Покуда твоя смерть не разлучит нас

Роберт сидел на диване, крутя в руках зажигалку. Он несколько раз щелкнул пальцами в поисках сигарет. Неторопливо достав из ящика пачку, стоящей рядом тумбы, мужчина взял сигарету и прикурил, откинувшись на спинку дивана, прикрыл глаза, возвращаясь в свои мысли. А заняты они были упрямым мальчишкой. Какого черта Роб им так увлекся? Ни с одной игрушкой до этого подобного не было. Говнюка давно бы следовало прикопать где-нибудь в лесу. Почему он так зациклился на этом пацане? Что в нем особенного? От него одни крики и сопли, ладно хоть угрозами про своего папашу перестал сыпать, Роб точно бы язык ему отрезал, конечно он бы потом пожалел, но все же. У полиции Роберт вообще не вызывал никаких подозрений, да и дело с Биллом в скором времени превратится в очередной висяк. Первое время, приходя после работы, Роберт ржал с полчаса, не в силах остановиться, даже слезы лились от переполнявшей эйфории. Кого полиция только не подозревала. А он знал все их ходы на несколько шагов вперед. Это было необыкновенное чувство силы и бесстрашия в теле и в легких. Походило на захватывающий полет, словно обдолбанный несешься на американских горках, что аж дыхание перехватывает. За эти недели шериф Денбро сдал позиции. Видимо пропажа сына здорово его подкосила. Стал прикладываться к бутылке на работе. Начальству сверху это естественно не по нраву, и Роб знал, что только вопрос времени, когда Зака с должности уберут. Но это не означало, что теперь уместно было расслабиться и по-глупому засветиться. От мальчишки следовало бы уже избавиться. Но…. Роберт не хотел. Мальчик ему нравился. Еще не наигрался? Возможно. Не сказать, что парень был особенным. Но он был сильным и упрямым. Безусловно, все постепенно ломаются, даже самые сильные, каждый рано или поздно покоряется, это лишь вопрос времени. Но ведь, чем дольше идет игра, тем интересней. Билли нравился тем, что не пытался врать, как пытались врать другие, те, которые говорили, что сделают все что угодно, ради спасения своих жалких жизней. Некоторые уже после первой трепки преданно смотрели Роберту в глаза, выполняя любой, даже самый унизительный приказ. С подобным типом Грей никогда не использовал нож. Они уже заведомо знали, что проиграют и не видели смысла сопротивляться. Они пытались влиться и подыгрывать. Говорили то, что Роберт, как они думали, хотел услышать. Впрочем, были и те, кто прикидывался сломленным, послушным. Но ведь взгляд никогда не врет. А Роб за версту видел и чуял обман. Такие бесили до красной пелены перед глазами. Эти идиоты сразу пытались убеждать, что будут делать все, что прикажут. А Роб просто насквозь видел их мысли, мол подставлюсь сейчас, чтобы улучить момент… Таких он бил до тех пор, пока в их глазах не появлялось истинное смирение. Это же так просто. Секс конечно легко превращается из удовольствия в наказание, но член никогда не доставит столько боли, сколько мужская рука. Хотя, Грей был мастером боли в обоих случаях. С Билли было немного по-другому. Грея сначала разбирал смех, когда мальчик пытался ему угрожать. Это упрямство делало его одновременно восхитительным и раздражающим. Ах, Билли. Его малыш Билли. Упирался как баран. Замечателен в своем упрямстве. Каждый раз пытался сопротивляться. Что удивительно, даже драться. Дурашка. Роберта это смешило. Может стоит быть более сдержанным? По сути своей, Роберту нравилось причинять боль, а главное вызывать этим страх. Есть разные виды боли, которые можно применить так, что человек кардинально изменится и максимально быстро сломается. Он обожал, ни с чем несравнимый, медный запах крови, словно изысканные духи. Это как утонченная сладость для души. Только разрезая плоть можно увидеть великолепные эмоции на лицах. И звуки криков, что звучат ярко и громко, как когда они испытывают оргазм. Очень чувственно. А этот мальчик — само совершенство. Роб иногда вспоминал, как первый раз оттрахал его, так жестко, что порвал. Тогда он выглядел великолепно с ручейками крови, струящимися по ногам. Внутри было просто потрясающе — влажно и горячо. Боль сделала его очень узким. А еще, он вспоминал тот день, когда мальчик внезапно заплакал…и Роберту в тот момент стало его жаль. Он никогда до этого не испытывал жалость к тем, кто у него был. А тут… И это оказалось такое странное чувство — проявить милосердие. С Билли он чувствовал себя по-другому. С Билли он трясся от перевозбуждения и, в то же время, хотел обнять и защитить от всего. Хотел заняться всем и сразу. И он не мог решить с чего начать. Билл этого не знает, но, когда он валялся без сознания, Роберт сидел рядом по несколько часов. Чего не делал раньше ни для кого. Да, другим он тоже обрабатывал раны, чтобы раньше времени не откинулись. Но Билли — его не хотелось оставлять одного. Лицо у него было очень бледным, почти белым, и серьезным, таким юным, восхитительно безволосым, с нежной, мягкой кожей. Он самый славный из всех тех, кто был у Роберта. Сейчас Грей жалел, что снова посадил мальчонку в подвал. Тот там долго не протянет. Нет, физически Роб мог всегда его подлатать, но вот морально….Зачем этот говнюк все испортил? Роб же заботился о нем! Ухаживал, кормил сладостями, давал книги, купил плеер, мыл. Он даже подумывал погулять его вывести, но мальчишка не захотел по-хорошему сам. Билл хоть и понравился ему с первого взгляда, он все равно не думал, что все обернется так. Сначала Робу хотелось просто поиграть, наказать, но сейчас, сейчас он хотел забрать весь его мир, погрузить его в непроглядную тьму, чтобы у него ничего не осталось, лишь только Роб. Чтобы в бессилии мальчик искал и тянулся только к нему, чтобы шептал лишь его имя. Чертовски поэтично. Билл был упрям, но Роберт знал, как заставить, чтобы тот раз и навсегда запомнил, кому теперь принадлежит. Эта мысль Грею очень нравилась. Да, она неправильная, даже нездоровая. Он и сам знал. Но... ему было плевать, и он не имел ни малейшего желания противиться этому. С большей долей вероятности его можно назвать маньяком. Хотя, Роб считал, что маньяк — это скорее сумасшедший человек, не отдающий себе отчет в собственных действиях. В случае Роберта это не так. Поэтому, Роб себя маньяком не считал. Мужчина задумчиво повертел в пальцах истлевший бычок и затушил его в пепельнице, сильно впечатав в гладь холодного хрусталя. Он встал и потянулся — позвоночник приятно откликнулся. Он счастлив. Пора проверить, как там его мальчик.