***
Волнение возвращается к Кучаеву только на этаже, около нужного кабинета. Костя смотрит на заветную дверь, сглатывает и чувствует нарастающий с каждой минутой комок волнения в животе, а тут ещё и нога, и костыли проклятые, и ортез… Нужно вести себя уверенно, чтобы не опозориться, а он вдруг поддаётся панике — калека. Он будто вдруг забывает как правильно обращаться со всем этим: ноги подкашиваются, и Костя мысленно возвращается в прошлое, в больницу, в которой всегда пахло лекарствами и спиртом, где он неделями лежал, прикованный к белой постели, наблюдая за тем, как обесцвечивается мир вокруг, и Сашка с грустной улыбкой приносил апельсины. В те долгие серые дни, когда врачи шептались за дверью палаты, а он по-прежнему не мог пошевелить ногой… — Готов? Костя смотрит на Чалова сквозь пелену неуверенности и отрицательно качает головой. Кучаев и мог бы соврать, да вот как-то не хочется. Он ищет глазами Головина, но тот, к удивлению, оказывается слишком занят разглядыванием почётных грамот в рамочках на стенах, что Костя не решается звать друга. А вот Федя от него не отходит, и фотограф решает, что Феде можно доверять. — Это ничего… Это даже хорошо, что ты не готов. Знаешь, я, когда на поле выхожу, порой тоже волнуюсь ужасно, особенно перед важными играми, и думаю, что сейчас точно всех подведу, а потом… — Чалов замолкает, подбирая нужные слова, а Костя так и впивается в него жадным взглядом, ловя каждое слово и движение губ. Он чувствует, как колотится сердце. Кучаеву кажется, что Федя делится с ним чем-то сокровенным, тайным, чем-то, что он должен сохранить, услышать, понять. — А потом ты просто отключаешь мысли, чувства, обиды и бежишь вперёд. Бежишь, потому что должен. Уверенность приходит во время действий. А теперь иди, я в тебя верю. Федя улыбается совсем как в тех интервью, которые Костя от нечего делать смотрел несколько месяцев назад, но одновременно есть что-то в этой улыбке особенное, то, чего камера передать никогда не сможет. Кучаев выдыхает, подмечая, что дышать ему как будто стало легче. Они, по сути, почти не знакомы, но слова футболиста дают результат, проникают в душу и успокаивают. Кто бы мог подумать, что в жизни Фёдор Чалов ещё лучше, чем на поле? — Спасибо, — кивает Костя и стучится в кабинет редакции. Чалов помогает ему, придерживая дверь.***
Собеседование длится не сказать, что долго, но для Саши это время тянется мучительно медленно, потому что он, во-первых, по своей натуре просто не умеет сидеть на заднице ровно, и, во-вторых, переживает за Кучаева не меньше самого Кучаева. Это со стороны всегда кажется, что Головин ко всему относится с лёгкостью и пофигизмом, но на деле он очень глубоко переживает события близких людей. Сашка с детства привык жить для других: выслушивать чужое горе, решать чужие проблемы, тащить чужие тайны, отдавать людям себя всего, а о собственных переживаниях никогда не зарекаться и не говорить вслух, ведь его заморочки, по сравнению с остальными, — ерунда. Ерунда, да вот только как порой она гложет… Как порой становится невыносимо молчать. — Саш, да ты присядь. Чего круги зря наворачиваешь? Они ещё долго с бумажками возиться будут, — говорит Чалов, расслабленно устроившись на скамейке и залипая в телефоне, а Сашу почему-то весь его внешний вид бесит. Головин, честно говоря, всегда относился к игре Фёдора Чалова скептически. Он тоже болел за московский ЦСКА, но не так яро как Костя: фоном включал матчи по телеку, пару раз, когда они с Кучаевым ещё только-только познакомились и каждая копейка играла роль, они выбирались на стадион. Из игроков Сашка всегда восхищался Марио Фернандесом, а к остальным лишь приглядывался, питал некий интерес к их технике, но не более. Чалов играл неплохо, забивал красиво, но Головину почему-то не нравился. Саша считал его переоценённым среднячком, который блеснул в одном сезоне, поэтому ситуация с Костей его одновременно радовала, но и раздражала. Саша был очень рад, что Косте выпала возможность завести очень полезные