No one walks away from me

- Никто не уходит от меня. Эти слова в тишине королевских покоев прозвучали поистине зловеще. Или дело было в приказе, который Серсея только что отдала своему деснице? Квиберн осмелился уточнить, обоих ли своих братьев королева имеет в виду, и она кивнула. - И сира Джейме тоже, Ваше Величество? - медленно и тихо проговорил некромант, словно не заметил движения ее головы. Он слишком хорошо знал свою королеву и давал ей шанс передумать. - Кажется, я выразилась достаточно ясно, - показала клыки львица. Ей было слишком больно, чтобы говорить об этом, понял Квиберн. Она отвела взгляд, остановив его на линии горизонта, и продолжила: - Никто не уходит от меня. Квиберн почтительно наклонил голову и бесшумно вышел из покоев королевы. Сегодня же он даст задание пташкам разыскать Бронна Черноводного и вскоре сам нанесет ему визит. Королева не захочет говорить о своем решении еще раз, с чужим человеком, не станет торговаться и уговаривать. Для нее стало испытанием уже отдать приказ. Квиберн видел, как дрожали ее губы, когда она заставляла себя выговорить эти жуткие слова: «Убить... Обоих...» Он знал свое место, знал хорошо, иначе сделал бы то, что захотелось сделать в эти минуты: накрыл ее руку своей, отечески провел ладонью по склоненной голове. Его королева была совсем одинока. Одинока и несчастна. И эти слова о том, что от нее никто не уходит — лишь попытка выглядеть сильной, отсвет былого величия. Ее покинули все: ее родители, ее дети, ее младший брат, ее мнимые союзники, и теперь — ее любимый, часть ее души. На кракена всерьез рассчитывать не приходилось. Квиберн нелегко вздохнул, но напомнил себе, что однажды они с королевой уже оставались вдвоем против целого мира — и вышли победителями, когда мир разлетелся в щепки под зеленым освободительным огнем. Значит, это возможно и теперь. Все возможно до тех пор, пока королеву не покинул ее единственный верный союзник, ее десница. Мысль о том, что он мог бы бежать из столицы и найти себе место в любом из вольных городов, никогда не приходила в голову Квиберну всерьез. Именно в Королевской гавани он стал тем, кем стал — вторым человеком в государстве. Именно Серсея Ланнистер сделала его — непризнанного мейстера-самоучку, гонимого цитаделью, - своим советником, своей правой рукой, дала ему свободу научных действий и финансирование его экспериментов. Именно она оценила его ум по достоинству, оказалась внимательной к его изысканиям, именно у нее нашли применение все его изобретения. Его величайшее творение, оживший мертвец, теперь защищал ее, став наилучшим показателем его достижений. Квиберну не нужны были деньги — нет, золото Ланнистеров не прельщало старого ученого. Но в последние годы своей долгой жизни ему хотелось быть признанным, а еще — быть нужным. И он был нужен королеве. Она обладала удивительным свойством постоянно попадать в неприятности, но так же хорошо умела их преодолевать. Ее не сломали ни горькие утраты, ни людское презрение, ни страх смерти, ни глумление толпы, - каждый раз, падая на самое дно, она затем поднималась все выше. Это напоминало Квиберну его самого: нищего мальчишку, который ради своей цели прошел через все испытания, чтобы теперь иметь возможность стать крупнейшим ученым своего времени. Они были в одной лодке, он и королева. И лодка эта готовилась уцелеть в последней буре. Однако чем ближе подходили войска Дейенерис Таргариен, тем больше королева Серсея замыкалась в себе. Квиберн был бы рад принять это за сосредоточенность перед боем, но он видел в ней скорее отрешенность. Десница раскладывал перед ней карты города, говорил об обороне, о скорпионах, о том, что его люди стараются произвести как можно больше дикого огня, но та лишь кивала, молча соглашаясь с его планами. Раньше все было не так. Раньше во время его рассказов о новых уловках глаза королевы загорались любопытством, и она задавала десятки вопросов, улыбаясь своей жестокой, но красивой улыбкой, - Квиберну грела сердце эта живая реакция. Словно Серсея была его ученицей — в такие моменты он позволял себе мысленно называть ее по имени, не добавляя титулов. Сейчас же его земная, всегда такая земная и рациональная королева была своими помыслами слишком далеко, и это могло стоить ей жизни. - Ваше Величество, - нарушил очередную паузу Квиберн. - Мне нужно Ваше мнение об этом плане. Дикого огня катастрофически не хватает для обороны, но... Королева окинула его взглядом, словно возвращаясь из глубокого сна. - Как ты думаешь, Квиберн, - перебила она. - Бронн выполнил уговор? - Я не смею... - Смеешь. Скажи мне. Ты думаешь, Бронн... - она закончила едва слышно: - Убил его? Она мучилась по своему брату! Квиберну вдруг захотелось встряхнуть ее за плечи. На кону стояла ее жизнь, а она бездействовала из-за бесполезного страха за того, кого любила. И в то же время — в то же время это подкупало Квиберна в королеве. Беспощадная к врагам, она любила свою семью всем своим неласковым сердцем, настолько, насколько была способна. Даже карлика она дважды не смогла убить. Деснице захотелось утешить ее. - Ваше Величество всегда говорили что почувствуете, когда...