Точки соприкосновения

Утро не задалось с самого начала. МакГаффин всё никак не мог убрать вещи погибших жены и сына, чтобы те не мозолили его глаза и не бередили сердце. Стоило ему наконец-то взяться за гардероб жены, как ему позвонили из участка. В его выходной. По неотложному делу. Именно сегодня, когда он был готов распрощаться с прошлым. Информирование было кратким, и ему сразу стало ясно, почему позвонили именно ему. Мертвая горничная найдена в морозилке у сенатора в доме, кто, если не он, замнет это дело на благо репутации городка и семьи Вагнер. – Да, лейтенант, – пробубнил в трубку МакГаффин, натягивая куртку. – Я всё понял. Он старался, чтобы его голос звучал менее недовольно, чем было на самом деле, но актер из него был, как из Брюса прима-балерина. Скрытый мотив лейтенанта Кимбла был ему понятен, поэтому он поспешил к особняку Вагнеров, сосредотачиваясь на работе. Он же профессионал в конце концов, поэтому глуша раздражение, отправился на вызов. Утро Люциуса не отличалось никак от его предыдущих подъемов, в отличие от него самого. За одну ночь он кардинально изменился, и свидетельство этому лежало в кармане его брюк. Шлепая босыми ногами по полу, он вытащил из шкафа вчерашнюю одежду. В руки выпал небольшой навесной замок, холодивший кожу. Тот мужчина вчера – Люцифер, его родной отец, как он сказал, просто указал на дверь, показал, что нужно сделать, повел его по опасной дорожке. Замок Люциус сам взял в руки и, к его несчастью, сам повесил, закрывая старшую горничную в ловушке. На невидимого джентльмена убийство он повесить не мог. Теперь замок был уликой против него, Люциус отчетливо понимал это, поэтому ему было необходимо хорошо прятать его и при случае успешно разыграть, подставляя кого-нибудь. Хранить его при себе неудобно, а хранить в шкафу глупо. Мальчик залез под письменный стол в комнате, пытаясь зацепить пальцами половицу, за которой был его тайник. Нервничая из-за неудачных попыток, он вздохнул и напрягся, пытаясь ощутить свои «силы». Люцифер научил его приему, который мог бы ему сейчас пригодиться. Люциус вытянул руку над половицей, желая, чтобы она оказалась в его руке. Уже минуту спустя он привычно завязывал галстук, чтобы встретить новый день. Улика была надежно спрятана и ждала своего часа. Убрав раскиданные по комнате игрушки с помощью телекинеза, который ощущался им необычайно привычно, он отправился на завтрак, довольный собой. По пути его приветствовали горничные, Джовита и Сьюзен, их речь больше походила на воркование, но он ответил им благосклонным кивком. Люциус остановился посреди комнаты отдыха на втором этаже. Внутри что-то сжалось в предчувствии, приятное тепло в совокупности с резкими толчками, похожими на электричество. То ли чувство, то ли высокая температура заполняли его хрупкое тело. Была ли это его новообретенная сила? Или же что-то большее? Джек подъехал одновременно с катафалком из окружной больницы, но местный доктор, Луис Грин, также присутствовал, чтобы снабдить чужаков данными о покойной. Они кивнули друг другу в приветствии и отправились на место. – Как думаешь…? – начал доктор, но Джек скупо прервал его. – Я не знаю, что думать, доктор Грин. Надеюсь, Вы и Ваши коллеги прольют вскрытием причину смерти несчастной. Он ускорил шаг, следуя за дворецким, провожающим их до нужного места. На кухне, помимо снующего медперсонала, находились супруги Вагнер. Чарльз, статный мужчина в расцвете сил, с неплохой для политика его уровня репутацией пожал ему руку. Он сразу располагал к себе, выглядя уверенно и учтиво одновременно. МакГаффин частенько видел его в Мэрии, когда заходил к судье Джексону, но так близко не встречался. Нэнси, молодая