знакомства, но не с этим типом. Не-а. — Скажи честно, футболистам так мало платят, что ты решил заняться волонтёрством? — едко спрашивает он. Фёдор хмыкает, а после растягивает губы в невинной доброй улыбке, словно перед ним сейчас стоит очередной фанат и просит совместное фото. Он решает не поддаваться на провокации, поэтому специально игнорирует недружелюбное высказывание Александра, которое кажется ему не более чем забавным, ведь причина, судя по всему, неизвестна даже самому Головину. Тут Саше то ли внутреннее чутьё подсказывает копать глубже, то ли прежние чувства к Косте тлеют угольками под сердцем. Головин смотрит на Чалова с неуверенным презрением, запоминает, изучает, будто желая найти какой-нибудь изъян, подвох, мелочь, чтобы можно было зацепиться, чуть приукрасить и на выходе получить интересный материал, в который и сам мало-помалу верить начнёшь (дабы совесть не мучила). Однако это оказывается не так просто. Фёдор на публике держится умело — привык. — Не понимаю. Ты о чём? — отвечает Федя, удобнее устраиваясь в кресле. Он ведёт себя как человек, который действительно ни в чём не виноват. Он, по сути, и не виноват, но что-то Сашу напрягает. Головин пытается уловить на лице собеседника хоть какой-то намёк на коварные козни, и, не найдя, злится ещё больше. — Понимаешь ты всё, — хмурится Саша и переводит взгляд на дверь. Почему Кучаев так долго? У него проблемы? Может, постучаться, спросить? — Учти, я тебя насквозь вижу. Федя прослеживает за его движением и неожиданно всё понимает. Ну или почти. По крайней мере, Чалов точно угадывает ход мыслей друга Кучаева и совсем не винит Сашу за грубость: он лишь пытается предостеречь Костю от чего-то плохого, а, значит, является хорошим другом. Федя не удивляется тому, что его подозревают в каких-то злых намерениях, понимая, что сложившаяся ситуация с Костей выглядит как минимум странно, но и доказать свою невинность он не сможет. Чалов и сам задаётся вопросом, почему он так рвётся помочь Косте, чем его с первой встречи так зацепил незнакомый парень, что он так хочет видеть его рядом, знать, что его жизнь сложится хорошо. Ответа Федя не находит. Он просто думает, что такие люди как Костя, усердные (которые готовы продолжать работу даже с травмой!), интересные, творческие, заслуживают чего-то большего, чем жизнь от случая к случаю, а в современном мире без связей им не пробиться в свет. Возможно, Федя сможет стать для Кости проводником к этому свету? — А-а, ты про Костю, — Головин обращает внимание к Чалову, но ничего не отвечает: тот в утверждении не нуждается. — А что не так? Ты разве не рад за него? У меня есть возможность ему помочь. Почему бы не воспользоваться этим? Он классный. Талантливый парень, толковый, трудолюбивый. Такие на дороге не валяются, — пожимает плечами Фёдор. — Не прикидывайся, рыцарей в наше время не бывает, — сквозь зубы отвечает Саша, опускаясь на скамейку напротив, и совсем забывает при каких обстоятельствах познакомился с Кучаевым. Он ведь тоже был когда-то для Кости рыцарем, героем, спасителем, а потом что? Потом потерял свои силы. Теперь Саша уже не тот особенный, который мог сделать Костю счастливым. Это злит и одновременно огорчает. — Ты Костю совсем не знаешь. — Не знаю, — неожиданно легко соглашается Чалов, но Головин понимает, что ничего легкого в этой жизни не бывает, — но ведь это повод узнать, не так ли? Уверен, мы с Костей подружимся, чего, увы, не могу сказать о тебе. Ты мне неприятен, — вполне ожидаемо продолжает футболист, победно улыбаясь, а Саша в который раз давится своей ненужной ревностью и возмущением. Они с Костей, познакомившись случайно, уже столько времени дружат, живут в одной квартире, помогают друг другу, будто знакомы с пелёнок, вместе справляются с трудностями взрослой жизни и ищут своё место в мире, а Головин всё равно не может похвастаться тем, что знает Кучаева «от» и «до», так же как и Костя не подозревает, какие скелеты хранит в шкафу его лучший друг. Саша понимает, что невозможно узнать другого