отметая сомнения. Но она уже в самых бережных руках. Он улыбнулся, с затаённым вздохом прикрыв глаза. По дрожащим ресницам пробежало дыхание, их тронули желанные губы, лишь чуть задевая, в наслаждении их трепетом. — Грелль, ты очень милый, но будто только появился на свет, — подал голос Отелло. Стоя к ним спиной, он делал снимки округи прямо от ручья. — При мне весьма ценные вещи, которым лучше находиться в укрытии, а не валяться по кустам. Сатклифф вылез из палатки. — А кто спорит! Вдруг какой-нибудь шаловливый зверёк запустит лапку в твои ценности. И улик не останется. Нахальный беспечный мальчишка. Если он видел тот нескромный момент в гардеробной, значит, услышал и их обмен фразами. Там был просто глупый, пустой порыв. Отелло не думал, что страсть может так ослепить. Лис отказался играть. И это почти отрезвило, почти… — Задевает, что заботятся не только о тебе? — проронил Отелло вставшему около него Греллю. — Это тебя задевает, — наглая улыбка Сатклиффа. — Ты о чём, Отелло? Поздно ревновать. — Милый Грелль, мы никогда не были близки, даже находясь рядом. — Отелло, мне плевать, что там между вами. А между собой мы с ним сами как-нибудь разберёмся. — Мне бы не хотелось, чтобы Лис изменил отношение к тебе, — невзначай Отелло оглянулся. — Кстати, где он? Оба озирались в сгустившейся темноте и топтались на месте. Ни звука, ни шороха. Ночной лес стал враждебным. Впрочем, в этом мире никто не рад присутствию несущих смерть. Но отсюда давно ушла всякая живность, едва появилась аномалия. Остались живые деревья, которые теперь никто не тревожил, птицы не вили здесь гнёзд. Сейчас даже ветерок не шелестел листвой. Эксперт бросил беглый взгляд на экран прибора. Изменения в активности зоны пока не отражались. — Стой здесь, — приказал Сатклифф и решительно шагнул к палатке. Осмотрел в ней и поблизости в пределах видимости. — Всё на месте, никаких посторонних следов, — сообщил в замешательстве. Он вернулся к Отелло. — А вдруг его… — Угу, утащили злые волки и съели, даже костей не оставили, — кивнул Грелль, держа наготове бензопилу. — Вон, смотри, его рука ползёт отгрызенная. — Где?! — заполошно подпрыгнул Отелло. Его осадили за плечо костяные пальцы Сатклиффа. — Что, здесь вот так и пропадают? — осведомился он. — Я не знаю… — Отелло поднял на него испуганные глаза. — Ладно, — вывел Грелль. — От меня не отходи, совсем. Вообще возьмись за хлястик и держи. Где твоя коса смерти?.. Если с тобой что-нибудь случится, он мне голову оторвёт! — угрожающе заявил. Подумав, кинул эксперту пакет. — Поешь печенье. Сытым будешь спокойней спать. Отелло послушно взял крекер. — А ты?.. Сатклифф только оскалился. Не осталось томного капризника, эксперта охранял хищник страшнее прочих. Его внешнее спокойствие обманчиво. Опасно выпрямившаяся спина, готовая в любой миг изогнуться по-кошачьи и метнуться в молниеносном нападении; и коса смерти грозно ощерилась всеми зубьями. Его малейшее движение будет смертоносным для кого угодно. В сумрачной тишине, в нескольких шагах от них, раздался знакомый смешок. Гробовщик присел под кустом бузины, прикрытый листами папоротника, и трогал пальцем светящихся белых бабочек. Их было много, они вспархивали от его прикосновений и опять опускались на ветки. — Они не поднимаются выше. Значит, ночью будет туман, — сказал Гробовщик, снова хихикнув.

