Крысота

…Или для крысоподобных всё в этом мире нарочно выглядит (или только прикидывается, что выглядит) несколько иначе, или он просто отвык от такой сибаритской жизни: есть, пить, да еще и вредничать — это я не хочу, то я не буду… Голубоглазый крыс в большой, просторной клетке, с вполне откормленными белыми и пушистыми боками и поджившими боевыми ранениями на молодом теле сыто икнул. Определенно, жизнь прекрасна. Правда, женского внимания недостает, но… кормят сносно, шуточек неприятных в крысорыцарский адрес не отпускают, Хантингтон даже усвоил довольно быстро, что зверюшка ему досталась с характером, и попытки разбудить в оной зверюшке музыкальный талант оставил. Кажется. По крайней мере, до следующего воскресенья точно. Кстати, а когда у нас воскресенье? Одно подозрительно: работать как будто не заставляют и заставлять не собираются. А как же та ведьма с ее магическими штучками? Вдруг заявится и станет качать права? Да и превратит со злости своей колдовской во что похуже крыса… В откормленную на убой свинью, например. Сэр Гай невольно вздрогнул и навострил уши. По коридору в сотый раз за день прошмыгнул ненавистный котяра графини. Вон, лапой дежурно пытается лазейку под дверью нащупать, скотина эдакая… О, а вот идет кто-то покрупнее кота… Знакомые такие быстрые шаги… Так… Его тюремщик и… На пороге возник растревоженный чем-то Ральф. На пятки ему наступал Робин Гуд-2. Или нет? Локсли-то живой покуда. — Ральф, не дури… Ну, что ты? Брюнетистый Хантингтон сбросил участливую руку с плеча, затолкал блондинистого родича в комнату, прикрыл входную дверь. — А как ты думаешь, Роберт? Он даже бровью не повел! Графский сын и наследник примирительно хлопнул ресницами. — Перестань. Они ведь даже знакомы не были. Ральф кивнул, усмехнулся. В смехе сквозила горечь. — Конечно, не были. Да будь на то графская воля, он бы и со мной не знакомился, да побоялся, что матушка его в жабу превратит. А тут случай попроще оказался, вот наш дорогой лорд Хантингтон и ни при чем как будто! Или это он сам парня заказал, а? Как считаешь? Нет человека — нет проблемы. — Ральф… Ой, а это кто у тебя? Красивый зверь. Познакомь, а? Люди как будто забыли о своем нервическом обсуждении, от которого оба испытывали определенную неловкость, и переключились на крыса в клетке. — Роберт — Гай. Гай, познакомься. Мой кузен Роберт. Повисла неловкая пауза. Но Роберт Хантингтон быстренько спохватился и принялся расхваливать красоту и стать нового знакомого. Новый знакомый как будто рассеянно жевал зернышко — ну, захотелось пшеницы, скушал предложенное, запросил добавки… и Хантингтон тут же добыл! Да, хозяев надо дрессировать. — Крысота… Слушай, Ральф, да у него, наверное, родословная покруче твоей и моей вместе взятых. Крыс в клетке не то усмехнулся, не то чихнул, вгрызаясь в зерно. — Не знаю, волчья голова. Матушка как будто благородных кровей, за отца не поручусь. А белобрысый Хантингтон всё пожирал заключенного по-детски восторженными глазами. — Ты где такого раздобыл-то? Второй Хантигтон покровительственно улыбнулся. — Где взял, Роберт, там уже нет. — Слушай… Ярмарка скоро, я слышал, конюхи говорили. Выстави его на бега. Крыс перестал жевать. Чернявый Хантингтон качнул челкой. — Нет, Роберт. — Да пусть его. Ему ж размяться надо! Он у тебя тут скоро на стенку полезет с тоски. Вон, гляди, как смотрит… Крыс быстро-быстро попискивал, не сводя умоляющих синих глаз с Ральфа. — Точно! Соглашайся! Отработаю кормежку и — свободен! Удеру… Стоп, и куда бы мне удрать? А вдруг твоя ведьма передумает? Как отработаю, человеком сделает, а? Соглашайся, тебе говорят! Но Ральф был непреклонен. — Я сказал нет, Роберт. Я не зарабатываю деньги на друзьях. Крыс захлебнулся на мгновение не то от возмущения, не то от чего похлеще. Прокашлялся. А