***
Когда она появляется в его кабинете в донельзя коротком платье и надушенная так, что нос тут же закладывает, Джефф понимает — довели. И вряд ли это сделал её режиссёр: он бы её из дома в таком виде не выпустил. — Дорогая, притон на другой улице через дорогу. — Я к тебе с деловым предложением. — Переход на «ты» и «деловое предложение» совершенно не сочетаются, но я заинтригован, продолжай. — Вы же теперь переключились на Вуда, верно? Будете ловить его, а не Дэвида? — Да, к сожалению, твой режиссёр оказался не удел, но, не переживай, всё равно не отвертится, — Джефф усмехается. — Слышал я ваш эпичный диалог. Решила Тарино карьеру попортить? Женская гордость взыграла? — Да, взыграла, — она фыркает. — И нет, я не собираюсь портить ему карьеру. Джефф, я хочу помочь вам с поимкой Вуда. Джефф присвистывает. — А мне что с того? Решайте ваши любовные дела без моего участия. — Останетесь при должности?.. — Эмбер, я серьёзно. — Джефф, я тоже, — Эмбер наклоняется и с расстановкой произносит: — Я хочу это сделать. — Это ударит по твоей карьере, даже если не уничтожит, ведь Вуд не дурак, знаешь же, что он в курсе того, что у нас за дела. Не подумай, что я очень переживаю за твою карьеру, но ты мне все уши прожужжала о ней, когда я просил тебя следить за Тарино. Что сейчас изменилось, что ты готова пожертвовать самым дорогим для тебя? Уже не… — он замолкает. Догадка осеняет его, и он начинает смеяться. — Да ладно?! Неужто втрескалась в своего наркомана по уши? Эмбер не отвечает, продолжая смотреть Джеффу в глаза. Вчера, когда папа её обнимал, она поняла одну простую вещь: ничего важнее любви в жизни нет. Любви семьи, которая любит тебя такой, какая ты есть; любви друзей, которые готовы сорваться посреди ночи и забрать тебя с чёртового приёма, на котором ты потеряла часть себя. Любви, в конце концов, любимого человека, благодаря которой ей казалось, что она может и Эверест покорить. — Я помогу, и ты не будешь привлекать его к делу о наркотиках, — подождав, пока Джефф закончит смеяться, продолжает актриса. — Даже в качестве свидетеля. Идёт? — И как ты планируешь всё это провернуть? — О, не переживай, я назначила встречу. Через час в «Вавилоне». Буду действовать, как все женщины — нахваливать, чтобы потерял бдительность. — А из тебя получилась бы отличная девушка наркомана, — комментирует Джефф её план, поднимаясь из-за стола и хватая куртку. — Подкинем к нему наркотики, изъятые из его же дома, а там его и полиция сцапает. Глядишь, управимся к ужину. — А так можно? — Дорогая, друг моего врага — мой враг. Философски произнеся последнюю фразу, Джефф выталкивает Эмбер из кабинета и закрывает за собой дверь.***
Чтобы очаровать и вскружить голову Энтони Вуду, Эмбер решает взять всё от женщин, которые есть в её жизни: чуть-чуть истеричности от Кристи, мягкую улыбку от Карлы, мелодичный смех от Джессики, взмах рукой от мамы и вложить себя — новую, которая появилась за время отношений с Дэвидом. — Привет, Энтони. — Здравствуй, Эмбер. Рад, что ты решила скоротать вечер в моей скромной компании. «Только не съезди ему по лицу, — наставляет её Джефф в машине. — Я понимаю, что тебе будет этого хотеться, но на рукоприкладство мы не договаривались» — Спасибо, что принял моё приглашение, — она ослепительно улыбается. Когда они перешли на «ты», уже неважно, Эмбер этого не помнит, все её мысли заняты их с Джеффом заданием. — Эмбер, это тебе спасибо, что позвонила. Подумала над тем, что я написал тебе? — Да, — она вздыхает, поднимает руки и взъерошивает свои светлые волосы. Энтони с жадностью ловит каждое её движение, и она мысленно усмехается — попался. — Ты совершенно прав, Энтони. Ты… «Льсти ему! — поучает её Джефф. — Таким мужикам, как Вуд, важно и нужно слышать, какие они прекрасные и чудесные! Ляпни что-нибудь, чтобы он окончательно растаял!» — Продолжай… — Дэвид тебе и в подмётки не годится, — Эмбер изображает самую обольстительную улыбку и подсаживается ближе, касаясь пальцами