Путь вулканца

Непрерывный круговорот энергии и вещества, лежащий в основе теоремы Нётер, в реальности выглядит вовсе не так безобидно, как в математических формулах. Обычно он сопровождается хрустом чьих-то костей, натужным разрыванием плотных мышечных волокон, дикими криками погибающей жертвы и продолжительным чавканьем победителя. Ученые в обнаруженном лагере заняли свое место в пищевой цепи данной экосистемы, и с этим ничего не поделаешь. Я подбросил в огонь несколько деревянных обломков, поддерживая пламя на должном уровне. Le-Matya не спешили подбираться ко мне совсем близко, они обходили лагерь по кругу, оценивая обстановку, как и я сам. Двое бродили справа, один - слева. Их грациозные шаги вкрадчиво наскрипывали мне в уши: "Скоро ты умрешь, маленький кусочек мяса. Что бы ты не придумал, тебе не победить нас". Это была их территория, их владения. Они знали здесь каждый сантиметр, в отличие от меня. Они были созданы для убийства: их реакция была молниеносной, огромные острые когти были пропитаны смертоносным ядом, а зубы с легкостью дробили самые крупные кости. У меня же были только пара кухонных ножей, несколько веток и живой огонь. Я мог поддерживать костер достаточно долго, но Le-Matya не исчезнут с рассветом. Однажды их терпение иссякнет, и тогда они начнут смертоносную игру, отгоняя меня от опасного пламени, которым я мог защититься. Я прокручивал в голове все возможные варианты развития событий, но ни один из них не был безупречным. Вероятность летального исхода в сложившейся ситуации составляла девяносто девять целых и шесть десятых процента. Четыре десятых процента я оставил на случай непредвиденных обстоятельств. Часы томительного ожидания казались бесконечными. Я смотрел на то, как огненные язычки обволакивают сухое податливое дерево, играючи превращают его в угольки, и чувствовал удивительную легкость. Я был собран и спокоен. Если случится так, что родители обнаружат в этом месте мои останки, они примут мою потерю достойно и никогда не обвинят меня в слабости. Однако я не собирался сдаваться так просто. Справа что-то хрустнуло. Вот оно. Началось. Я схватил приготовленную ветку и молниеносно сунул ее в пламя. Из густой мглы вынырнула зеленая короткошерстная морда с длинными прижатыми ушами и желтыми глазами, зрачки животного светились красным, с клыков капала тугая слюна. Я выпрямился, готовый к нападению, и тотчас услышал осторожные шаги со спины. Смертоносная троица окружала меня со всех сторон. Не самое приятное развитие событий, но я это предвидел. Во мне не было ни страха ни сомнений, я продолжал дышать ровно, мой пульс был спокойным, температура тела держалась в пределах нормы. Я смотрел прямо в глаза Le-Matya, принимая его вызов. Внезапно сзади раздался страшный рев, затем громкий хруст и сдавленные хрипы. Желтоглазый хищник сразу же бросился на меня, но я успел отпрыгнуть к костру, хлестнув веткой, объятой огнем, по его широко раскрытым глазам. Я подхватил с земли вторую ветку, на которой уже начали плясать алые язычки, и спрятался за пламенем. Краем глаза я успел заметить мимолетное движение в том месте, где только что находился сам. Теперь там лежало бездыханное тело молодой особи Le-Matya, над которым возвышался могучий силуэт дикого сехлата. Судя по всему этой ночью я стал лакомым кусочком не только для желтохребетных кошачьих, но и для грозных сехлатов, что было мне только на руку. Обожженный зеленомордый самец бросился на внезапно объявившегося противника со всей своей яростью, в то время как оставшийся в живых третий хищник решил разобраться со мной. Он подошел к огню слишком близко, похоже жар костра ничуть его не смущал. Le-Matya ловко обогнул пламя и начал медленно приближаться. Я выставил перед собой горящие ветки, словно щит, и также медленно начал отступать. Зверь потянулся ко мне и тотчас взвыл от боли, кажется, он опалил свою пасть. Потерявшее рассудок животное является еще более опасным противником, нежели голодное, потому я сразу же изменил стратегию и бросился прямо через горящий костер в сторону сехлата, дерущегося с еще живым вожаком стаи. Если правильно рассчитать траекторию, можно стравить крупных хищников между собой, значительно повысив собственные шансы на выживание. Длинный плащ все-таки загорелся, но я не придал этому значения. Я резко упал на песок и откатился в сторону, сбивая пламя с одежды. Тем временем разъяренный Le-Matya по инерции прыгнул прямо на сехлата, впиваясь в него своими смертоносными когтями. Мой запах почуял раненый, ослепший, но все еще живой глава стаи. Он был слишком