графский сын, похоже, решил идти до конца. — Да он же просто крыса, Ральф. Почему бы… В комнате стало тихо-тихо. Два Хантингтона, не мигая, смотрели друг на друга. Блондин опомнился первым. — Прости. Я не… Ральф сел у стола, спокойно, деловито придвинул к себе кусок пергамента с чернильницей. Начал очинять перо. — Уходи, Роберт. Ничего, я знаю, ты не хотел меня обидеть. — Ральф, честное слово, я… — Уходи, пожалуйста. — Я… попозже заскочу как-нибудь, ладно? Извини… Ну, я пошел? Тихо скрипнула дверь. Гулкий коридор подтвердил, что Роберт действительно отчалил, а не стоит под этой самой дверью, придумывая тысячу извинений. Хотя, может, он их в это самое мгновение как раз и сочинял, извинения свои, — на ходу. Ральф устало вздохнул, обмакнул перо в чернила. — Я выпущу тебя из клетки побродить хоть сейчас, хочешь? Но бега… Это грубое, жестокое развлечение, приятель. Не хочу, чтобы тебя обидели. Даже случайно. А они могут. Те, кто на эти бега глазеть приходят. Еще как могут… Крыс не сводил с человека глаз, вцепившись передними лапками в прутья клетки. — Сейчас открою, один момент… Хлопнула дверца. Крыс осторожно повел носом. Посмотрел направо, потом налево. Покинул клетку. Замер. Сделал пару неуверенных шагов по столешнице. Глянул вниз, на пол. Поспешно отодвинулся подальше от края, поближе к середине стола. — Разрешишь тебя погладить, Гай? Я мягко, осторожно, обещаю. Крыс как будто кивнул, пробурчал что-то вроде бы не шибко грозное. — Да гладь, черт с тобой. Говорят, это нервы успокаивает, а ты мне нужен спокойный: а то когда нервничаешь, овсянку пересаливаешь. Только с правым ухом и ребрами поаккуратнее. Надавишь сильно — укушу, так и знай. Ральф, кажется, внял. Протянул руку к пушистому соседу клетки и чернильницы. Крысосэр нехотя отметил про себя, что определения слов «осторожно» и «мягко» Хантингтон знает неплохо. Интересно даже… казалось, что от неторопливого, медлительного поглаживания крысиной головы и спины дышится менее нервно не только этому нелюбителю тотализатора, но и ему самому, сэру рыцарю. А что? Ничего. И почему ему никто не рассказывал раньше, что это чертовски приятно, когда тебя гладят? Наверное, потому, что крысой не был. Во дворе под окном мелькнул Роберт Хантингтон в охотничьем прикиде. Ральф настойчиво заскрипел пером по пергаменту, не переставая гладить свободной рукой разомлевшего крыса на столешнице. Кивнул на окно. — Познакомься. Роберт Хантингтон… — Да мы уже… — Мой брат, родной. Наполовину. Крыс притих. Ральф продолжал строчить кому-то послание правой рукой. Левая рука мягко, мерно оглаживала белый мех крысовой головы и спинки. — Видишь ли, Гай, сэр Дэвид всегда чтил традиции родной его Шотландии. Особенно по молодости лет. И больше прочих чтил он традицию тайного бракосочетания, никогда не торопясь при этом сделать тайное явным пред Богом и людьми. Как вышло, например, с моей матерью. Или с матерью этого несчастного, ты не слышал? Его звали, считай, как и тебя… Сегодня за обедом какой-то заезжий монах из аббатства Хьюго де Рено говорил, что сэр Гай Гизборн выехал от них в Ноттингем, да и пропал пару недель тому назад. Вот только коня нашли и доспехи в крови. А тела нет. Грустно, правда? У тебя-то, небось, братьев тысячи, у меня поменьше будет. Отцу наплевать. Он даже леди Маргарет письмо не напишет с соболезнованиями… Ну, так я напишу. Мерзкая история… Эй, да ты никак спишь? Сэр крыс не спал, только виду не показывал. Вот, уже в клетку осторожно так переносят… Дверцу захлопывают… Опять перо заскрипело… Гай Гизборн чуть приоткрыл один глаз, пробежал взглядом уже написанное. Спокойное, вежливое письмо… И происхождение у него, оказывается, весьма породистое, как выяснилось. С ума сойти! А родственники у него ничего так… По крайней мере, некоторые.