Пределы ненависти

«Надеешься на лучшее, а затем миришься с тем, что есть». Мстители Эра Альтрона С самого юного возраста мы учимся жить в мире, куда пришли, усваиваем его законы, совершаем ошибки и получаем опыт. И какой бы странной или несуразной нам не представлялась жизнь, в ней всё устроено куда разумнее, чем мы можем предположить. Самая ерундовая вещь, как вилка, например, что в обычной жизни является скучным столовым прибором, на необитаемом острове может стать чем угодно, от оружия до просто символического напоминая о большой земле. И кто знает, может именно эта во всех отношениях обычная вилка поможет не сойти с ума. Но у Питера не было ничего, ни вилки, ни даже графитного карандаша. У него были только воспоминания о его доме — Земле. Но эти самые воспоминания, в плавящемся от дневной жары и стынущие от ночного холода мозгу, казались менее реальными, чем космический простор вокруг. Пару лет или даже месяцев назад (он уже ни в чём уверен не был) они с Лидсом воображали о других мирах, измерениях и космосе. И в итоге всё оказалось именно так, как Питер себе и представлял. Разве только все эти фантазии были со знаком плюс: красивые пейзажи, приключения, геройские подвиги, возможное пиратство. В этом юношеском восприятии не было ничего со знаком минус, да и как могло быть? Когда самым страшным представлялось остаться после уроков или оказаться запертым в школьном шкафчике. Но в реальности, даже если это и не разнилось с его фантазиями, было как-то ощутимо иначе. Чужая земля под ногами не вдохновляла, оранжевое, почти красное небо не будоражило, а красная, бесплодная, такая до одури нейтральная пустыня не вызывала ассоциации с Марсом, а внушала ужас. Но человек устроен таким образом, что, какой бы кошмар вокруг не происходил, рано или поздно, всё становится рутиной. А плен Паркера продолжался уже бесконечно долго, каких-то тридцать восемь засечек на стене. Вечность для мальчишки. И та всемирно игнорируемая, самая опасная и смертоносная ловушка, что является капканом в обычной жизни, служит своеобразной подушкой безопасности в критические моменты бытия. Но особого комфорта или «безопасности» Питер, конечно же, не ощущал, лишь нарастающую на периферии панику и крепнущую злость. — Проклятье, — сплевывая на землю остатки песка, что безвкусной крошкой скрежетал на зубах, чертыхнулся юноша и бессильно пнул красную, как жгучий перец, землю. — Проклятье, — повторил он вновь, на этот раз вытряхивая песок из капюшона, рыча в пустоту о том, как всё его достало. И этот отчаянный, такой детский порыв отнял больше сил, чем он мог предполагать. Паркер всё ещё не привык к здешней гравитации, та, как положено, была иной, нежели на Космическом голландце, а к той, по извращённой шутке судьбы, он привык быстро. Да и от многочасового пребывания в неподвижном состоянии тело ломило страшно, но сильнее всё-таки болела рука. Вяло поднявшись, Паркер огляделся. Кровавая пустошь приобрела очертания руин и стала предательски знакомой, сердце, забившееся в идиотском приступе радости, грозило вот-вот его доконать, это был Титан. Глаза обожгло волной непрошеной влаги, судорожно заозиравшись, юноша попытался сориентироваться, но это было бесполезно, земные знания никак не могли помочь с ориентировкой на совершенно иной планете. Два солнца и руины, омытые красным песком. Болезненная тоска по былому охватила юношу, казалось, та битва с Таносом, где он сражался бок о бок с мистером Старком, была будто в другой жизни. От мысли о Железном человеке иррациональное воодушевление от узнавания места испарилось, как по волшебству, уступив болезненному уколу, что заставил мальчишку невольно вздрогнуть. Но ко всему прочему примешивалось чутьё, но оно не накатило резкой волной, а лишь ненавязчиво надавила на его плечи, а слабый ветер, словно шёпот коснулся чувствительного слуха. Резко обернувшись, юноша почти отшатнулся, в двух метрах от того места, где он вчера рухнул от усталости, был тот злосчастный клинок, что и лишил его руки. Это отвратительное оружие преследовало его. Где бы он не прятался, где бы он не останавливался, оно всегда появлялось у изголовья его импровизированной постели. Если б он не знал истинной причины перемещения клинка, то несомненно надумал бы себе, что к его новой механической руке прилагалось проклятие, но всё было в разы проще и, как ни странно, хуже. Корвус Глейв, его надзиратель-нянька и мучитель, не отставал от него ни на шаг, скорее фигурально, чем буквально. Питер не мог засечь генерала Чёрного Ордена, тем более увидеть его. Мальчишка просто знал, что воин где-то поблизости, и чем ближе тот подбирался к нему, тем сильнее чутьё давило, но, каждый раз оборачиваясь, Питер взирал на пустоту. Паркер никогда не думал, что в шестнадцать у него будет личный полтергейст, хотя и об «экскурсии» в космосе он также не догадывался. И вот на четвёртые сутки этой бессмысленной гонки Паркер всё ещё не был готов сдаться. Держался он только из-за ослиного упрямства и юношеского максимализма, он просто не мог принять клинок. Он ведь Человек-паук! Мститель! Дружелюбный сосед, а дружелюбному соседу клинок Чёрного ордена был ни к чему. Бросив хмурый взгляд на плавный изгиб оружия, подросток отвернулся и зашагал прочь, его ждал новый адски жаркий день и бесконечно долгая холодная ночь, и с восходом эта игра возобновится вновь, и будет продолжаться ещё очень и очень долго, ведь Питер Паркер ни за что и никогда не сдастся, не пойдёт на поводу Безумного Титана. Но что-то тёмное, маленькое и усталое «я» мальчишки, как и его молчаливый преследователь, знали, что гонка подходит к концу.