***********

Грелль склонил голову на плечо Гробовщику, оба сидели, прислонясь к стволу дуба. Их пальцы переплетались, разъединялись, сплетались вновь. Гробовщик тихо целовал кончики пальцев его другой руки, нежно удерживая в ладони. — Так приятно, — улыбнулся Грелль, вздохнул. — Послушай, я знаю, у вас были отношения в прошлом. И если вы вдруг останетесь наедине… ну, так случится… Я пойму. Гробовщик сжал ему руку. И обхватил его, накрывая всего поцелуями, горячими, страстными. Лёжа под укрытием испытанной мантии, стараясь заснуть, Отелло видел, как они обнимались под дубом. Путались, смешивались их длинные волосы. В кровавом отсвете луны глаза горели мёртвенно-зеленоватым огнём, и острые зубы подчёркнуты тенью ненасытно приоткрытого рта. Безумец, кого такой возжелает, и совсем пропащий, кто возжелает его сам. По бледным губам скользнула грешная улыбка, рука с чёрными ногтями затерялась в прядях, подобных застывшей крови, приклоняя ниже эту голову. Убийственные клинки зубов коснулись нежнейшей чувствительной плоти, но не ранили, остро щекоча. Отелло смежил веки. Опять накрыл этот странный сон, из самых потаённых глубин памяти, как мучительная фантазия от минувшего, что иногда возвращалась, тревожа вновь. …Он пришёл ночью. От него пахло кровью и сырой землёй. Сразу прилёг рядом, обняв, приник головой. И вдруг стал целовать, беспорядочно, распахивая одежду. Поцелуи были жадные и холодные, какие-то тоскливые. Опомнившись, Отелло попробовал издать звук, но ему зажала рот твёрдая, закостенелая ладонь, ещё хранящая запах железа. Сероволосый припал к его заголённой груди, то болезненно прикусывая, то зализывая окружья сосков. Отелло дёрнулся, и пропустил между ног чужую руку. Она стиснула всё его мужское достояние на грани боли; ослабив хватку, ласкала поглаживаниями, и снова стискивала. Отелло сжал эту руку бёдрами, с силой, будто мог удержать, когда дерзкие пальцы теребили тугой вход, они довольно грубо проникали внутрь только кончиками. В этой возне, теряя разум, Отелло сам обхватил Лиса, судорожно прислонив к себе его голову. Тот без остановки покусывал и тут же целовал до кровоподтёков, вынуждая вздрагивать, извиваться под ним. Отелло ощущал отверделую, как палка, горячую плоть, сдавленную между ним и собой. И не пускал его дальше, скрестив ноги, плотно, насколько получалось, зажавшись. Потом он оказался на боку, притиснутый спиной к Лису, который жёстко сдирал с него остатки ненужной одежды, как чешую кусками. Ткань штанов от резкого рывка обожгла кожу. Вместо того, чтобы съёжиться, Отелло выгнулся в пояснице, подставляясь. Пусть ещё жёстче, горячее. После мягкой головки, показалось, член обмотан наждаком, или там необструганная деревяшка. На сухую. Продолжая протискиваться в него, Лис сам выдохнул досадливый стон. — Больно!.. — шепнул Отелло немеющими губами. — Да, смерть это больно, Отелло, — он ожёг дыханием, и упрямо впихивался в тесное, напряжённое нутро. Отелло пытался хоть чуть шевельнуть бёдрами, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег. Его собственный член то болтался безвольным комком, опадая, то вновь набухал, потираясь о ткань наполовину спущенных штанов, когда Лис буквально вбивался внутрь, затыкая раскалённый проход. Это смешение ощущений сводило с ума. Не выдерживая, Отелло вцепился рукой в свой орган, беспорядочно его тормошил и трепал, никак не попадая в ритм. Пока наконец Лис не сжалился, перехватив его. Он сам уже кончил и, дав скорую разрядку партнёру, откинулся на спину, переводя дыхание… К утру не осталось никаких следов на смятой постели, вдобавок регенерация жнеца. Потому Отелло так и не понял до сих пор, случилось оно на самом деле или только плод воспалённого воображения. И не спросить напрямую. Отелло всегда очень хотел забыть этот безумный, страстный сон из давности прошлых лет. Это было как наказание, урок на будущее, чтобы больше не думал о Лисе, и не вспоминал… Словно толчок вывел из дремотного забытья, Отелло открыл глаза. И подскочил, едва не снеся за собой полог из мантии. Грелль стоя завязывал шейный бант, Гробовщик подобрал в высокий хвост свои волосы, как всегда, при полном параде. Оба не отводили взгляда от полянки, где стелилась предутренняя мгла. Там маячило, раскачивалось мутное пятно. Оно ширилось, увеличивалось, будто втягивая в себя рваные клочья тумана, и поднялось столбом, точно вырвавшись из провала. Только жнецы через свои очки могли видеть шевеление внутри этого туманного сгустка, переплетение блёклых теней, похожее