крупным для того, чтобы я мог его убить, но я все равно вытащил нож, готовый принять его удар. Обозленный сорвавшимися планами на ужин, Le-Matya ринулся ко мне. Я едва успел инстинктивно выставить руки, сжимающие острое лезвие. Нож с трудом пропорол толстую зеленую шкуру и вошел в звериную плоть лишь наполовину, когда хищник издал громкий протяжный рык и упал замертво, накрывая меня тяжелой лапой с ядовитыми когтями. Сехлат успел перебить ему позвоночник одним мощным ударом, и теперь возвышался над мной, тяжело дыша. Я знал, какими бы свирепыми не были эти огромные саблезубые хищники, они легко шли на контакт, позволяя соединяться с их сознанием, ,были весьма организованными и разумными существами. Если бы я начал барахтаться под лапой мертвого Le-Matya, пытаясь выбраться, то неизбежно нарвался бы на отравленные когти, и вызвал дополнительное раздражение сехлата. Поэтому я лежал совершенно неподвижно, глядя в его большие каре-золотистые глаза. Я знал, что мне следует делать. Ждать. Как я и думал, Сехлат сгреб Le-Matya за шкирку, резко поднял и отшвырнул в сторону. Он склонился надо мной, чтобы как следует обнюхать, таковы инстинкты этих грозных животных. Прежде чем употребить в пищу что-либо, они всегда тщательно изучают ее запах. Я чрезвычайно осторожно, без резких движений, поднял свою руку и коснулся лохматой морды, подключаясь к его сознанию, как всегда делал это с I-Chaya. Пришлось как следует сосредоточиться и направить всю свою ментальную энергию, чтобы соединиться с ним. Это было нелегко. Дикий зверь с удивлением обнаружил, что аппетитный кусок мяса возле его пасти обладает интеллектом и даже способен общаться, и, наконец-то впустил меня в свое сознание. Передо мной мелькнуло знакомое золотистое свечение. Так выглядел его внутренний мир. Он казался испуганным, слабым, что-то было не так, что-то инородное струилось по его венам. "Kusut", "Kusut"(1), - наконец, понял я. Ему было больно, похоже яд Le-Matya уже начал свое действие. Это означало, что впереди зверя ждала долгая и мучительная смерть. Он боялся этого. "Ra mokuhlek i tor?"(2), - запустил я вопрос в его мысли. Я подумал, что такая сложная синтаксическая конструкция будет ему непонятна, и спросил еще раз, - "Gol'nev?"(3) "Ran!", "Ran!", "Ran!"(4), - прошелестело в ответ сознание сехлата. Он оторвал морду от моей ладони и устало лег рядом со мной на песок. Он все еще хотел убить меня? Нет... Он просил убить себя... Я никогда прежде никого не убивал, и вряд ли бы смог пойти на такое в твердом рассудке, разве что в целях самозащиты. Добровольно лишить жизни живое существо было неприемлемым. Я сел и снова взглянул на сехлата, заметив страдание в его глазах. Судя по характеру его ранений, он долго не протянет. Скорее всего, не доживет и до утра. Этот лохматый зверь с острыми клыками был так похож на моего I-Chaya, друга, который был предан мне. Разве я мог оставить его в таком состоянии, не протянув руку помощи? Закусив губу, я коснулся пульсирующей вены на его шее, что находилась прямо за ухом, и послал ему мысленно: "Yuk", вкладывая в захват все свои силы. Сехлат стал дышать спокойно и, наконец, закрыл глаза. Он больше не испытывал боли, его сознание было погружено в глубокий сон. Скорее всего, он покинет этот мир, так и не приходя в себя. Это лучшее, что я мог сделать для него. Небо начало светлеть, напоминая о том, что следует продолжить свой путь. Я побродил по палаткам, собирая разные полезные мелочи. Зашел на кухню, где упаковал в небольшой заплечный мешок найденную коллекцию насекомых, сухофрукты, галеты, немного зерна, а также запас сухого топлива и пару драгоценных фляг с водой. Надел мешок под свой плащ, который должен был скрыть продукты от палящего солнца, прицепил на пояс пару ножей, дополнительную флягу и портативный фонарик. Проверил кости, что обнаружил ранее в пустыне и натянул на лицо привычную тканевую защиту. Я бросил последний взгляд на лагерь, на неподвижные тела Le-Matya, моего обретенного и тут же потерянного друга-сехлата, и пошел вперед, навстречу скалам, скорректировав свой маршрут на шестнадцать градусов вправо, чтобы вернуться к первоначальному пути. Следующие несколько дней были достаточно однообразными: ночная непроницаемая тьма вздрагивала от любого шороха, кажущегося гораздо более громким, чем обычно, а невыносимое солнце было готово расплавить все и вся на своем пути. Монотонная череда оранжевых барханов сменялась скалистыми участками, и наоборот. Казалось, в моей голове не было ничего, кроме сплошного горячего песка, в котором постоянно вязли