если сира Джейме не станет. - Но я уже ничего не чувствую! Совсем ничего. Впервые она позволила Квиберну увидеть все свое отчаяние, и беззащитность ее взгляда поразила его. - Я полагаю, что, выбрав именно Бронна Черноводного, Ваше Величество догадывались, что наживу он ставит превыше всего. А значит, он постарается перебить Вашу ставку. И Ваши братья останутся живы. Квиберн видел, как она выдохнула, как на секунду ее плечи облегченно согнулись, а веки прикрыли глаза. Она и сама думала об этом, но боялась поверить. Теперь нужно найти новые слова, всего несколько слов, чтобы вернуть ее в реальность. - Ваше дитя, моя королева, - как Квиберн и ожидал, Серсея сразу переключила на него все свое внимание, - Вы еще не ощущали его движения? Известно, что с каждой последующей беременностью мать может чувствовать ребенка все раньше. - Еще нет, - отозвалась королева, инстинктивно проводя ладонью по животу. - Значит, это произойдет скоро, - Квиберн говорил уверенно, надеясь, что подобное предвкушение обрадует Серсею. - Вы произведете на свет здоровое дитя, поверьте мне. Она улыбнулась, в этот момент снова становясь живой, такой живой. Ее глаза засветились торжествующим блеском, и она гордо выпрямилась, обхватывая ладонями ручки своего кресла. Перед Квиберном сидела золотая львица, величественная и прекрасная, такая, какой он впервые увидел ее. - Бросьте дикий огонь. Те запасы, которые есть, нам уже не помогут, - проговорила она, цепким взглядом рассматривая разложенные карты. - Нам нужен лишь один меткий выстрел. Сколько скорпионов защищают стены? Десница и сам не заметил, что тепло улыбается. Его королева вернулась, и она собиралась победить. Эта уверенность не покидала ее до самого конца. Она стояла на балконе Красного замка, наблюдая, как рушится ее город, и ждала — не смерти, но избавления. Она не реагировала на предложение своего десницы бежать из замка, не соглашалась на его разумные доводы — казалось, она ждала, что все произойдет как год назад: зеленое пламя очистит ей дорогу, и она будет свободна. Лишь когда все скорпионы были сожжены, Железный флот погиб, а Безупречные начали штурмовать ворота Красного замка, она наконец услышала его. Квиберн говорил с ней уверенно, но тихо, даже мягко, как с ребенком. Он не мог быть рыцарем из баллад бардов, который спас бы свою возлюбленную, но на эти минуты он мог стать для нее отцом — тем, которого она потеряла, и которого — судя по отрывочным рассказам королевы - у нее никогда по-настоящему не было. Квиберн хотел бы сказать ей все то, что она должна была слышать много лет назад от грозного Тайвина Ланнистера: что она такая сильная, такая храбрая, что он гордится ею, что она вынесла столько, сколько никому не под силу, и что в последней своей битве она может наконец опустить оружие. - Твердыня Мейгора — лучшее место, чтобы переждать бурю. Как будто ее можно переждать. Королева молча раскачивалась, словно убаюкивала саму себя. Наконец она обернулась. По ее лицу текли слезы. Сочувствие расплавленным железом растеклось в груди Квиберна. У него не было своей семьи, но эта девочка стала дорога ему за те годы, что они провели бок о бок. Квиберн впервые протянул ей руку — не как ее придворный, ее подчиненный, но как близкий ей человек, единственный из тех, кто остался рядом. Серсея вложила в его руку обе свои ладони и сжала ее. Квиберн понял ее без слов. Его холодная королева не умела выговаривать добрые слова, но она была ему благодарна. Дальше все было слишком быстро, чтобы осознавать. Они спускались по лестнице, сир Григор следовал за ними. Кругом рушился замок, падали камни. Этот инфернальный тугодум никак не успевал сообразить, что нужно мгновенно закрывать королеву от каждого нового камнепада, и Квиберн досадовал, что не смог наделить его большим разумом. Разве его старческие руки удержат булыжники? И все-таки каждый раз, когда королева пригибалась от грохота камней, Квиберн прикрывал ее золотую голову своими ладонями, не столько надеясь спасти, сколько от невозможности поступить иначе. Он чувствовал, как она напугана, напугана безумно, еще сильнее, чем в день своего шествия по улицам Королевской гавани. Вот только в тот день он ждал ее у ворот замка и укрыл ее плащом, уводя домой, уводя в безопасность. Сейчас же он не мог ее спасти, только оттянуть гибель. И когда перед ними возник Пес, Квиберн понимал только одно: нужно заставить Гору убрать его с пути. Как несвоевременно его лучшее изобретение решило дать сбой! - Сир Григор, повинуйтесь своей королеве! И внезапно мир вокруг завертелся с безумной скоростью и оглушительно зазвенел в затылке. Квиберн не успел оценить насмешку судьбы, решившей расправиться с ним руками его же творения, он не успел даже подумать о том, что произошло. Он успел увидеть только ужас в зеленых глазах.