пиджака Энтони. — Я поняла это на приёме у Картеров. Дэвид — ревнивая посредственность, — «Дэвид, прости, но я должна дожать его!» — Вообще не понимаю, как могла им восхищаться и сниматься у него в фильмах. — И встречаться, — Энтони победно ухмыляется. — И встречаться, — она соглашается. — Я же тебе ещё когда сказал, что мы должны быть вместе. Прости, детка, что пришлось рассказать тебе про пари… «Которого не было, — мысленно добавляет актриса, связавшись при помощи Алистера с Джоном Картером и расспросив, — но это уже неважно, ведь дело сделано» — …Но ты мне настолько понравилась, что я не мог удержаться от того, чтобы чуть-чуть приукрасить, — продолжает он, а Эмбер еле сдерживается, чтобы не ударить. Лжец! Мерзкий лжец! — Роковая ты, Эмбер. Вместе мы такую карьеру тебе построим, что… — Мог бы и не рассказывать всё Дэвиду. Я бы и так с тобой сошлась. — Детка, дело в том, что я люблю копаться в скелетах в шкафу: доставать их и встряхивать. Нахожу это занятие довольно интересным и увлекательным. Не могу жить, зная, что есть скелеты, которых я не коснулся. Поэтому я, приревновав тебя, решил вытащить скелет Дэвида. — И какой же он? — Ты вскружила ему голову. Впервые вижу женщину, нет, девушку, которой он настолько увлёкся, что забыл про меня, про своего лучшего друга, которого практически с пелёнок знает. Но у него это несерьёзно, Дэвид никогда не завяжет серьёзных отношений: у него работа и фильмы вместо девушек. У него работа всегда была, есть и будет на первом месте. А уж про то, чтобы он остепенился, я вообще молчу… — А ты? Что насчёт тебя, Энтони? — выпрямиться, пальцами свободной руки чуть опустить платье вниз, чтобы подчеркнуть округлость груди и отвлечь, чтобы незаметно сунуть небольшой пакетик во внутренний карман пиджака. — Я совершенно серьёзен насчёт тебя. — Я тоже. Эмбер притворно начинает визжать, когда Джефф грубо (как они и планировали) отталкивает её, а затем заламывает руки Энтони. Тот пытается брыкаться, но капитан полиции настроен решительно и держит крепко. — Какого… Что здесь… — Не рыпайся, наркоман. Что это у тебя в кармане? Муку с собой таскаешь, чтобы пирог испечь? Актриса перестаёт корчить из себя перепуганную девицу и наклоняется к изумлённому Энтони, губами касаясь его уха: — Детка, дело в том, что я люблю копаться в скелетах в шкафу: доставать их и встряхивать. Нахожу это занятие довольно интересным и увлекательным. Глаза Энтони расширяются. — Ты… И этот полицейский… — Капитан полиции, — поправляет его Джефф, возясь с наручниками. Пусть он звучит хмуро и недовольно, его глаза сияют. — Ну ты… Я всем расскажу о тебе! Никто не будет тебя снимать в фильмах! Уедешь обратно в свою деревню и будешь работать с замызганной закусочной и трахаться в туалете с дальнобойщиками! Всё подставлено! — Энтони теперь уже обращается к Джеффу, на что тот закатывает глаза. — Я — жертва! — Ничего, я переживу, — Эмбер заправляет за ухо прядь волос и поднимается с диванчика. — Спасибо, Джефф. Дальше я сама справлюсь. — Я так не думаю, — произносит Дэвид, кладя ладонь ей на плечо и разворачивая к себе. Эмбер, никак не ожидавшая его появления, приоткрывает рот. Капитан полиции за их спинами хмыкает, поднимая Вуда на ноги. — Дэвид… — тихо шепчет она. — Не благодарите. Пошли, Вуд, нам предстоит д-о-о-о-лгая ночь, — тянет «о» в слове «долгая» Джефф. «Как мало нужно для счастья, — мелькает в голове Эмбер. — Всего-то — пресечь контрабанду наркотиков» — Ничего не говори. Я всё слышал. — Это не то, что ты… — Я знаю, — он прерывает её. — Идём, я отвезу тебя домой.***