человека на все сто: душу ведь пополам не поделишь, правда? Как бы вы не были близки с кем-либо, и у тебя, и у него всегда будет что-то, что дальше тела — ни ногой. Что-то, что спрятано от чужих глаз и небрежных слов под замком в пыльном уголке сердца, о котором знает лишь его обладатель. Поэтому Головина и раздражает такая самоуверенность Чалова. У этого мальчика-спортсмена нет ни малейшего представления о трудностях жизни и отношений. Перед ним всегда открыты любые двери. Он привык получать всё и сразу, а затем, получив желаемое, переключаться на новое. Наверное, именно это Сашу в Чалове и раздражает, хотя, возможно, он судит о нём слишком поверхностно. — Ты мне тоже, но сейчас не об этом, — бурчит Головин. — Ты думаешь, всё так просто? Встретился с ним два раза и уже понял, что у вас с ним «много общего»? В друзья заделался по доброте душевной? Да чёрта с два, если у вас есть хоть одна общая тема, не считая футбола. — Саша, — вежливо говорит Фёдор, хотя его начинает подбешивать такое поведение, — я не понимаю твоей предвзятости. Чем я тебе так не нравлюсь? — Не знаю, — честно признаётся Саша, краснея от неловкости и стыда. Он понимает, что со стороны выглядит как идиот, кидаясь своими необоснованными оскорблениями и желчью, поэтому стратегию приходится менять прямо во время боя. Злость и создание конфликта не сработают. Если Чалов и поругается с кем-то, то только с Сашей, что пользы Кучаеву не принесёт. Тут нужно действовать по-другому. Включить смекалку и хитрость. — Извини меня. Просто, понимаешь, я очень волнуюсь за Костю, он мне дорог, — аккуратно начинает Головин. Идея, пришедшая ему в голову, не кажется правильной, но Саша совершенно не задумывается о том, что его шкаф скоро перестанет вмещать секреты. — Я заметил, — усмехается Чалов. — Он и так весь испереживался из-за этого всего. Работа нервная, ответственная, требующая движений, — продолжает парень, игнорируя слова Феди. — а в его положении… — парень замолкает и тяжело вздыхает, грустно опуская взгляд в пол. Всё идёт по плану. Как он и ожидал, футболист заметно напрягается и приковывает внимание к Головину. Естественно, Костя не рассказал про ногу и придумал очередную легенду, и Саша знает, что выезжать на этом как минимум неправильно, а как максимум… Как максимум совершенно по-свински, вопреки понятиям слова «дружба». Он не предатель, и он действительно не желает Кучаеву ничего плохого, но на эмоциях порой можно наделать глупостей, которые не раз навестят тебя в будущем, ведь, как известно, ничто не проходит бесследно. — В каком положении? — спрашивает Чалов, насторожившись. Головин смотрит куда-то сквозь него, взвешивая все «за» и «против». — Эй, Саша? — Ох, прости… Он не сказал тебе, не так ли? — парень умело, без наигранности, вскидывает брови и почти верит в то, что он хороший друг. Он прекрасно знает, что Костя не сказал о своей «проблеме». Федя отрицательно мотает головой, хмурится, и улыбка сползает с его губ. Он вмиг становится серьёзным, забывая о конфликтах. Футболист заметно напрягается, в его глазах проскакивает беспокойство, а догадки и мысли, наверняка, уже лезут в светлую голову. Если бы Костя был ему абсолютно неинтересен, Чалов не стал бы переживать, а тут и не скажешь, что они с Кучаевым едва знакомы. Ну или Федя ещё больший актёр, чем Саша, что вполне имеет объяснение — футболист как-никак. Головин выдерживает необходимую для накала страстей паузу, но чем больше секунд убегают, тем больше уходит с ними и уверенность. Неужели он действительно готов так подставить друга, не имея на это никаких конкретных оснований? «Но я переживаю за него! Его всё равно не возьмут! Он будет подавлен! Он должен сперва встать на ноги!», — кричит сердце, а остатки здравого смысла, запутавшись в паутине чувств в отдалённом уголке мозга, едва различимо шепчут, что он лжец и думает лишь о себе. И, как бы не хотелось признавать, здесь разум прав. Саша не столько переживает о здоровье Кучаева, сколько боится его потерять. У Кости есть все шансы