Взаимное понимание требует взаимной лжи (Дон-Аминадо).
Музыкальное сопровождение [1]: Молчи и обнимай меня крепче — Шура Кузнецова. С утра, как Кара и решила, они с Эриком собрали свои вещи и направились прямиком по тому адресу, что дала им покойная мать девушки — порт Бристоля. От Лондона расстояние было сравнительно небольшое и на поезде вполне можно было добраться за два с лишним часа. Эрик в эти моменты был довольно тактичен и лишних вопросов не задавал, предпочитая держать язык на замке. Леншерр один раз пробежался глазами по письму матери Кары, чтобы примерно представлять в чем дело и удостоверится, что это не бред Вашингтон. Перед самым выходом, девушка встала возле зеркала. На ней было самое обычное серое платье, хотя Камилла сказала, что «если Кара пожелает вернуться жить к ней, то все эти платья её». Вашингтон критично осмотрела себя и свои полностью обгоревшие волосы, и достала из шкафа стальные тяжелые ножницы. Девушка совершенно не умела стричь волосы, поэтому неловкими, но довольно смелыми движениями покромсала их так коротко, насколько это было возможно. Да, получилось немного неровно и как-то кособоко, но в целом, Кара осталась немного довольна тем, что её волосы цвета морковки теперь не напоминают сгоревшую солому. Вашингтон было невероятно жалко и себя, и волосы, но другого выбора не было. Эрик, когда вошёл в комнату, схватился за сердце. Камилла же не удивилась. Сейчас она больше напоминала нелепого мальчишку-почтальона, который отдаленно напоминает женщину чертами лица и фигурой. Кара не считала себя очень фигуристой или женщиной в теле, но что-то определенно проглядывалось. — Ну что, ты готова? — Кара неловко кивнула, взлохмачивая волосы, словно желая показать миру «да, я — страшное чучело!». Сейчас у них проверяли билеты на поезд. — Волосы?.. — Всё в порядке, Эрик, — девушка мягко улыбнулась и поправила свернутый плащ, который норовил сползти с её руки. — Не волнуйся. После вчерашнего, встреча с каким-то неизвестным меня не пугает. Леншерр не поверил ей, это было ясно. В поезде, совершенно типичном для того времени, было очень много людей. Кара редко ездила на поездах, разве что в Бирмингем к матери подруги, да и то только из вежливости, ведь миссис Балтимор была очень добра к ней. Люди сновали туда-сюда, заталкивали багаж на верхнюю полку, читали газеты и просто мирно беседовали. — До сих пор не привык к Англии, — когда они сели на свое место, сказал Эрик, снимая кожаную куртку. Он остался в одной черной водолазке, но сегодня было довольно холодно, поэтому Кара боялась, что Леншерр замерзнет. — Откуда ты родом? Я почти ничего о тебе не знаю, Эрик, — пробормотала Кара. У них, слава небесам, соседей не было и поэтому Кара смогла сесть напротив Магнето. — Расскажи мне, где ты родился. — Я родился в Германии, если тебя это устроит, — отозвался Эрик, но сказал это как-то сухо и безэмоционально. — У тебя совсем нет акцента, — заметила Вашингтон. На мгновение задумалась: сказать или нет, — тебя и твоих родителей ведь забрали в концлагерь, да? Леншерр — не совсем немецкая фамилия. — Тяжело быть немецким евреем, когда все вокруг арийцы, — невесело ответил Эрик, доставая сигареты. Кара поморщилась. Её воротило не только от алкоголя, но и от сигарет. Поезд тронулся. — У тебя достаточно типичная внешность для арийца, — ответила девушка, — светлые волосы и глаза. Что же им не нравилось? — То, что я еврей, Кара. От национальности не отмоешься так просто, — Леншерру не особо хотелось продолжать этот разговор. — Тебе повезло, ты — англичанка. — Рыжая, — усмехнулась Кара, всё еще неодобрительно косясь на сигарету, которую Леншерр уже закурил и теперь выдыхал клубы дыма в открытое окно. — Ты же в курсе, что курить в поезде нельзя? — Ты меня