— Как ты узнал о «Вавилоне»? Энтони написал, чтобы похвастаться? — Нет, мне позвонил Джефф. — Джефф?! — А что ты так удивляешься? — Дэвид отрывает взгляд от дороги и поворачивает голову, смотря на Эмбер. — Не всё же тебе с ним общаться. — Не ревнуй. Я не давала тебе повода. — Я знаю, — он тарабанит пальцами по рулю, — как и то, что большую часть Тони насочинял. Джефф рассказал мне, что у вас за дела. — Прости, я должна была сразу тебе всё сказать, — Эмбер заправляет прядь волос за ухо. Сейчас она не такая решительная, как в клубе, не такая бойкая и язвительная, но все равно не сдаётся. — Отношения на лжи невозможно построить. И к тому же, наши с тобой отношения не задались с самого начала: клуб, ночь в полицейском участке, журналистка, слежка… Я виновата перед тобой, Дэвид, и не виню тебя: всё так противоречиво между нами, что ты вполне мог поверить Вуду. Прости, что всё так вышло. Ты подпустил меня слишком близко и обжёгся. Я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть. Дэвид молчит, а когда начинает говорить, у Эмбер замирает сердце: — Это я должен просить у тебя прощения. Ошибкой было полагаться только на слова Тони и не выслушать тебя. Между нами действительно всё сложно, но у меня не было мысли, что ты хочешь воспользоваться мной для продвижения своей карьеры. Не было, — он вздыхает, — пока Тони не сказал мне это на том дурацком приёме. И зачем мы тогда туда пошли? — Он бы всё равно сказал, Дэвид, только в другом месте. — Ты права. Почти приехали. Машина останавливается возле дома Эмбер. Дэвид вновь поворачивается к ней, и ей кажется, что она не видела его целую вечность, хотя прошло всего несколько дней. Он смотрит на неё, не отрывая глаз, и это не масляный взгляд Вуда или Дито, а пронзительный и задумчивый. Ей нравится его взгляд, потому что он видит в ней не только красивую внешность, но и нечто большее. Она облизывает пересохшие губы и спрашивает, слабо улыбаясь: — Поднимешься?***
В квартиру они вваливаются целуясь. Эмбер запоздало вспоминает, что у неё остановился отец, который, наверное, не дождался её возвращения и лёг спать, но то, что ей пришлось открывать дверь своим ключом, а в квартире была тишина, говорит об одном — папы дома не было. Она даже радуется, что Лаки к себе забрала Алекс, чтобы обучить его новым командам, иначе сейчас он полчаса бы лаял на неё и на Дэвида. Дэвид с лёгкостью подхватывает её под бёдра, она обвивает ногами его талию, и, не прекращая целоваться, они оказываются на диване. — И какие безумства ты ещё не совершила за день? — интересуется Тарино, когда они прерываются, чтобы отдышаться. Эмбер лукаво улыбается, взъерошивая ему волосы. — Сексом на диване я ещё не занималась. — Тогда мы это исправим, — он усмехается и прижимает её к себе, вовлекая в поцелуй, и из-за этого резкого движения Эмбер удивленно охает, но улыбается, отвечая. На ней лёгкое платье с завязками, которые поддаются пальцам Дэвида. Когда он развязывает аккуратный бантик на спине, Эмбер приподнимается и лямки спадают с её плеч. В глаза бросаются родинки: одна, две, три, четыре… Он ставит себе цель: пересчитать их все. — Точно хочешь здесь? — Я до спальни не дойду, — шепчет Эмбер, проклиная дизайнеров рубашек на пять поколений вперёд. — Есть идея лучше дивана. — Какая? — На полу. — Чтобы потом как в романтических фильмах укрыться пледом? — Да. — Я согласна. Когда они перемещаются на пол, то вся их торопливость и судорожные движения исчезают. Они целуются медленно, растягивая удовольствие и возмещая всё за несколько дней, что не виделись. Дэвид скользит пальцами по её волосам, убирает лезущие в глаза пряди и целует в шею. Эмбер, улыбается, запрокидывая голову, затем приподнимается на локтях, и тянется к нему, прикусывает мочку уха, обвивая руками его за шею. У неё вьющиеся светлые волосы, которые покрывают ковёр, блестящие глаза и мягкие губы, что растягиваются в улыбке каждый раз, стоит ему поцеловать её. Черты лица Эмбер становятся мягче в приглушённом свете настольной лампы. Она такая мягкая, домашняя, настоящая, со следами его отметин и Дэвид, склонившись, прижимается губами к её лбу и зажмуривается. «Когда-нибудь, когда ты встретишь женщину… Или мужчину… Не смотри на меня так, Дэвид, это Голливуд, можно ожидать чего угодно, — Карла улыбается, поглаживая сына по щеке. — Когда-нибудь ты встретишь человека, которого полюбишь. И в