получить эту работу, а любимое дело парня всегда окрыляет. Появятся новые люди, знакомства, влюблённости — закрутится колесо жизни, и Саша перестанет быть для его дорогого Костика самым нужным. И хотя чувства к лучшему другу перестали гореть: вспыхнули новые, ещё более опасные, Головин продолжает обжигаться об угольки старого костра. Саша поднимает взгляд на Федю, и внутри него всё сжимается от непонятного предчувствия. Говорить правду он не умеет, а врёт ещё хуже. Чалов смотрит на него выжидающе, и Головин понимает, что совершил фатальную ошибку, которая будет стоить дорого. Однако как только он открывает рот для невнятного ответа, двери кабинета открываются и сияющий Костя, опираясь о костыли, появляется в дверном проёме. Саша облегчённо выдыхает. Фёдор тут же поднимается с места, чтобы прикрыть дверь за Кучаевым, на что тот отвечает смущённым «спасибо». Головин тоже вскакивает на ноги. — Ну как всё прошло? — спрашивает Чалов, полностью переключив внимание на Костю и изучающе его рассматривая, и забывает о том, что они не одни. Недавняя тревога отступает, потому что Кучаев жадно смотрит в ответ и вовсе не выглядит как человек, с которым что-то не так. Глаза горят, тонкие губы расплываются в такой светлой улыбке, что Федя, себя не контролируя, невольно улыбается тоже. Чалов понимает, что всё прошло хорошо, но хочет услышать это с уст самого Кости. — Ну, меня, кажется, берут? — отвечает Кучаев неуверенно, но светит так ярко, что сразу понимаешь: парень невероятно счастлив, даже если место не гарантированно ему на все сто. — Испытательный срок две недели, как раз у вас там послезавтра сборы начинаются, попробую себя. Ещё надо кое-какие проблемы уладить, но это ерунда. Если бы не ты, у меня даже такой возможности не было… Спасибо тебе, Федь, большое, — мягко говорит Костя, не разрывая зрительный контакт, и на его бледных щеках выступают едва заметные розоватые пятна стеснения. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Федя думает, что таких глаз как у Кучаева, живых, он ещё никогда не видел. В них бушует пламя искренних чувств, высоких мечт и желаний, что горизонт плывёт, если смотреть чуть дольше дозволенного, и руки обжигаются о языки его чувственного сердца, если поднести их ближе, попробовать взять в ладони. Хорошо, что Чалов привык обжигаться. — Рано благодарить. Вот возьмут тебя на постоянку — будешь, а пока мне и слов достаточно. Тем более, это я тебе должен, — отвечает Федя, чувствуя, как по телу распространяется приятное тепло и спокойствие. Всё-таки приятно помогать людям, не задумываясь о том, что они дадут тебе взамен. Просто делать то, что ты можешь, что в твоих силах, и понимать, что делаешь кого-то счастливым. Так и в футболе работает, когда гул стадиона и поддержка болельщиков гонят вперёд. Тысячи людей смотрят на тебя, и ты знаешь, что одно твоё действие подарит им незабываемые эмоции и воспоминания. Эмоции — самый дорогой и памятный подарок. — Замётано, — Костя весело подмигивает и обнажает ряд ровных белых зубов, а затем, смутившись чему-то, быстро перебегает взглядом от соседних предметов к Феде и обратно, как бы пугливо, но с любопытством. У Чалова в этот момент внутри что-то ёкает. Это чувство нельзя сравнить ни с чем другим: оно длится всего мгновение, а послевкусие ощущается ещё долго. Кажется, эта чёртова улыбка опаляет его крылья, и Феде хочется спуститься с небес на землю. — Ну что, Кость, идём? Расскажешь чо как, — Саша аккуратно возникает рядом с Федей, и Кучаев быстро переключается на него. Несколько секунд он тупо смотрит на друга, будто не понял вопроса, а после возвращается к своему недавнему собеседнику. — Федь, ты с нами или у тебя ещё дела? — Нет, я весь твой, — невинно говорит Чалов, не замечая ошарашенного взгляда Головина, и лишь потом осознаёт, что сказал что-то не так. Медленно прокручивает сказанное в голове и находит яблоко раздора. Костя хлопает глазами от недоумения, но ничего не говорит, поджимая губы и безуспешно пытаясь улыбку, — стесняется. Федя