и цветущая, обычно улыбчивая, обнимала саму себе, словно замерзала. На её лице не было улыбки, в отличие от мужа она не так хорошо владела собой, чтобы сохранять мнимое спокойствие. Джек, не заходя в морозилку, оглядел её со стороны, отмечая тяжелую массивную дверь. По видимым признакам женщина не противилась смерти, её поза была спокойной, словно она просто упала без сил. Из-за низкой температуры она хорошо сохранилась, и, если следы насильственной смерти присутствуют, их найдут. Её тело упаковали, готовя к отправке в морг. МакГаффин решил не мешать им и перейти к той работе, для которой его вызвали. Задавая вопросы один за другим, он фиксировал ответы. – Как много… – пробормотала жена сенатора, когда они закончили. – Это обычная процедура, – невозмутимо ответил он. – Разве у неё не было приступа? – взволнованно спросила у него миссис Вагнер. – Или что-то типа того? – Это ведущая версия, – согласился Джек. – Но мне необходимо сделать всё по протоколу. На этих словах он многозначительно посмотрел на Чарльза, давая понять, что дело будет улажено при сотрудничестве. Дальше их участка дело не выйдет. Сенатор кивнул ему, уводя свою жену. Джек умилился этой картине, но вместе с этим что-то в нем отдалось тупой болью. Джек не обманывался насчет своих отношений с женой. У них не было идиллии, присущей Вагнерам. У них всё было наперекосяк с самого начала: от их знакомства до рождения Дрю. И, может быть, будь у них всё чуточку лучше, ему не было бы так сложно забыть прошлое. Будь всё лучше, он бы выстрадал все сожаления давным-давно и отправился бы дальше. Участвовал бы в жизни городка, как и до их смерти, перестал бы пить, получил бы повышение. Джек огляделся, смотря на ровные шкафчики чужой кухни. Сейчас он на работе, и тут не место думать о личном. Необходимо сосредоточиться. Он приготовил блокнот для заметок и карандаш. Итак, Мэри. Мэри, старшая горничная. Найдена в морозильной комнате утром, следов насильственной смерти пока не обнаружено, и ему было необходимо доказать, что это роковая случайность, а не предумышленное убийство, даже если это и не так. МакГаффин окунулся в свою любимую среду – расследование. Работа была единственным, ради чего он удерживался от бутылки и сумасбродства. Версии и улики, заметки и наблюдения укладывались в голову лучше, чем на бумагу. Он делал это скорее для себя, чем для дела. Лейтенант незатейливо намекнул, что они замнут всё это происшествие. Но МакГаффин, как и все отчаянные детективы, имел чутьё. Что-то нечистое чувствовалось во всем этом, и когда-нибудь время его наблюдений придёт. Пар изо рта, витиевато пропадая, рисовал причудливые картины возможных версий происходящего с покойной. Во время работы в морозильнике он услышал хлопок двери на кухне. С одной стороны он был недоволен прерванным потоком рассуждений, но с другой стороны у него появилась отличная возможность выйти и погреться. – Я ещё не закончил, – выходя из морозилки, сказал детектив. Он осекся, увидев совсем не того, кого ожидал. Сенатор или его жена, в крайнем случае, но не ребенок. Быстрый профессиональный осмотр показал МакГаффину, что мальчику было от пяти до семи лет, он был в классическом костюме, который редко увидишь на детях. У Джека кольнуло в районе сердца, может черные волосы, аккуратно расчесанные, может вытянутая фигура мальчика, но это остро напомнило ему о собственном сыне. Потерянным им задолго до аварии. Люциус резко повернул голову на шум. Их взгляды сошлись друг на друге. Люциус изначально знал, что незнакомец здесь. Он поджидал его, спрятавшись от родителей. Он любил новых людей в доме, а их было до чертиков мало. Последним был Джин, партнер отца по рабочим делам, и