на запутавшиеся щупальца спрута. — Ого!.. — Это души! Их много, они злы, — изумился Грелль, с бензопилой он шагнул к границе ручья. — Они хотят вырваться. — Крысиный король… — задумчиво вымолвил Гробовщик, оценивая взглядом вьющийся призрачный сонм. — Что? — оглянулся на него Грелль. — Иногда крысы спутываются и срастаются своими хвостами, получается многоголовый монстр. Души запутались в петлях воспоминаний, своих и чужих, и теперь не в состоянии оторваться друг от дружки. — Точно! — подхватил Отелло. — Они измучены, потому злы и агрессивны. За много лет их стало столько, что они подчиняются инстинкту толпы. Увлекают к себе живых, в надежде через них вернуться в жизнь. Но только добавляют их себе, — пояснил эксперт с горящими в воодушевлении глазами. — Их надо как-то разъединить. Можно распутать клубок? — повернулся он к Лису. Не дожидаясь решения, Грелль метнулся туда и с налёта резанул светящийся столб. И едва успел отпрянуть. К нему рванулись подобия рук, пытаясь схватить, опутать. С воем продолжали тянуться в его сторону, когда отскочил. Он отмахнулся косой смерти, отступив. — Они и меня хотели утащить! — громко возмутился Сатклифф. — Они почувствовали энергию смерти. Они ждут нас, — Гробовщик спрыгнул к нему, приказав Отелло оставаться на месте. Жнецы встали напротив друг друга у колышущегося скопища призраков. — Раз, два, три… Четыре! — с двух сторон одновременно они врезались в эту шевелящуюся массу. Это было похоже на ту пьянящую эйфорию на грани экстаза, так же неистово, как час назад, когда Грелль ещё был у напарника на коленях, на нём, перед ним, с ним. И сейчас тело хранило ощущение его рук, жар и вкус поцелуев, и внутри сладко и мягко ещё растекалось его тепло. Заласканный, Грелль бился на его вожделенных чреслах, слишком глубоко внутрь вонзалась тугая желанная плоть. Слишком тесно удерживали руки, не давая ему взвиться. Как и теперь стеснили, сжимая бёдра, ленты воспоминаний. Он яростно отсёк их. Одна резанула концом. Боль, короткая и пронзительная, добавила остроты, окатила жгучей волной, приближая к блаженству. Исступлённые поцелуи терзали неукротимое тело, безжалостные пальцы, обжигая, сминали чуткую кожу, что натянулась в изгибе страсти. Он выгнулся точно так же, неимоверно извернувшись, пропуская мимо очередную стремительную ленту чужих воспоминаний. Тело, как взорванная пружина, вытянулось дрожащей струной в предельном натяжении. И нахлынуло, укрыв заревом полыхнувших волос, окутало жаром, с потоком пульсирующей плоти внутри и снаружи… Хотелось дотянуться напоследок до любимой руки. На самом острие затрепетала душа сверкающей звёздочкой. Их слишком много. Они вспыхнули, рассыпаясь искрами, и мягко оплетали, опадая, последние воспоминания… Отелло, распахнув глаза, наблюдал лишь отблески кос смерти в туманном взбесившемся клубке. Но он видел отчаянную улыбку Лиса, ринувшегося вдруг в самую гущу, плеснув длинным хвостом серебристых волос. И как его захлестнули плёнки чужих воспоминаний, обволакивая целиком, пока не поглотили в своём хмуром мареве. Внезапная, ослепительно яркая вспышка вырвалась оттуда и накрыла округу. Отелло зажмурился, заслоняясь. Сотней игл впились в мозг какие-то крики, взвизги, говор и шёпот, — всё сразу. И вмиг пропало, оставив на злосчастной полянке пустую гладь и тихий предутренний сумрак. Только вспорхнула стайка белых бабочек, улетая в начавшее светлеть небо. Занимался новый день. День стоял восхитительно ясный и чистый. Наверное, потому что здесь больше не было мрачных жнецов, приводящих с собой холод и смерть. Пары самых отчаянных жнецов из всех, кого знал Отелло. Их унесли потерянные души куда-то в вечные обители. И может быть, они тоже наконец обрели там покой. О чём втайне мечтают все жнецы. Мечтал ли об этом Лис и его красный жнец, которые нашли здесь друг друга? Кто знает… В любом случае, это достойный конец, очень достойный. Не сходя с места, Отелло просидел там до самого вечера, когда небо опять стало серым, и начал накрапывать дождь. Он не замечал моросящих капель, которые становились чаще и стекали по экрану прибора, что уже стоял в лужице. Где-то на краю неба ещё алел закат. Вспышка портала заставила вздрогнуть. Нет, это не они. Отелло не шевельнулся, невидящим взглядом смотрел сквозь прибывшего Рональда Нокса. — Меня послали забрать вас, — сказал Рон, смахивая с лица дождливые струи, огляделся. — А где?.. — Да, — Отелло встал, словно только заметил его. — Зона закрыта, всего лишь двумя жнецами. Больше здесь никто не пропадёт…