Рев Дракона. (The Dragon's Roar)

У нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ее брат, спотыкаясь, вошел в шатер, очевидно, опять выпив слишком много вина, купленного у купца, которое он так любил. Она все больше и больше беспокоилась за него. Новости о «ложном» драконе за морем, «укравшем» их трон, заставили дракона в Визерисе просыпаться все чаще. После инцидента, когда кровные всадники высекли его за то, что он поднял на нее руку, он не осмелился вымещать свой гнев на ней. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти новую цель: рабов. Он избивал их плоской стороной своего меча, пока они не могли больше стоять, и поскольку они были рабами, им не разрешалось ездить на телегах. Если они все еще были без сознания к тому времени, когда кхал решал двигаться дальше, они оставались позади. В те несколько раз, когда жертва Визериса оказывалась в поле зрения, он не сводил глаз с бедняги, пока они не исчезали из виду. Она помнила, как повернулась к кхалу тогда и сказала: — Мне было хотелось заявить права на тех рабов, которых бьет Визерис. Я бы велела положить их в повозку. Он бросил на нее любопытный взгляд, словно понятия не имел, что такое милосердие, и сказал на дотракийском языке: — Но это не имеет большого значения. Они не могут ходить, они не могут служить. Ее переполняло чувство вины за то, что она держит свою лошадь рядом с лошадью Дрого, и она никак не могла выбросить их измученные тела из головы. С тех пор как сир Джорах сообщил им новость о лжедраконе, они сильно углубились в Дотракийское море, и цивилизация, к которой Дени уже привыкла, испарилась в горячем тумане на горизонте. Поначалу Дени надеялась, что удаленность Визериса от этой новости успокоит его, но он только еще больше начал волноваться, когда они двинулись дальше на восток, прочь от Узкого моря и Вестероса. Он уже не раз приставал к Дрого. Его кровные всадники кружились вокруг него, как шершни, готовые защищаться, но Дрого всегда отмахивался от них. — Моя армия! Мне нужна моя армия! Лжедракон занял мой трон. Ты же мне обещал, — кричал Визерис. Дрого всегда говорил что-нибудь, чтобы успокоить его. Дени никогда не была достаточно близко, чтобы услышать, но это, казалось, успокаивало Визериса, и он снова уходил прочь. Пребывание в сердце Вейес Дотрака, казалось, придавало ему подобие мужества, причем довольно глупого. В этом необычном городе нельзя было обнажать клинки, нельзя было проливать кровь. После того, как она увидела жестокость повседневной жизни, особенно на своей собственной свадьбе, это показалось ей странным, но не неприветливым. Однако теперь, когда Визерис встретился с ней взглядом и начал приближаться, по ее жилам пробежала дрожь. Он все еще держал свой меч на поясе. Это каралось смертью — носить оружие в пределах города. — Сир, пожалуйста, проводите моего брата из палатки. Постарайтесь вразумить его. — Да, кхалиси, — тихо прогремел Джорах и направился к ее брату. Подойдя к Визерису, он, казалось, что-то яростно зашептал ему и попытался загнать его в угол, не поднимая на него руки. Последний человек, прикоснувшийся к нему, потерял все пальцы на руке. Но Визерис был непоколебим и громко провозгласил пьяным невнятным голосом: — Ты смеешь приказывать своему королю! Я должен был бы убить тебя за это! Я возьму эти драконьи яйца, когда мне будет угодно. Я — король, настоящий дракон! Его взгляд упал на кхала Дрого, сидевшего на высокой скамье вместе с другими кхалами. — Кхал Дрого, я хочу присоединиться к вам. Глаза кхала сверкнули злобой и ликованием, и он рявкнул на дотракийском языке, указывая в дальний угол. — Он говорит, что тебе здесь не место. Твое место вон там, — перевел сир Джорах Визерису, тоже указывая в темный угол. Это было место для изгоев, стариков, слабых и увечных. — Это место не годится для короля, — воскликнул Визерис, с трудом поднимаясь на ноги, и лицо его побагровело от нарастающего гнева. — Это единственное место здесь, которое подходит для короля, кхал Реггат, — усмехнулся кхал Дрого на основном ломаном языке. Он и другие кхалы вокруг него рассмеялись. Глаза Дени расширились, когда она увидела, как руки ее брата сжались в кулаки, а лицо покраснело еще сильнее. — Сир Джорах, пожалуйста. Я беспокоюсь о том, что он будет делать! Скажи ему, что он может забрать драконьи яйца, но сейчас он должен уйти, — настойчиво прошептала она. — Да, кхалиси, — сказал Джорах. На этот раз он без колебаний схватил Визериса за плечи и попытался оттащить, но тот резко оттолкнул его и выхватил свой меч. Джорах едва успел отскочить, когда он широко размахнулся мечом. В палатке воцарилась полная тишина. Кхалы больше не смеялись и следовали глазами за Визерисом каждую минуту, как голодная