отмажешь, — подмигнул Эрик, усмехаясь. — Хорошо иметь под боком телепата, — понизив голос, проговорил Леншерр. — Эрик ты же знаешь… Это весьма… ограничено. — Знаю-знаю, — и он с довольно недовольной миной, тушит сигарету об окно. Кара смотрит с молчаливым укором. — А что ты хотела? Забыла, что я плохой парень? — Ты сам так думаешь, — сказала Кара свое окончательное слово и отвернулась к окну. Мимо проходили самые различные пейзажи: вспаханные поля, небольшие пролески, и дождь. Бесконечный, бесконечный, непроходимый, мерзкий дождь. Эрик поджал губы. Ему не хотелось, чтобы Кара выступала в роли морализатора и этому подобного, но что-то не давало ему просто взять и бросить её. Какое-то мимолетное увлечение, его просто непреодолимо тянуло к этой болтливой, странной, просто с прекрасным воображением, мечтательнице. Она вызывало странное, новое чувство где-то в глубине сердца, но мозг, всегда властвовавший над этим телом, отдавал строгий приказ: «Не подпускать ближе!» Но можно ведь не послушаться мозг и разум? Хоть один раз пустить в сердце что-то светлое, не боль и не жажду мести. Отпустить то прошлое, полное ужаса и страданий. Пока Кара сидела, отвернувшись к окну, Леншерр словил себя на мысли, что бессовестно рассматривает её. Прямо как в их первую встречу около недели назад. Неделя… Неужели за неделю можно влюбится в человека? Не то чтобы он влюбился, просто… На лбу Вашингтон пролегла глубокая складка, возникавшая всегда, когда ей удавалось порисовать или просто подумать наедине с собой (как она думала). Наконец Кара, немного поразмыслив и пару раз глянув на Леншерра, который старательно смотрел в окно, достала альбом и карандаш. Вновь штрихи, которые потом выйдут во что-то новое. Просто образ, картинка, размытый силуэт в голове. Вот прорисовываются тонкие руки, ноги… Да, кажется это косички. Вашингтон, насупившись, пытается вырисовать каждую веснушку, свой вздернутый нос и тонкие губы, выступающий подбородок и маленькие уши. Это все кажется ей таким нелепым, что девушка резко откладывает альбом и продолжает смотреть в окно. Эрик протягивает руку и берет альбом, кладёт его себе на колени и открывает. Немного удивляется, увидев размытый, нечёткий, но точно написанный Карой, рисунок себя. Как он сидит в задумчивой позе и читает. Прямо в тот момент их мысли словно шли в одном направлении. Он думал о возвышенном тоне этой книги, она — о возвышенном чувстве живописи. — Почему ты не рисуешь? — спросил Эрик, прервав тишину. — Рисовать нужно только что-то прекрасное. Я пыталась нарисовать себя, но… Как видишь, не вышло. — Прекрасное смотря что. Вот к примеру я, — Эрик пересел на сторону к Каре и показал ей её первый рисунок, — разве я прекрасен? — О! — в сердцах воскликнула Кара, не удержавшись, — ты — один из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела! Ну… — до Кары дошел смысл её фразы. — То есть… — Смотри, — Леншерр будто бы не обратил внимание на своеобразный комплимент и перевернул страницу на рисунок Кары. — Нужно видеть прекрасное не во внешности, когда рисуешь. А здесь, — он дотронулся до места, где у людей находилось сердце. — И тогда все рисунки будут прекрасными. А я… — он перевернул страницу на рисунок себя, — здесь нет ничего даже близко к прекрасному. Я — монстр, Кара и пора бы тебе это запомнить. — Нет. Монстры бывают только в книгах и… — Хватит! Перестань так думать и выйди наконец из этой волшебной зоны, где все кажется прекрасным! Сними розовые очки и посмотри на мир без них. Тогда ты все увидишь.***