тушуется и неловко чешет затылок, спешно исправляя ситуацию. — Ну, в смысле свободен сейчас. Короче пошли, а то ещё заблудитесь тут. Заодно частную экскурсию проведу. — Не заблудимся. Ты-то нам хоть для чего-то нужен. Веди давай, Сусанин, — усмехается Сашка, пропуская Чалова вперёд. В сравнительно узком коридоре нет места, чтобы разойтись втроём, поэтому кому-то из них приходится идти на жертвы. И, конечно, жребий падает на Головина. Фёдор же, поравнявшись с Костей, сразу начинает с ним о чём-то говорить, смеяться, и Сашка подмечает, что в последнее время Кучаев улыбается и смеётся чуть чаще, чем два раза в месяц. Это хорошо. — Да ладно?! Ты серьёзно? — восклицает где-то впереди Костя, а Федя ему что-то отвечает, пряча лицо в ладонях. Головину любопытно подслушать, встрять в разговор, напомнить о своём присутствии, но он специально замедляет шаг, пытаясь переключить внимание на грамоты и фотографии на стенах, которые разглядывает по пути к лифту. Он знает, что Костя по-прежнему нуждается и будет нуждаться в нём — никто не отнимет у него такую особенную дружбу. Нужно просто принять тот факт, что жизнь Кучаева после той аварии не остановилась и теперь, после долгого тяжёлого сна, наконец пробудилась и двигается дальше. Принять и отпустить. У Кости всё налаживается, и Головин, правда, очень за него счастлив. Разве не этого он желал весь прошлый год, с волнением набирая номер Акинфеева после каждого сеанса физиотерапии и молясь услышать положительный ответ? Задумавшись, Саша не сразу слышит уведомление. Звук доходит до него будто с опозданием, через несколько секунд после того, как экран телефона, наверняка, гаснет в кармане. Головин вытаскивает мобильник и быстро прочитывает сообщение. Алекссс 3 мин назад Вечер в силе? Я скучаю очень, цыплёнок :) Можешь сейчас говорить? Саша пытается сдержать улыбку, но его губы дрожат, а уголки как-то сами ползут вверх. По телу разливается приятная теплота и хочется прыгать вокруг, как по уши влюблённый мальчишка, хотя он, по сути, таким и является. Головин не замечает, что они уже дошли до лифта, и едва не врезается в Костю. Благо, Федя вовремя его окликает. — Я по лестнице, — неожиданно весело говорит Сашка и, не дожидаясь ответа, идёт к двери рядом с лифтом, попутно печатая что-то в телефоне. — Это туалет. Лестница с другой стороны, — вежливо подсказывает Чалов своему недавнему «неприятелю». — Мы будем ждать на первом. Головин, не отрываясь от мобильника, громко угукает и также весело и быстро проходит мимо парней, едва не расталкивая их, к дверям по другую сторону лифта. Саша открывает их одной рукой, а другую руку на ходу подносит к уху. Его голос теряется где-то между лестничными пролётами. Костя задумчиво глядит вслед: в голову лезут разные мысли-бабочки, но неожиданно Федя касается его плеча, возвращая в реальность, и они, взмахнув крыльями, разлетаются кто куда. Кучаев с готовностью заходит в лифт. — Странный какой-то твой друг, — Чалов нажимает на нужную кнопку и прижимается к стене. Костя делает тоже самое, позволяя себе чуть-чуть расслабить руки. —Аккуратнее будь с такими друзьями. Я не шучу. Всякое бывает, — острожно предупреждает Федя. — Сашка? Да ну нет, я его тыщу лет знаю, — отмахивается Кучаев, улыбаясь уголками, а сам думает, с каким пор «тыща» стала такой маленькой? Год-другой, а уже «тыща». — Он, возможно, придурковатый немного и вредный до тошниловки, но, если узнать его получше, человек он, в целом, неплохой. Говнится много, но со временем привыкаешь, — улыбается Костя, разглядывая то ли свои ноги, то ли пол в лифте. Федя испускает ироничный смешок, но решает не продолжать разговор о приятеле Кучаева, который никакой симпатии в нём не вызывает. В отличии от самого Кости. О нём хочется говорить, его хочется узнать. Чалов ловит себя на том, что, задумавшись, неосознанно смотрит в одну точку, а точкой этой оказывается будущий фотограф ЦСКА, повернутый к нему боком. Фёдор аккуратно, боясь быть замеченным, позволяет себе рассмотреть знакомого