стая волков. Дени застыла. Возможно ли еще спасти ее брата? «Никто из тех, кто обнажает сталь в городе, не останется в живых», — подумала она и задрожала. Она должна была как-то спасти своего брата, хотя и не была уверена, что сможет убедить Дрого простить и забыть это преступление в дотракийском святом городе. Она подошла и сказала: — Визерис, пожалуйста! Ты должен уйти! Сейчас же! Возьми яйца! Этого было достаточно, чтобы привлечь его внимание, и его гнев остыл. На мгновение ей показалось, что она наконец-то достучалась до него, и он образумился, но затем холодная улыбка растянула его бледные сухие губы. Она попыталась отступить, но он преодолел оставшееся расстояние и обнял ее за шею, притягивая ближе. — О, милая сестричка, ты маленькая шлюха. Ты хорошо угождала кхалу, я отдам тебе должное. Слишком хорошо. Теперь, похоже, он думает, что может получить тебя и не выполнить наше соглашение. Я не могу этого допустить. Лжедракон собирает свою армию. Мне нужна своя собственная, как он мне и обещал, — радостно прошипел он, и она попыталась вырваться. Ее борьба прекратилась, когда острие меча остановилось на ее выпирающем животе. Услышав скрытую угрозу, все задохнулись, и все движения, кроме танцующего пламени, прекратились. Дени изо всех сил старалась побороть свой страх, как научилась это делать перед лицом пробуждающегося дракона, но все равно дрожала. Джорах напрягся, переводя взгляд с Визериса на нее. Дрого казался таким же неподвижным, как и всегда, но она видела напряжение в его челюсти и гнев в темных глазах. Ее служанка Чхику рыдала позади всех, губы ее шевелились, и Дени была уверена, что если бы она была достаточно близко, то услышала бы непрерывный поток молитв. Острие меча впилось в округлый живот Дени, и она почувствовала, как лезвие проткнуло нежную кожу. — А теперь скажи кхалу Дрого, что я хочу получить свою золотую корону и свою армию, как он обещал, или я вырву его жеребенка и отдам ему, прямо сейчас, — прорычал Визерис вестеросскому рыцарю. Джорах послушно передал это требование Дрого. Огонь опасно плясал в глазах Дрого, и его ответ прозвучал резко: — Ты получишь свою золотую корону. Визерис холодно и злобно улыбнулся и кивнул Дрого. — Это все, чего я хотел. Но ты заставил меня слишком долго ждать, — сказал он и пронзил мечом ее живот. Она закричала и согнулась пополам: боль, казалось, пронзила все ее тело. В то же самое время мир вокруг нее растворился в хаосе. Тут же послышался шум бегущих людей, и она едва расслышала бессвязный крик своего брата. Что они с ним делали, она не могла сказать. Там царило смятение, шум и хаос, вокруг нее толпились люди. Крепкая пара рук схватила ее за руки, и Джорах начал шептать успокаивающие слова: — Кхалиси, нам нужно вытащить вас отсюда! Вам нужен целитель! Дени попыталась сделать шаг, но боль снова пронзила ее, заставив застыть на месте, пока она отчаянно держалась за живот. Слезы потекли по ее лицу, когда она наконец смогла встретиться с отчаянным взглядом Джораха. — Кхалиси, мне нужно нести вас. Мы должны отвезти вас к акушерке. — Рейго, — прошептала она. — Возможно, нам удастся спасти его. У меня есть ваше разрешение? — Да, сделай это. Делай все, что сможешь, — выдавила она из себя между очередными приступами боли, которые накатывали на нее подобно океанской волне. Он поднял ее на руки и выбежал из палатки. Сквозь боль и тошноту ей виделись неясные очертания тел и лиц, когда Джорах бежал по улицам, крича во всю глотку. Еще одна волна судорог пробежала по ее телу, и она согнулась пополам в его объятиях. Она не была уверена, сколько времени прошло, но в конце концов он остановился, чтобы уложить ее, и она узнала свою собственную палатку. В какой-то момент она почувствовала его отсутствие и потянулась за ним, но он уже исчез. Она попыталась сесть, но это только усилило судороги. Тем не менее она посмотрела вниз и обнаружила, что ее одежда, прилипшая к бедрам, окрашена в темно-красный цвет. Это зрелище заставило ее задрожать еще до того, как на нее накинули одеяло. — Кхалиси, ты рожаешь, — сказал ей Джорах. — Это не место для мужчины. — Нет, пожалуйста, не уходи, — прошептала она. — Я… я не могу… Это было бы неуместно, — пробормотал Джорах. Он в последний раз ободряюще сжал ее руку и вышел. Служанки и пожилая женщина толпились вокруг нее, но этот странный момент ясности исчез, когда боль пронзила ее, и она снова закричала. Дени не знала, сколько времени прошло. Ее мир сузился до боли, страха и женских голосов, которые шептали то, что она считала успокаивающими словами, и еще одного голоса, который говорил на дотракийском языке. Ее горло саднило от крика, и она билась, хотя нежные руки пытались удержать ее на месте. После последнего