Без тебя... (бес тебя!)

— Жа-арко! — Чача дотянулся до гримерного столика и, зацепив двумя пальцами какую-то бумажку, принялся обмахиваться ей. — Снейк, пошли пивка ебанем? — Нельзя тебе пивка, — задумчиво проговорил Дима, уставившись в телефон. — Кому ты там пишешь опять? Ой, щас сдохну, как жарко! Колян, кинь минералочку? Вот спасибо! А то Хакимов жмот, не дает пиво пить! — И правильно делает, — засмеялся Богданов. — Нам через сорок минут на сцену, а тебя уже не остановить будет. Тут тебе не «Главклаб», а серьезное мероприятие. — Ой, все! — Чача закатил глаза и приложился к минералке. — Серьезное мероприятие, скажете тоже! Обычный заказник! Я на него летел дольше, чем мы выступать будем… — Поэтому, выступать ты начал прямо сейчас? — немного раздраженно уточнил Снейк, отрываясь на секунду от экрана. Иванов обиженно замолчал. Открытием очередного торгового центра в Москве было уже никого не удивить и владельцы, стремясь перещеголять друг-друга, шли на различные уловки. В начале июня Хакимов проснулся от звонка в восемь двадцать утра. Звонил некто, представившийся Петром и поинтересовался, нет ли в графике «Наива» свободного окна через две недели, в субботу, в час дня. Окно, конечно, было — летом гастрольная жизнь не была такой насыщеной, лишь немногочисленные фестивали не давали группе впасть в ленивую летнюю дрему. Дима сонным голосом назвал условия, на которых они согласны были работать, надеясь, что звонившего абонента смутит хотя бы одно из них и он, попрощавшись, даст Снейку поспать еще, хотя бы, час. Но после того, как радостный Петр выслушал Димины капризы и назвал сумму, которую готов был заплатить музыкантам, Хакимов проснулся совершенно. Сразу включилась идиотская привычка говорить любезным тоном и улыбаться, хоть собеседник этого и не видит… В итоге, с Петром они расстались, чуть ли, не лучшими друзьями и оба были довольны условиями сделки. — Интересно, что это за шишка такая, что так башляет за обычную поляну? — делился по телефону с Ивановым Снейк. — Оплата твоего перелета в гонорар не входит, кстати. Он сам вызвался купить билеты. — Слушай, — Чача попытался мягко осадить Диму. — Мне, на самом деле, все-равно, что там за мероприятие. Не депутат же проплачивает, а частник. Ну не люблю я этих депутатов, ну ты же знаешь… — Знаю, знаю! — Дима прикурил сигарету. — Поэтому и говорю, что интересно мне. И странно. «Наив» — не та группа, которую хотят видеть на подобных открытиях. С бюджетом этого Петра, он мог бы попсы именитой назаказывать себе. И зрелище и популярность. — А он не из этих твоих… Как бы вас обозвать то? Приглянулся ты ему, вот он и решил тебя заполучить таким путем. — Не-ет, ты что! — как-то, то ли обиженно, то ли возмущенно протянул Снейк. — С виду, вроде, приличный. У него семья, дочери две. Там дядька такой, с усами… — Ну ты у нас тоже приличный и тоже женат, но тебе это не мешает… А может, он сам наивовский фанат какой, — зевнул Саша. — В прошлом, допустим. Нереализованная мечта осталась. Щас закроет гештальт, откроет торговик и жизнь наладится у человека! — Может, — согласился Дима. Подставой, вроде, не пахло. Накануне разговора с Чачей, они с Петром уже заполнили все необходимые документы. Петр перевел часть гонорара и деньги Иванову на билет. Музыкантам оставалось только собраться всем вместе и, отрепетировав, весело и дружно открыть уже, наконец, этот торговый центр. В назначенную субботу стояла невероятная жара. Холодное пиво, минералка и лимонад разлетались в толпе с бешенной скоростью. Кого только этот Петр не пригласил на открытие. Были и депутаты районной администрации, и спортсмены, и даже батюшка, освятивший полгода назад место под строительство. На стоянке перед торговым центром крутились аниматоры, работали игровые площадки для детей и взрослых. Шли розыгрыши призов от всевозможных торговых компаний. Было шумно, весело и совсем по-летнему. Музыканты лениво мариновались в тени деревьев, растущих сбоку от сцены, наблюдая за тем, как рассыпаются в комплиментах прибывающие гости. — А батюшка то здесь зачем? — удивился Снейк, наблюдая за священнослужителем, направляющимся в их