Здесь, в Бристольском порту, воздух был другим, не таким как в Лондоне. В Лондоне он был влажный, да, но… Такой немного спертый, загрязненный, а тут — влажный, морской и чистый. После того, как сойти с поезда, девушка поставила чемодан на пыльный пол и расправив плечи, вдохнула свежий воздух. После короткого разговора в поезде, большую часть пути Вашингтон проспала, упершись о неудобное стекло, хотя Эрик и предлагал лечь на его плечо. Но девушка упорно не согласилась, хотя ей безумно, аж до слез хотелось лечь на него. Как бы это двусмысленно не звучало. И этот разговор кое-что показал девушке. Она уяснила парочку важных для себя истин, за одну из них ей до сих пор было стыдно: она действительно его любит. По настоящему. Без прикрас, но с добавлением других оттенков по типу нежности. Чистая, неразбавленная ничем злым, любовь. О, как же ей хотелось признаться ему в этом. Как же хотелось свернутая калачиком у ног этого невероятно красивого, изумительного мужчины, чтобы он заметил её. Но этому мешала случится вторая истина: он её очевидно не любит. Да и Кара не могла винить его в этом: за что же её любить? Из самых благопристойных трактиров (а тут только трактиры и имелись) самым нормальным оказался трактир «Дельфин» с самым обыкновенным названием и довольно опрятной наружностью. Вывеска была новехонькая и мерно, в такт ветру, покачивалась, даже немного успокаиваю глаз после ожесточенной тряски в поезде. Эрик то и дело поглядывал на Вашингтон. Интересно, а о чем она думает? Чарльзу хорошо, ведь каждый человек для него — это открытая книга. После их не продолжительного разговора в поезде, Леншерр уяснил для себя кое-что новое. Возможно, это теплое, только зарождавшееся чувство внутри него, можно отнести к разряду «любовь», но… А любит ли она его? Конечно, нет! За что же его любить? В трактире пахло жареной рыбой, звенели бокалы, доверху залитые пивом и наперебой кричали постояльцы. Их было немного, но абсолютно все они оказались моряками. Пока Эрик вносил вещи в их комнату, где стояла только одна двуспальная кровать, две прикроватные тумбочки и небольшой столик у окна, Вашингтон расспрашивала хозяина трактира, дородного мужчину, о человеке из письма матери. Как оказалось, «немногие приезжали из Лондона в Бристоль, но из недавних можно выделить вон того барина, красавица». — А из давно прибывших? — не унималась Кара. — О, из давно — они не у нас остаются. Раньше же какие у людей деньги? Все останавливались в «Медузе». Туда не советую одной ходить, золотая, только с проводником. Опасно там. — Что там опасного? — Да много чего. Взять, к примеру, одного моряка, который из Лондона приехал. Буянит вечно и ведёт себя странно. Всех шугает, никому не нравится. — А чем именно он пугает? — в голове Кары зарождались подозрения касательно этого загадочного парня. — О-о-о! — мужчина хлопнул крепкой рукой по барной стойке. — Наклонись… — Кара послушно наклонилась и мужчина заговорщически прошептал. — Он умеет… читать мысли. Лицо Кары вытянулось. Слышать подобное от обычного человека было как минимум странно и неожиданно. Но этот «странный парень» заинтриговал её. После того, как занести чемодан в их с Карой совместный номер, Эрик спустился вниз, в саму таверну, и не обнаружив девушки поблизости, решил скоротать время, сидя за одним из дальних столиков. Заказав какой-то странный местный напиток, Леншерр уже хотел было погрузиться в мысли, как почувствовал, что напротив него кто-то сел. — Доброго вечера, мистер Леншерр, — раздался мягкий бархатистый голос. — Или вас лучше называть Магнето? Эрик поднял глаза и с удивлением, которое никак не отразилось на его лице, увидел Шмидта. Шмидт поправил черный галстук на шее и деловито хмыкнул острым худым носом, сложив руки перед собой. — Какая встреча, Нюхач. Ты что-то хотел? — Можем поговорить? — и не дождавшись ответа, продолжил, — рыжули ведь нет? Увидев отрицательный знак, Шмидт оскалил зубы. — Это хорошо. Знаешь, я даже рад, что она выжила. Неплохая