ноги. Чем дольше я был здесь, тем более нереальной казалась мне прошлая жизнь. Воспоминания растворялись в жарком дыхании пустыни, оставляя только неукротимую жажду и желание выспаться. Шел пятый день моего kahs'wan, а я даже не приблизился к святилищу T'Karath. Вокруг меня торчали каменные обломки, теплый порывистый ветер теребил ткань моего опаленного плаща. Я блуждал по Долине Крови, но не видел и намека на какое-либо ритуальное строение. Либо легенды оказались вымыслом, либо строение разрушили время и стихия. Я устало присел на каменный выступ, прячась в тени. Если бы я решил выстроить убежище в самом центре пустыни, как бы я поступил? Стал бы тратить силы на бессмысленное возведение стен или наиболее эффективно использовал естественный рельеф местности? Ответ был очевиден. Выходит, T'Karath был спрятан не среди этих скал, он был укрыт под ними. Я поднялся с уступа и огляделся по сторонам. Где-то здесь должен быть какой-то спуск, либо расщелина. Взгляд упал на высохшее дерево, торчащее из скалы. Если там выросло растение, значит когда-то у него был постоянный доступ к воде, которая могла сохраняться в этой местности только глубоко под камнями. Я подошел к иссохшему стволу, заглянул за его корявые ветки и обнаружил прямо за ними вход в пещеру. Не без труда я пробрался через заросли, изрядно поцарапав руки и лицо, и оказался внутри. Меня обдало холодным сырым воздухом, тут точно был проход. Я достал из-за пояса фонарик и осветил узкий каменный коридор. С точки зрения безопасности, проникновение в неизвестное подземелье было весьма опрометчивым решением, но любопытство брало верх над остальными эмоциями. Немного помедлив, я все-таки сделал пару шагов вперед. Они раскатились по пещере гулким эхом (впереди проход точно расширялся). Я слышал как где-то часто капает вода, как шуршат по стенам мелкие ящерицы, но громче всего звучали мои собственные шаги. Они буквально разрывали мои уши грохочущим эхом. Наконец, я выбрался из узкого тоннеля и оказался в тускло освещенной подземной пещере. Прямо передо мной раскинулась огромная, частично засыпанная песком и обломками камней зала, стены которой были украшены старинными барельефами и светильниками. Тонкие лучи солнца, врывающиеся в тишину сакрального места через верхний свод, пронизывали залу узкими полосками. Я нашел его! Это было именно то, что я искал все эти дни - святилище, хранившее в себе живое напоминание о Сураке, легендарном мыслителе, подарившем вулканцам возможность жить в гармонии с собой. Я выключил фонарик и прошелся вдоль огромного барельефа, разглядывая его детали: изящные фигуры, орнаменты и обрывки глубокомысленных фраз. Пораженный величием и красотой этого места, я впитывал в себя каждый его уголок, каждую трещинку. Знал ли сам Сурак, к чему приведет его учение? Сколько жертв будет положено на алтарь логики? Сколько вулканцев отвергнет Kolinahr, и выберет разрушительный путь хаоса, поселившись на Ромулусе? Я взглянул в бесстрастное каменное лицо, глядящее куда-то мимо меня, и обернулся, чтобы проследить за его взглядом. Напротив стояло полуразрушенное каменное хранилище, в котором лежали древние свитки. Я подошел к хранилищу, взял один из манускриптов и осторожно развернул жесткую ткань. Надписи в нем почти полностью растворились. В другом сохранились обрывки старинной поэзии. А вот третий меня заинтересовал. В нем была изображена подробная схема святилища со всеми подводящими к нему подземными тоннелями. Я пробежался глазами по карте, выхватывая главные обозначения, развязки и узлы. Если верить этой схеме, прямо отсюда можно было добраться до Ллан­гон­ско­го мас­си­ва, существенно сократив расстояние. Подземные тоннели могли обвалиться, оказаться затопленными, в них можно было встретить песчаных червей, ядовитые испарения, все, что угодно. Но самое главное - я мог добраться до конца маршрута намного раньше положенного срока. Я свернул свиток, положил его обратно на каменную полку и задумался. Стоило ли идти на риск в данной ситуации? Из положительных факторов я отметил то, что подземные тоннели имели выходы к источникам воды, скрывали от прямых солнечных лучей, к тому же температура здесь была вполне приемлемой для быстрого передвижения. Хищные звери пустошей были не намного лучше вероятных осложнений под землей, а существенное сокращение расстояния позволяло значительно снизить уровень возможных угроз. К тому же я должен был пройти это испытание безупречно, чтобы, наконец, доказать свою состоятельность как вулканец, потому я, не мешкая, направился в сторону ближайшего тоннеля.