минуту, когда тебя будет переполнять это удивительное чувство, ты скажешь: «Я люблю тебя». — Я должен тебе кое-что сказать. — Что? Это обязательно говорить именно сейчас? — она улыбается, запуская пальцы ему в волосы. Тарино проводит пальцами по щеке Эмбер, не обращая внимания на её незамысловатую ласку. В других обстоятельствах бы обратил, но сейчас он собирался сказать ей что-то, что изменит их отношения. — Эмбер, я люблю тебя. Её глаза расширяются. Эмбер продолжает смотреть на Дэвида, когда до неё, наконец, доходит, в чём он ей признался. За все её отношения никто не признавался ей в любви. Эти слова она часто слышала от родителей, и они были чем-то естественным и не казались необычными. И бабушка говорила ей, что любит, когда приезжала. Но слышать такое от мужчины (а от Дэвида — тем более) — неожиданно, непривычно, но так удивительно. Это — признание в том, что всё — настоящее, и предложение сделать отношения серьёзнее, ведь нужно решать: пойдут они одной дорогой или выберут разный путь. Дэвид волнуется и одновременно с этим чувствует себя глупо. Он — взрослый и уверенный в себе мужчина — ждёт ответа и нервничает, как школьник на выпускном вечере. У него были женщины, и не со всеми из них он расставался достойно. Некоторые раздражали его, с другими было скучно, ведь они не могли даже поддержать разговор; ещё одни были легкомысленны и к его ревности относились несерьёзно. Была даже категория женщин, как их называла Карла, «охотницы за хорошим» — когда они хотели лишь брать и ничего не давать взамен. Но Эмбер другая. Так и не испортившаяся Голливудом и навалившейся на неё славой (Дэвиду хватает одного взгляда, чтобы понимать это в людях), носящая джинсы, рубашки и появляющаяся без макияжа. Она хочет сниматься, хочет идти к своей мечте, но не собирается достигать её лёгким способом: связями с режиссёрами и выгодными знакомствами. Конечно, это часть её пути, без этого в Голливуде никуда, но она хочет достичь всего сама. Эмбер обхватывает его лицо ладонями и заставляет склониться. Они сталкиваются взглядами, он чувствует, как колотится её сердце, которое, кажется, готово выскочить из груди. — Я люблю тебя, Дэвид. Эмбер любит его. Любит. Он с облегчением выдыхает, и она приподнимает бровь. — Ты что, боялся мне в этом признаться? — Ничего подобного. Теперь ты засмеёшь меня? — Дэвид, нет, конечно. Я тоже боялась. — Боялась? — Я боялась, но когда увидела, как ты на меня смотришь, то почувствовала себя потрясающе. Я никогда себя так не чувствовала. Думала, что ты скажешь мне нечто страшное, что нам надо разойтись, но когда ты произнёс эти четыре слова, то у меня камень с души свалился. — Я чувствовал подобное только однажды, — Тарино касается пальцами её бедра, и Эмбер сгибает ногу в колене. Господи, какая у неё мягкая кожа. — Когда? — Когда мы впервые занимались любовью. Эмбер не успевает ответить: Дэвид накрывает её губы своими, скользит ладонями по её телу и целует, целует. Ей нравится, что он говорит «занимались любовью», а не «сексом» — ещё один показатель, что для Тарино их отношения не мимолётная интрижка. Дэвид пытается восстановить дыхание, когда Эмбер, дотянувшись до лежащего на диване пледа, накрывает им его и себя. Тарино вытягивает руку и пробегается пальцами вдоль позвоночника актрисы, что сидит, согнув ноги в коленях. Она поворачивает голову, и он видит лукавую улыбку на её губах. — Чего ты улыбаешься? — С ума можно сойти! Знаменитый режиссёр признался мне в любви. Как же я жила без этого? — Не язви. — Теперь я стала твоей музой? — продолжает паясничать Эмбер. Тарино закатывает глаза. — Знаешь, что должны делать музы? — Вдохновлять? — Именно. — О, нет-нет-нет! Эмбер взвизгивает, когда Дэвид, обхватив ладонями её за талию, роняет на себя и впивается в губы требовательным поцелуем. — Давай ещё раз. — Дэвид, мне нужен отдых… — А мне — вдохновение для фильма, — продолжая удерживать её, он тянется к пледу, чтобы накрыть её и себя с головой. — Дэвид!