Под звездами

Касание. Слишком нежно, чтобы назвать эти действия касаниями. Его прикосновения к этому хрупкому парню были хлопотны, аккуратны, он совершенно не думал навредить этому маленькому бутону розы, ласковым лепесткам орхидеи. Сладкая кожа этого парня так пленила, так манила, перед ней не устоял даже он. Все происходило слишком медленно, осторожно. Шелковистые волосы, тянулись чуть ниже соблазнительных плеч, и ложились на белые ключицы. Эта прекрасная часть была украшена багровыми пятнами чувств, что так и кричат о любви. Но можно ли назвать происходящее любовью? Жалость. Жалость к слезам у людей в крови. Нет людей, кто бы равнодушно относился к плачущим. Слезы. Это вовсе не слабость. Это внешняя защита нашего организма, но почему мы так не любим слез? О слезах пишем мы поэмы, ведь это часть нас. Боль, это часть нас. — Я не причиню тебе боли, больше никогда, — подобравшись слишком близко к другу, Александр наклонился к лицу Димы. — Ты не делал мне больно, рядом с тобой я чувствую только, только любовь, — относительная тишина сверху. Скажи мне, я хоть чуть-чуть тебе нравлюсь? , — с каким-то безнадежным акцентом произнес Дмитрий. Зачем надеяться, если можно отчаяться. — Да. Соврал. Бузе всегда чувствовал тепло и особую обстановку рядом с Ганджой, но даже не задумывался о том, воздух может так нагреваться вокруг них. А как говориться, я не в том положении, чтобы говорить нет, я ведь не хочу каких-то жалких попыток резанья рук, или полетов с крыш высоток. Сказать «да» можно, и ведь не соврешь, да, что-то есть, но я ведь не собираюсь строить с тобой отношения, продолжать работать мы и так сможем. Если не зайдем слишком далеко. — Дай мне просто тебя согреть, — без какой-либо нежности и чувств в голосе, сказал Саша. Холод чувствуется. Слишком ранимое сердце, но оно так право, когда чувствует отстранение души. — Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ведь я ошибся, — отчетливо слышалось отчаяние в речи Дмитрия, а в глазах стеклянная пустота. — Я не хочу чтобы ты был здесь, со мной. Я ошибся, когда говорил про боль, ведь ты причиняешь ее всем. Мне, Насте, Сереже. Ладно я, и Кошаташян. Но Дмитриева-то тут причем? Ты предложил ей встречаться, упрашивал переехать к тебе, а как ты за ней бегал. Она тебя выбрала, Дурень, среди всех тех ухожоров с миллионами и яхтами, тебя, — Дима указывал на Бузе. — Тебя, идиота. И что получается сейчас? Ты ходишь по барам ночами, не берешь трубки, игноришь, бросаешься на своего друга. Тогда зачем весь этот спектакль? Что ты можешь ко мне чувствовать, если у тебя нет уважения, в первую очередь к себе. Зачем мучаешь мое сердце, зачем испытываешь? , — слова Ганджи тронули Александра до глубины души и сердца, и на глазах второго появились, те самые сигналы боли от души. Слезы. Так как все это время Бузе находился над Димой, слезы первого капали на обнаженный торс второго. — Зачем ты роняешь камни своей души на меня, мне ведь даже не верится, что они настоящие, — Дмитрий попытался вылезть из-под Саши, но тот крепко держался. — Отпусти, хватит с меня, — кинув быстрый взгляд на друга, Ганджа отвернулся. — Ты хочешь уйти? Но я тебя не отпущу, — с совершенно серьезным лицом проговорил Бузе. — С чего ты взял, что у тебя буду спрашивать? , — рискнув, Дмитрий заглянул парню прямо в глаза. Взгляды встретились. В обоих читалась боль, разочарование, и совершенно нигде не утаивается злость, или обида. — Я хочу чувствовать тебя, ты нужен мне. Посмотри на меня, не отводи взгляд своих прекрасных глаз, — легким движением руки Бузе коснулся щеки Дмитрия не отводя взгляда. Разгоряченная ладонь легла на ледяную щеку парня. Тепло этой руки приносило и боль, и веру. Веру в будущее, и жизнь. Но эти планы быстро рушились, как быстро Ганджа вспоминал про семейное положение Александра. Парни сели рядом, и сон быстро накрыл своей пеленой двух друзей, что уснули в обнимку. Но казалось, будто парни и вовсе не спали. Дима продолжает плакать, он просто закрывает рот рукой, чтобы Саша не услышал его страданий, но как бы Ганджа не старался, его всхлипы были слышны во всей квартире. Александр тоже не спал, пробудился от движений друга, и лицо первого не выражало чувств, а слов в голове совсем не хватало, чтобы успокоить подопечного, и сил хватает только крепче прижать, то холодное тело, что готово отдать жизнь за друга. Три стука, и дверь срывается с петель. В квартиру заходят двое: девушка, с холодными чертами лица, и бешеным костром в глазах, и парень, что боится взглянуть на первую, и молча ей следует. Ее взгляд останавливается на обнимающейся паре, что устроилась на мягкой кровати. Милый спящий Дима, которого она так ненавидит, и Бузе, которого она так любит. — Ну что ж, здравствуйте, голубки, — Анастасия подошла ближе к кровати, и потерла ладони, опуская взгляд на пробуждающихся людей. Дмитрий потирает глаза, и увидев гостей, выдал: — Чего блять?