девчонка, толковая. Настоящая актриса. Но ты знаешь, что нас с Максимусом не проведешь, да? Ты помнишь свою задачу? — Конечно. — Она не догадывается? — усомнился Нюхач. — Где она сейчас? — Хозяин таверны сказал, что ушла гулять по городу. Не волнуйся, Шмидт, у нее и мысли подобной не возникает. Она… — Ты очаровал ее, Эрик. За это я тебя и ценю. Ты — большой молодец и надеюсь, что сможешь выкрутиться после этого. Отдашь ее на попечение Чарльза? — Ну да. Он же у нас «всеобъемлющая доброта». Примет ее с распростертыми объятиями. Но… Что мне сказать ей, когда придется уйти? — Она влюблена в тебя, Эрик, — Шмидт поправил очки на цепочке, протерев их маленькой тряпочкой. — Разбей ей сердце.***
Кара быстрым шагом направлялась в таверну «Медуза». Это место имело среди местных дурную славу «постоялого двора для гуляк и прочего сброда». Погода здесь была немногим лучше, чем в Лондоне. Разве только сейчас моросил мелкий грибной дождичек, который, как надеялась Кара, должен вскоре пройти. Ее серое форменное платье уже покрылось мелкими брызгами, а сама Вашингтон чувствовала такую приподнятость настроения, что хотелось плясать от счастья. С Леншерром их отношения намного сдвинулись в лучшую сторону. И это не могло не радовать. Девушка вошла в сырое, насквозь пропахшее рыбой и моряками, помещение. Обстановка здесь была намного хуже, чем в «Дельфине» и Кара насилу удержалась от того, чтобы не закрыть нос рукой. Барную стойку натирал до блеска щуплый мальчишка лет пятнадцати в затертом пиджаке и грязной рубашке. Когда Кара вошла, все моряки (а это были именно они) с интересом и любопытством взглянули на девушку: где ж это видано, женщина — рыжая и с короткими волосами! Вашингтон съежилась под тяжелыми взглядами моряков и тучных женщин, находившихся здесь. Кто-то с хохотом показал на нее пальцем. Но девушка, задрав нос к самому потолку, чинно прошествовала к стойке и деловито облокотившись о нее, спросила у мальчишки: — Здравствуй, — парень загнанно посмотрел на нее, — не бойся. Меня Кара зовут. — Йен, — ответил парень и его плечи будто бы расширились. — Вам чем-то помочь? — Да, если можешь, — сказала Вашингтон, — ты не знаешь, кто из моряков, которые живут здесь, прибыли из Лондона. — Да, конечно. Их тут не так много, — с готовностью ответил парень, — Эзра Смит, Грегори Лукас и… этот… — Кто? — что-то подсказывало Каре, что этот «этот» именно тот, кого она ищет. — Люк. Просто Люк. Он странный и к нему лучше не соваться, — пробормотал мальчишка и посмотрел куда-то в угол таверны. — А почему? Парень пожал плечами и отвернулся. Девушка проследила за его взглядом: в углу сидел высокий мужчина, заросший черными, как смоль волосами. Он пил что-то мутное из граненого стакана и эта жидкость стекала у него по черной бороде. Кара сморщилась: такое неопрятное отношение к чему-то будто сворачивало ей все внутренности. Но она прекрасно понимала, что моряки — такой народ. — Здравствуйте, — она тихо подошла к мужчине и когда он повернулся, с ее губ сорвался удивленный вздох: это был еще совсем мальчик. Маленький мальчик лет так семнадцати, но уже не по годам обросший бородой и волосами. — Думаю, что это мне следует так здороваться. Ты ведь Кара? — спросил он и голос, хоть и огрубевший, все равно выдавал в нем совсем еще мальчишку. Этот вопрос ставит Вашингтон в тупик. Она молча садится напротив него на стул, медленно кивая. В горле словно целая пустыня. — Люк Вашингтон. Будем знакомы, — он протягивает к ней свою очень изящную руку. — А… Как? — Кара в полнейшем шоке и из ее рта может выходит только что-то нечленораздельное. — О, так ты не знаешь? — парень даже удивляется и его кустистые брови поднимаются вверх. — О… о чём? — Ну, значит вот так, — ухмыляется парень, — ну привет, дорогая тетушка!***