мощного толчка она ощутила неприятное жжение, которое покрыло ее бедра, и ощущение присутствия ее ребенка покинуло ее. Она почувствовала невыносимую боль одиночества и скорбно застонала, слезы потекли по ее лицу. Ее сын. Рейго. Он исчез. Ее охватила усталость, и она почувствовала, что погружается в темноту отчаяния. Ей снился Красный замок в Королевской Гавани — по крайней мере, так ей казалось. Человек, которого она сначала приняла за своего брата Визериса, обернулся, и она увидела, что у этого человека другое лицо, но его волосы были серебристыми, а глаза фиолетовыми, как и у всех Таргариенов. «Рейегар», — прошептала она. В его глазах была доброта, которую она никогда не видела на лице Визериса, но в то же время и печаль. В своих руках он держал ребенка с темными волосами и смуглой кожей. Он лепетал и суетился, и она видела, как он жестами велит ему замолчать. — Рейго, — прошептала она и попыталась приблизиться. — Ты не одна, сестра, — пронесся в ее голове чужой мелодичный голос, хотя его рот так и не открылся. — Остался еще один дракон. В тот момент, когда она подошла к ним, он и Рейго растворились в дыму и пепле, и она закричала в гневе. Дым клубился и дымился, и она увидела фигуру, шагающую сквозь дым к ней, хотя она оставалась безликой. «Другой дракон», — подумала она, и как только она это сделала, он протянул ей руку. На этот раз, когда она коснулась его руки, та задержалась на мгновение, а затем ее поглотил белый свет. Она приоткрыла глаза и поморщилась, когда солнечный свет пролился в палатку. Она вздрогнула и застонала. Когда она попыталась перевернуться, то почувствовала такую боль, от которой она закричала. — Полегче, кхалиси. Ты все еще исцеляешься, — прошептала ей служанка Чхику, и тут же она почувствовала прохладную ткань, приложенную ко лбу. Усталость, казалось, лежала на ней, как одеяло, и она безучастно смотрела на свою служанку. Ее мысли были похожи на светлячков, мигающих туда-сюда, и она должна была поймать их, чтобы собрать что-то связное вместе. — Что случилось? — прошептала она, но в то же мгновение вспомнила, как Рейегар держал ее сына во сне, и почувствовала, как слезы текут по ее щекам. — Ты родила ребенка, кхалиси, — ответила Чхику со слезами на глазах и дрожащими губами. — Младенец погиб. Извините. — Нет, — закричала Дени. Она попыталась сесть, но боль почти парализовала ее, и она упала обратно. — Нет-нет, кхалиси. Ты не должна вставать. Тебе нужно отдохнуть. — Мой брат. Что же с ним случилось? Губы Чхику беззвучно шевельнулись, а затем она сказала: — Ваш брат получил свою золотую корону. Кхал Дрого расплавил свой золотой пояс и вылил его на голову вашего брата. Никакой крови не было пролито. Дени ахнула, но это было вызвано больше ее собственной физической болью, чем услышанным. Впервые в ее жизни кипящий гнев грозил поглотить ее и вырваться из нее отчаянными криками, но она все еще была слишком уставшей, а ее боль была слишком сильна. Никогда еще она так не ненавидела своего брата. «Он забирает у меня все! Я никогда не смогу быть счастлива с ним рядом», — размышляла она. Она только жалела, что не была там, чтобы увидеть агонию своего брата, которая, возможно, была близка к отражению ее собственной. — Дрого? — Он проследил за уходом младенца, кхалиси, — прошептала Чхику. Дени пристально посмотрела на нее, не обращая внимания на боль. — Он не стал меня ждать? — Мы не знали, когда ты проснешься, кхалиси. Прошло уже три дня. — Мой ребенок ушел? И мне даже не удалось его обнять? — Его никогда здесь не было, кхалиси, — сказала Чхику, но в ее ответе была печаль, как будто она повторяла слова, которые ей сказали. Ее жеребец, который должен был покрыть весь мир, исчез. Будто его никогда и не было. Старухи Дош Кхалина были неправы. Неужели они когда-нибудь ошибались и раньше? Были ли они когда-нибудь правы? Ее гнев продолжал закипать, и, будучи вынужденной оставаться в постели, она могла только сжать кулаки, но все же внутренне набросилась на кхала Дрого. «Почему он похоронил моего ребенка без меня? Он должен был подождать!» Она заслуживала того, чтобы хотя бы раз подержать его, его крошечное сломанное тело. Она нуждалась в нем, но его забрали у нее так же, как Визерис забрал у нее возможность иметь живого ребенка. И с этими мыслями ее гнев улетучился, а боль и печаль поглотили ее. Она перевернулась, всхлипывая от мучительной боли, которая все еще пронзала ее при каждом движении, а также от потери своего сына, Рейго. Наконец она заплакала и уснула, а перед ней снова появился последний дракон из дыма и пепла. На этот раз она услышала свое собственное имя, эхом слетевшее с его губ: — Дейенерис,— его голос был успокаивающим бальзамом в водовороте дыма и хаоса.