Люциус его не переваривал от слова совсем, но, по велению чуткой матери, вел себя сдержано и мило. Этот мужчина определенно был новым в их доме. Люциус ранее не видел его, но тот очень интриговал юное воображение. Волевое, но уставшее лицо незнакомца говорило Люциусу: «Я повидал очень много дерьма, и я не рад этому». Взгляд мужчины был оценивающим, словно Люциус находился под рентгеном, но он не чувствовал себя неуютно под ним. Вагнер был уверен в своём «даре», одаренности, как называла это мама, быть холодным и собранным в любую секунду своей жизни. Что-то грустное промелькнуло в чужих глазах, и Люциус про себя отметил, как это взволновало его. Внезапно, словно сквозняк, в его душе разгорелось нешуточное противоречие между любопытством и сочувствием. В душе незнакомца было что-то ужасно неправильное, коверкающее его. Оно определенно его мучило, но Люциус не мог понять, как он узнал об этом. Этот мужчина нравился ему, Вагнер быстро это понял. Не так как Джовита и Сьюзен, которые тайно от матери давали ему сласти, не так, как дядя Том с его тайнами, которые хотелось разгадать, не так, как дедушка с его мудрыми и проницательными глазами и щедрыми подарками. Всё было не так, это было новым, но определенно положительным чувством. Возможно, они станут друзьями. Их как раз не хватало Люциусу. Вагнер ожидал их знакомства, пылко томя от затянувшейся тишины. Джек разглядывал парнишку, отмечая необычную темноту его глаз и их проникновенную глубину. Он был готов поклясться, что глаза ребенка были своеобразным черным зеркалом, показывающим истину о говорящем, но тайно, шепча на ушко только своему обладателю. Джек одернул себя за нелепое сравнение, разве могло дитя знать потаенные закрома его души, только глядя на него. Но детектив всяко подивился спокойствию в глазах мальчика, возможно, умеющих отражать чужие души. После невероятно долгих секунд тишины в своей жизни Джек выдохнул, потирая подбородок, а мальчик, утратив к нему интерес, отвернулся. МакГаффин перешел от анализа дела к произошедшему сейчас за миллисекунды. Не оставляло сомнений, что это сын Чарльза и Нэнси. Об этом ребенке ходили не только слухи, но и своеобразные легенды. Любой, кто жил в Уинтер-Хилле, конечно же, слышал о ребенке Данте-Манора и его особом положении. Все знали, что ребенок был и есть, но никто не знал, почему он не выходил из поместья или почему его не выпускали. В городке ходили самые невероятные слухи о якобы больном дитя, были версии с сумасшествием и умственной неполноценностью. Говорили даже, что его не существовало на самом деле, поскольку никто его не видел вне дома. Якобы бездетные супруги вызвали духа, чтобы заполнить недостаток в семье. Сейчас, стоя на кухне Данте-Манора, он мог опровергнуть все нелепые версии, выдвинутые полоумными жителями городка, ведь он видел легендарного ребенка воочию, и тот выглядел весьма здоровым и довольным жизнью. Мальчик возвратился к тому же, как думал Джек, чем и занимался до его прихода. Он тянулся к верхней полке, чтобы что-то достать. У Люциуса это же был импровизированный план для сближения с незнакомцем. Как он решил, нет ничего проще, чем беспомощный ребенок, которому необходима помощь кого-то постарше и желательно повыше. Это всегда срабатывало и с отцом, и с дядей Томом, и со стариной Алистером. Джек вздохнул, глядя на открывшуюся ему картину. Он подошел ближе, стараясь быть как можно корректнее по отношению к богатому, возможно, больному или же высокомерному ребенку. Джек не мог сказать, почему тот не поздоровался или не показал хоть какую-то реакцию на его присутствие. – Могу подсадить, – предложил Джек, чувствуя себя максимально неуютно и неловко перед