Морской бриз почти невесомо трепал короткие волосы Кары и они лезли в глаза, рот, уши. Девушка раздраженно убирала их, чувствуя как по телу неприятно разливается горечь и раздражение. Она до побелевших костяшек впивалась в поручень крыши жилого дома, где сейчас находилась, а в голове у нее — куча мыслей, которые потихоньку лишают ее чувства самообладания. Эрик молча стоял и смотрел на нее. Со стороны и не угадаешь, что это был за взгляд, но теперь, когда он оглядывается на несколько лет назад, то понимает: взгляд был определенно многоговорящий и нежный. За этот день она пережила столько всего, но эти события никак не отразились на девушке. Как думал Леншерр. Что-то странное, неправильное и необузданное кольнуло в сердце, и Эрик, не в силах противиться неизвестному чувству, в один миг оказался рядом с девушкой. Кара повернулась к нему, она хотела сказать многое, очень многое, но что-то подсказывало ей: тишина будет сейчас на вес золота. Эрик будто бы уловил психическое состояние Кары и трепетно, ласково коснулся кончиками пальцев мягкой щеки. Девушка почувствовала, как начала кружится голова и воздуха в легких словно бы стало не хватать. Она по инерции отступила назад, но почувствовав, как тёплая, даже сквозь ткань платья, рука мужчины притягивает ее к себе за талию, решила более не сопротивляться, резко осознавая, что совсем не прочь продолжения. Эрик колебался. Он не хотел портить их взаимоотношения своими неразумными действиями, но сердце так больно ныло, что хотелось наплевать на приказы мозга и послушаться, то что сейчас так отчаянно билось в грудной клетке. Эрик с большой нежностью убрал прядь волос со лба Кары, и во взгляде мелькнула совсем несвойственная для него, всегда такого серьёзного, холодного и расчетливого, добрая и ласковая искринка. У Кары, казалось, застрял ком в горле. Она не могла от волнения вымолвить ни слова. Ноги будто стали сделаны из ваты и совсем не хотели держать свою хозяйку. Пальцы онемели и Вашингтон почувствовала, как бешено колотится сердце, рискуя вот-вот вырваться из груди. Но Леншерр медлил. Он убрал огненную прядь и Вашингтон отметила, что взгляд его постепенно затуманивался, поддернутый дымкой вожделения. — Черт с тобой! — прохрипел Эрик и трепетно коснулся таких манящих, пусть и тонких, но все равно красивых, алых губ. Кара совсем потеряла разум. Едва губы мужчины коснулись ее, она словно очутилась на другой планете. Ей было одновременно приятно, но и стыдно в какой-то мере. Вашингтон терялась в ощущениях, пока Леншерр уже бесцеремонно пытался проникнуть языком в ее рот. Долгое время девушка сопротивлялась, не желая стирать очень тонкую границу, разделяющую их отношения: от «временных компаньонов» и до «временных любовников» ей доводить почему-то не хотелось. Кара, абсолютно теряя всякое терпение и стыд, нашла руку Эрика, которую он держал теперь у нее чуть выше бедра и переплела их пальцы. Леншерр чуть отстранился, переставая углубить поцелуй, и слегка смазанным взглядом смотрел на Кару. Он соприкоснулся своим лбом с ее, и Вашингтон явственно почувствовала, что хочет дальше. — Что это значит? — хрипло спросила она. Из-за поцелуя, ее губы раскраснелись. — Я не знаю, — ответил Леншерр и привлёк ее еще ближе к себе, так, чтобы тела соприкасались во всех возможных точках. Романтика застилала глаза Каре и она, почувствовав между своих ног, выпирающий, напряженный бугорок, сама немного напряглась. Ей были не чужды интимные отношения, ее первый опыт произошел с Брэндоном, еще в далеком прошлом, но сейчас, пока они стояли и руки Леншерра прижимали ее к себе, а она гладила его волосы, хотелось верить, что все будет хорошо. На этот раз. Вашингтон ласково провела пальцем по острой скуле и сама