чуть ближе: очерчивает взглядом линию острой скулы, колкие волоски на подбородке — видно, что брился парень несколько дней назад. Спускаясь ниже, Чалов подмечает, что у Кости довольно сильные руки и, кажется, подтянутое телосложение — через свободную футболку трудно определить. Федя делает вывод, что Костя вполне себе симпатичный молодой парень: что-то притягивает в его внешности, что-то сразу располагает к себе. От таких никогда не ожидаешь ничего плохого. Кучаев, неожиданно встрепенувшись и метнув глазами в сторону футболиста, замечает пристальное внимание к себе и, сглотнув, заметно напрягается. Феде становится стыдно, и он хочет поскорее перевести тему. — Значит, послезавтра ты к нам в Ватутинки… — мечтательно говорит Чалов, хитро улыбаясь. — Это здорово. Я думаю, ребята, Катька Кирильчева, Михалыч, да и остальные будут рады с тобой познакомиться. Особенно Катька — с ней много работать придётся. Она надоедливая, но классная. Объяснит тебе всё. — Ага, наверное… — кивает Костя, смутившись. — С ней канал на ютубе прям расцвёл, изюминка какая-то появилась. Ну, я видео всегда смотрю и заметил, что контент всё лучше и лучше становится. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь этому, — с блеском в глазах отвечает Кучаев. Чалов подмечает это для себя. Кажется, он не ошибся с тем, что вызвался помочь любимому клубу с поиском фотографа. Он встретился с десятком ребят, провёл с ними время, после они с Лерой терпеливо позировали на камеру, но всё было как-то не так. С Костей всё решилось практически сразу. Сперва он вёл себя скованно и напряжённо и Федя был разочарован очередным провалом, но потом… Потом Костю как будто подменили. Феде Костя запомнился не только тем, что не стал брать денег за свой труд, а тем, как он подходил к работе. Было в нём что-то, было… — Приятно видеть воодушевлённого человека. Ты только это… Справишься? — аккуратно начинает Чалов, опустив взгляд на больную ногу парня. Фотограф с какой-то паникой смотрит вокруг. — С крестами ж лучше не шутить. Я уверен, что наши подождут, если попросить. — Конечно, справлюсь. Почему нет? Федя отчего-то вдруг вспоминает Тырина, когда тот являлся на работу с температурой тридцать девять, красными как у вампира глазами, в полуживом состоянии, но упрямо заявлял, что фотоотчёт о матче важнее. А тут вот Костя с такой тяжелой травмой бегает по всей Москве да ещё и работать умудряется! Может, стоит подождать, пока он начнёт передвигаться без костылей? Да вот только место греть никто не станет — сезон не за горами. Однако Федя, как профессиональный спортсмен, знает, что здоровье должно быть в приоритете. — Просто ты ведь можешь навредить себе… Сколько, говоришь, с операции прошло? Костя чувствует, как сердце проваливается в пятки, а все мысли трусливо разбегаются по углам. Чёртова нога — с ней проблем не оберёшься. Как ни крути — его трудоустройство упирается в это. Однако звёзды на небе сошлись, знакомство с Федей подвернулось не для того, чтобы, подойдя к финишной прямой, ему отказали из-за физических дефектов. Кучаев для себя твёрдо решил, что докажет всем, что способен работать даже прыгая на одной ноге. К чёрту эти рамки общества. Жизнь на паузу не поставишь. — Месяц, — отвечает Костя, не задумываясь, и лихорадочно вспоминает статьи о разрыве связок, которые он читал в тот же вечер, когда впервые встретился с Федей и Лерой и случайно выписал себе диагноз на будущее. Кучаев вскидывает голову, стараясь придать себе уверенности, и в этот момент двери лифта спасительно открываются. Саша уже ждёт их на первом этаже, поэтому Костя спешно выходит, радуясь тому, что избежал опасного разговора. Он обязательно признается Чалову в том, что с ним не так (если тот, конечно, захочет знать), но прежде добьётся места в ЦСКА. — Месяц, — задумчиво повторяет Фёдор, смотря Кучаеву в спину, и неожиданно, всего на несколько секунд, их взгляды с Головиным пересекаются. Александр тут же отворачивается, и Федя понимает, что, кажется, Косте Кучаеву есть что скрывать.