парнишкой. Люциус оглянулся слишком быстро, долго ожидая чего-то подобного, и, выдержав нужную паузу, кивнул. МакГаффин не ожидал согласия, скорее такого же игнорирования, как при их встрече, и до него дошло, что мальчик мог просто смущаться наличием незнакомца в доме. Недолго раздумывая, Джек подхватил мальчика под коленки, давая ему возможность самому открыть дверцы шкафчика. И почти сразу же подивился невероятной лёгкости и холодности детского тела. Он почти не чувствовал веса, словно держал пустоту. Могли ли те слухи про духа-призрака быть правдой? Люциус был крайне доволен собой, поэтому позволил утащить себе огромную банку с печеньем. Награда соизмеримая его сложной миссии по захвату внимания незнакомца. Как только его опустили на твердую землю, он взгромоздил банку на стол, доставая крекер и торжественно протягивая её Джеку. – Спасибо, – послышалось детективу. Голос у мальчика был очень тихим, словно шелест листвы в безветренный день, но приятным, мягким. Ребенок скромно протянул ему печенье, смущенно склонив голову. Джек не мог не принять такого милого подарка. – Детектив Джек МакГаффин, – представился он, протягивая руку. Люциус с немым восторгом пожал руку, стараясь выглядеть достаточно взросло. Он впервые знакомился так официально с представлениями и рукопожатиями и хотел выглядеть соответственно. – Люциус Вагнер, – ответил он. Джек был прав. Это был действительно ребёнок сенатора. Удивительный и необычный, совсем не такой, как о нём судачат в Уинтер-Хилле. – Детектив? – спросил Люциус. – Ты что-то расследуешь? Люциус решил не строить из себя великого джентльмена и учтивого господина, как учил его Фабиус, и сразу перешел на более близкое общение. Будучи ребенком, его никто не укорит за такое, особенно, если его новый приятель будет не против. А от его нового знакомого, как теперь оказалось, зависела и его собственная судьба. – Да, – осторожно ответил Джек. – Я здесь из-за Мэри. – Мэри? – невинно переспросил Люциус. – Я ей часто помогаю. А ещё она укладывает меня спать. – Разве это не делает твоя мама? – спросил детектив, ловя каждое слово. – У неё другие заботы, – уклончиво ответил Вагнер. – Мэри ведь главная среди остальных горничных. Не главная, конечно, не самая главная, но среди горничный она выше остальных. Джек нахмурился, понимая чуть больше в этой брошенной вскользь фразе. Это могло быть неплохим мотивом, если бы это было бы убийством. Звание старшей горничной давало и привилегии, и прибавку к зарплате. – Люциус! – послышался издали голос Нэнси Вагнер. Люциус мгновенно оглянулся на дверь, и Джеку даже на мгновение показалось, что в глазах Люциуса промелькнуло сожаление. – Было приятно познакомиться, Джек, – сказал он, подхватывая банку с печеньем и выбегая из кухни. Всё внутри него ликовало от этого знакомства, от этой встречи такой приятной, такой освежающей. Люциус был рад и не только из-за печенья. Две вещи удручали его. Первая касалась их прерванной встречи. То, как внезапно их момент знакомства прервал зов матери, злило. Он хотел дольше поболтать и послушать Джека. Но мама искала его, а обычно это значило лишние поручения. И, откровенно говоря, он был взвинчен и радостной встречей, и досадным её окончанием, настолько, что не хотел ничего делать по дому. Поэтому он бежал в далекие потаенные комнаты горничных, в которых он мог скрыться от настырной матери. Вторым было то, что Джек здесь по его душу. По сути, они были по разные стороны баррикад, и Люциуса выбивало это из колеи. Через пару месяцев его отправили в далекую школу-интернат. Оторванный от семьи юный Вагнер постигал свои мистические силы, чтобы через двенадцать лет вернуться совершенно другим человеком.