решила сделать, то, о чем будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Девушка кончиками пальцев, касающихся подбородка, опустила его голову ниже и сама дотронулась до сухих губ Эрика. В тот же миг он с пылкостью, опять же для него не свойственной, ответил на поцелуй и руки сжимали талию Кары ещё сильнее, словно он боялся, что она убежит. Все чувства, эмоции, смешались в непередаваемый коктейль страсти, нежности и чувственности. С Брэндоном все было иначе. Он целовал ее грубо и по-собственнически, так, будто все права на девушку лежат у него в кармане и он готов их предъявить. С Леншерром было не так. Его руки, странно грубые для его возраста (но по понятным причинам) дарили невероятно нежные прикосновения и пусть и без пошлости, но Кара буквально плавилась из-за обыкновенного поглаживания. Губы не жестко сминали, кусали и брали то, что нужно, они прикасались нежно и чувственно, ласково и так… романтично. Эрик был очень нежен с ней, словно она — цветок, который из-за неосторожного обращения может погибнуть. Девушка тряхнула волосами и губы Эрика переместились на белую шею. Кара сжала руку Леншерра и тот, словно бы извиняясь за слишком резкое вторжение, вновь поцеловал ее в губы. Кара сильнее обняла его за широкую спину и сердце ее затрепыхалось. Кара отстранилась первая. Эрик вновь поцеловал ее в висок и Кара почувствовала, как на ее плечи ложится мягкая и теплая ткань его куртки. Девушка ощутила тонкий шлейф его одеколона и ей стало ещё лучше. — Нам нужно идти… — попыталась сказать Вашингтон. Она боялась, что Леншерр сделал это под влиянием чего-то и что теперь, когда его ум прояснился, он оттолкнет ее и все будет как прежде. Нет, нет, только не сейчас! Она не хочет возвращаться в свои серые будни, хочет остаться в его мире. — Ты права, — Эрик опустил глаза на ее губы, — черт, я тебя укусил. Вашингтон вытерла губу ладонью и пробормотала «ничего», хотя ей очень хотелось сказать «с тобой, милый, все хорошо». Но не сказала. Из-за банальной вежливости или они ещё не на таком уровне отношений. Пока они спускались по лестнице вниз, Вашингтон обдумывала происходящее. Они оба — взрослые люди, Эрик чуть старше, ему почти за тридцать, ей — двадцать четыре. У обоих нет детей, семьи, почти никакой поддержки со стороны. Да, возможно, они и завершат дело, возможно он познакомит ее с этим пресловутым Чарльзом Ксавьером, возможно они переспят один раз, а дальше? Дальше — их пути навсегда расходятся и у каждого остаются лишь воспоминания о афере и превосходно проведенной ночи. И это все. Конец. Забвение. Такая перспектива не слишком радовала Кару. Она всё прекрасно понимала, ее воображение и романтичность еще не застилали способность мыслить здраво и рационально. С возрастом у тебя накапливается опыт, ты знаешь и понимаешь больше и можешь решать проблемы, подобные этой. Но романтичная сторона неприятно зудила в её душе — всё-таки Эрик — великолепный кандидат на роль настоящего принца: сильный, красивый, и властный. Кара, конечно, понимала, что самому Леншерру во всяком случае не нужны никакие отношения. И её мысли текли в этом направлении: «Допустим, я ему симпатична. Допустим, он меня любит. Но Эрик не из тех людей, кто говорит это сразу, до него должно это дойти, со временем, но он это поймет», — с этим потоком мыслей, Кара не заметила как споткнулась и если бы не Леншерр, который вовремя поймал ее, она бы точно упала. — Осторожнее, — проговорил Эрик. Вашингтон вяло кивнула и опять пустилась в мысли. Накануне ей пришло письмо от Брэндона. Его содержание было наполнено уничижительными высказываниями по поводу того, что Кара «раздвигает ноги перед каждым смазливым мальчиком». Вашингтон хотела бы возразить ему и сказать, что вспомнил бы Брэндон свои