сторону. — А ты не понимаешь, — отвлекся, наконец, Чача от мыслей о пиве. — Ну вот висят же иконки в машинах, на панели передней. Вроде как, от беды и сглаза предохраняет. Так же и здесь — от террактов и конкурентов защита своеобразная. Ну и от прочих мелочей жизни. Освятил комплекс — считай, защиту владельца усилил. Но это верить надо, Дима! А ты безбожник, тебе можно иконку в машину не вешать, когда тачку купишь! — Чего это я безбожник то? — удивился Хакимов. — А вот того! Вот потому что Сашенька пива хочет, а ты не даешь. Драс-ссти, святой отец! — Чача заулыбался и поздоровался с батюшкой, который, спасаясь от палящего солнца, зашел, наконец, в тень. — Не жарко вам в рясе то? — Жарко, а что делать. Работа такая, — усмехнулся тот и протянув Иванову руку, представился. — Отец Валерий. — Александр «Чача» Иванов, — Чача привстал со стульчика и с удовольствием пожал протянутую тонкую руку с длинными пальцами, своей загорелой. — Держатель этой бандитской группировки «Наив». А это смотритель наш — Дмитрий. А там еще Николай и Александр. Батюшка заулыбался и кивнул стоявшим чуть дальше Богданову и Голанту, а Снейку пожал руку, внимательно посмотрев в глаза. Рука у Отца Валерия была холодной, не смотря на жаркий день и Дима почувствовал легкий озноб, прошедший, как волна малярии, по всему телу, от этого рукопожатия. Контакт глаз продолжался чуть дольше, чем это было, обычно, с другими людьми. Отец Валерий, словно считывал что-то со Снейка, но, наконец, оторвался и вновь повернулся к Саше. — Я наслышан о вас от Петра, — продолжил батюшка, пряча пальцы в широких рукавах черного платья. — Он давеча хвалился, что вы будете играть на открытии его магазина, но сам я с творчеством вашим не знаком, увы. Но это ничего, я остался специально ради вас. Уж больно Петр нахваливал! — Так это, святой отец, может, лучше не надо? У нас творчество своеобразное, не для всех категорий граждан. Вряд ли понравится вам, чего расстраиваться то зря, — смутился Иванов. — А ты думаешь, сын мой, я только церковный хор слушаю? — усмехнулся Отец Валерий. — К тому же, Петр очень о вас хорошо говорил! Было бы нечестно, если б я ушел, не дождавшись вас и на его расспросы не знал, что ответить. — Все-таки, пиздец, тут народ разномастный собрался, — Иванов снова принялся обмахиваться листочком бумаги. — И панки, и политики, и проповедники… Винегрет какой-то! А Петр… он вам кто, если не секрет? — Это муж сестры моей. — А… — Нет, — угадал вопрос Чачи батюшка. — Она ведет обычный образ жизни, свойственный большинству людей. Из нашей семьи я один выбрал такой путь. Но это не мешает мне общаться с разными людьми и слушать разную музыку, кстати. — Похвально, — Иванов развел руками, не зная, как еще прокомментировать такой факт. Снейк в разговоре не участвовал. Он просто молча разглядывал человека в рясе. На вид Отцу Валерию было лет сорок — сорок пять. Длинные чистые волосы, своеобразный начес на голове вместо обычных засаленных хвостов священнослужителей и отсутствие бороды, делали его мало похожим на батюшку. Под рясой угадывалось стройное и упругое тело. Дима чувствовал бешеную энергетику, которую человек в черном спрятал, укутал в монашескую одежду. И чем больше Снейк чувствовал, тем яснее понимал, что теряет голову и способность здраво рассуждать. Отец Валерий не сделал, пока еще, совершенно ничего, он просто стоял и разговаривал с Чачей. А Дима уже ощущал эти первые признаки того, что жизнь его, в ближайшее время, перевернется с ног на голову. Попрощавшись с музыкантами, которые приготовились подняться на сцену, батюшка пошел занимать место в первых рядах. Снейк с легким разочарованием отпустил его и проводил фигуру в черном грустным взглядом. Чача внимательно проследил за своим директором. — Хакимов, нет! — Саш, похоже, да! — Не-ет! Побойся Бога, бестолочь! Я знал, что ты нехристь, но не настолько же! — Саш, поздно… — Тебе что, мало мальчиков в твоем гейском мире? Оставь падре в покое! — Давайте, давайте, чего встали! — Коля похлопал Чачу по плечу, подгоняя к ступенькам. — Я без тебя разберусь, — фыркнул Иванову Хакимов и отправился к своей барабанной установке.