дрожащие коленки перед их первым разом. И Эрик не «смазливый мальчик». И ноги она перед ним не раздвигала. Кара не заметила, как они дошли до трактира, в котором остановились и нашли Люка. И как у нее гулко стучит сердце и кровь в висках, как раздуваются ноздри от злости. Вашингтон почувствовала, как теплая рука Леншерра касается ее руки. Девушка колебалась секунду, но затем незамедлительно сжала ее в ответ. Поддержка любимого мужчины. Вот что ей нужно сейчас. Не то чтобы Эрик ее любимый мужчина. Девушка молча улыбнулась. Фонарь золотил ей волосы и рука Магнето продолжала сжимать ей руку. — Все в порядке? — его льдистые глаза на минутку смягчились и стали такими же нежными, как тогда, на крыше. Тогда, когда он так чувственно касался ее губ. — Да. Это было… — Что было, то было. — Чувственно. — Что? — Леншерр удивленно посмотрел на Кару. Девушка начала перебирать его пальцы в своей руке. — Не важно… Чувственно… — они с Эриком сели на небольшую скамейку, на которой были видны капельки морской воды. — С Брэндоном было не так. Иначе. Он… Урод. — Не выражайся, Кара. Тебе не идёт… Он тебя насиловал? — Нет, нет, — Кара испугалась того, что Леншерр слишком заинтересовался ее прошлым и поспешила переменить тему. — Сегодня погода просто великолепная. Да? — Кара. Он. Тебя. Насиловал? — Леншерр изогнул бровь. — Да почему ты постоянно называешь меня по имени? Оно, что, тебе так нравится, Эрик?! — вскипела девушка. — Да, блять! Да! — Леншерр уронил голову на ладони, запустил пальцы в волосы и хорошенько их взлохматил. — Не то чтобы насиловал… — пробормотала Вашингтон, не желая злить и без того разозленного Эрика. — Скорее принуждал. Каждый раз. Даже когда я этого не хотела. Ты… Ведь не убьешь его? — Хотелось бы, — Магнето подпер подбородок рукой и замолчал. Кара закусила губу и тоже замолчала. Но тут в голове появилась идея. Мимолетная мысль. Мама так делала всегда, когда отец был расстроен или взволнован и это всегда срабатывало, действовало безошибочно. Они с Ирэн сотни раз видели, как мама проделывает это с папой, выучили каждое движение, каждое слово наизусть. Девушка положила руку на плечо Леншерра и тихонько провела вдоль плеча и шеи, приобнимая его за шею второй рукой. Кара забралась с ногами на скамейку и уткнулась носом в плечо Эрика. Тот не сопротивлялся, а через несколько секунд она почувствовала, как он неловко ее приобнял. — Я знаю, да, ты запутался, — девушка начала гладить его волосы, словно успокаивая, — и ты не знаешь что делать. В твоем сердце полно злобы, жажды мести и ненависти, но… У тебя получится это преодолеть, потому что… — Почему? — Леншерр развернулся к ней лицом и они почти соприкасались носами. — Не знаю. Просто я верю в тебя. И… Ты ведь не убийца. — Слушай… — Ой, да замолчи ты хоть один раз, Леншерр! — и Кара сама притянула его за затылок к себе, поцеловав. Кара немного оттянула его нижнюю губу и Леншерр промычал что-то нечленораздельное, пока Кара продолжала гладить его волосы, запуская в них пальцы и молча наслаждаясь моментом. — Это было… неожиданно, — пробормотал Эрик, немного тушуясь, но скоро приходя в себя. — Мне надо было как-то заткнуть тебя, — вытирая губы, проговорила Вашингтон. — И ты нашла этот действенный способ. Похвально. Кара улыбнулась и положила голову ему на плечо. Она продолжала сидеть на скамейке и ей нравилось чувствовать обнаженными ногами холодную поверхность скамьи, а ухом и шеей — мягкость рубашки Леншерра. Хотелось бы, чтобы так было всегда. — Мисс Вашингтон! — вдруг крикнул хозяин таверны «Дельфин», которого как оказалось, звали Эрни. — Мисс Вашингтон! Кара обернулась. Эрни сжимал в руке какой-то черный конверт и ей это совсем не нравилось.***
Музыкальное сопровождение [2]: Целуй меня — Мария Чайковская.