***
— Китти, — говорил Червинский в темноту. Он точно знал, что она наблюдает за ним и пришла когда он спал. — Григорий, — ответила она ему и шагнула вперед. Увидев в свете свечи пот на его лбу, она взяла шелковый платок, спрятанный под воротником своего платья и вытерла капельки, сверкающие на его коже. — Что там за шум был на закате? — спросил он, едва слышно. — Гнат выбирал себе девку. Не все готовы стать любовницами нового хозяина, — Китти посмотрела на Грига, ужаснувшись своим словам. Червинский хмыкнул. — Теперь он твой хозяин? Почему же ты у него вольную не попросишь? — издевательски говорил он. Китти помрачнела. — Пока не выхожу тебя, пан, никуда отсюда не уйду, — ответила Китти и положила платок к изголовью. Повисла мертвая тишина. Катя рассматривала стекающий воск на свечи. А Червинский глядел в потолок, будто рисуя картину. Он был мрачным, задумчивым и теперь же в его черных глазах не читался ни гнев, ни злость. Лишь мрачные мысли витали и создавали свою особую картину реальности. — Как много крепостных он освободил? — спросил Григ решительней. — Три десятка, — Китти не повернула свой взор на возлюбленного, — Парубков он отправляет добровольно служить его войску разбойников. А девок не освобождает. Делает их своими наложницами и насилует каждую ночь в твоих покоях, — Китти говорила безучастно, что заставила ее через мгновение ужаснуться собственному равнодушию. Григ молча сглотнул. — Что на счет тебя? Он ничего не сделал с тобой? — спросил он, разрывая тишину. — Нет. Я в положении. Он не сможет меня тронуть. Я видела, как он это делает… Сам показывал. Он, наверно, ждет, пока я рожу, — Китти пожала плечами так, будто это касалось не ее, а какую-то героиню абсурдного девичьего романа. — Пусть только попробует, — прошипел Григ, закрывая глаза от накатывающего на него гнева. Теперь бездонные глаза сияли ничем иным, как гневом. — Скоро уж рассвет. Мы идем на площадь утром, с первыми петухами. Там будут вешать грешников, — — Каков фарс… — прошипел Григорий и сжал кулаки, — Если они считают грешниками нас, господ, то мне очень жаль этих недальновидных идиотов. Взглянули бы на свои носы. Каждый второй пьяница. Каждая третья спит с дворянами, лишь бы получить свою копейку, а после к мужу прийти и с ним задарма лечь. Шлюхи детей своих отдают в церкви и монастыри. Искупить грехи своих родителей. Я уж молчу о том, что каждая бестолочь не сможет различить свое имя на листе бумаги. Это не люди. Это скот. Тупой и безграмотный, — усмехался Червинский. Катя шумно вдохнула и сжала в руках платок, который еще пару минут назад покрывал ее голову. Она часто стала носить платок, как крепостная, стараясь особо не отличаться от других. Ее положение не должно делать ее особенной. — Расскажешь, может кого знакомого повесили на площади, — выдержав паузу сказал Григ. Китти сглотнула тяжелый ком, что сдавливал ее горло не первый день и направилась к выходу.***
Она не могла видеть ни алый рассвет, ни сверкающий снег. Темнота крепко вцепилась в существо Поповской и не хотела разжимать свои костлявые пальцы. Ничего не оставалось, кроме как отдаться ей сполна. Христина глубоко вдыхала запах рассвета. Он пах свежими яблоками и росой. Может ей это приснилось? Выдыхая она каждый раз отпускала маленький кусочек своей души. Она выходила с дрожью и слезами. Слезы приносили невыносимую боль, но она улыбалась. Улыбалась скорой смерти в лицо, нахально. Она встречала ее словно давнюю подругу. В голове играла мелодия скрипки и хотелось пуститься в прощальный танец. Будь у нее развязаны руки, она бы обняла стены, что окружали ее. Закружила бы в хрустальном вальсе каждую мрачную тень, что когда либо мелькала в глухом свете свечи на этих стенах. Ее сердце колотилось от волнения и любой бы простак сказал бы: «Гляньте, да она не иначе как умом тронулась». И был бы прав. Ее вели босиком по трескающему снегу от ее шагов и шагов еще с десятка человек. Шаги всех были размеренными и медленными. Никто не спешил с казнью, оттягивая ее. Знать бы зачем такая медлительность в столь неблагородном деле. Побыстрее повесить да закопать на окраине кладбища, иль чего проще, бросить в яму. Но нет, фанатики с жадностью толстого боярина ждали этого момента, аки гуся с печи. Гул толпы стал пощечиной, такой нужной в этот момент. Они повесят Христину прямо на глазах других и эта горькая правда только сейчас ошпарила ее. Ее руки задрожали и она закусила губу, и пока во рту не почувствовала медный привкус своей крови, не отпускала губу. Толпа бесновалась. Их было гораздо больше. За дни или недели, проведенные в состоянии слепого котенка, она могла определить, что людей на месте казни куда больше. Возможно, кому-то это было не по душе, но зачем они тогда глазеют на смертников. Поднявшись по маленькой их хлипкого дерева ее остановили, отдёрнув назад за плечо. Христина мотанула головой и уставилась вперед, вытягивая шею. Ей хотелось уйти гордо, в последний момент ощущая себя аристократкой. Отойти в мир иной с гордо поднятой головой это лучшее, что может позволить себе женщина нынешнего времени. Даже если она порочна и полна греха. Грубый мужской голос что-то лепетал про преступления и наказание, но его голос заглушали сотни других голосов. Среди толпы, молча созерцая выглядывала Китти и подошедшая к ней Ярина. — Катя? Ты что тут делаешь? Ты же в положении, — удивленно охнула Ярина. — Ничего не спрашивай, — отмахнулась от нее Вербицкая. Она рассматривала виселицу и тех, кто стоял на ней. Человек, что ходил и читал молебен возле грешников, был щуплым стариком. Кто бы мог подумать, что он и затеял это все. Так говорили в толпе. Верить им на слово было ошибкой, ведь чего только не говорят гнилые уста сплетников. Катя ужаснулась мысли, что затейником бунта мог стать Гнат. У горлу Китти подступил ком. Она живет с чудовищем под одной крышей, а ее некогда подруги спят с ним в одной постели и отдаются ему. — Так жаль их… Они же виноваты только в том, что родились в богатой семье, — выдохнула Ярина и посмотрела на Катю. — Может, они и правду в чем-то виноваты. Развращали девиц, воровали, убивали… — задумчиво произнесла Катя и всмотрелась в одну из девушек, что стояли в ожидании, пока старик закончит. Морозный ветерок играл с их волосами. Среди троих девушек на виселице был лишь один парень. Совсем еще дитя. В чем же виновен ребенок? Ему, по внешнему виду и щуплым плечам, не исполнилось и тринадцати лет. Но взгляд ее припал на девушку с гордой осанкой королевы и дрожащими от холода губами. Казалось, что она тонкий лебедь в окружении неряшливых уток. Она стояла выпрямив спину и подняв подбородок, хоть и почти все мышцы ее лица, что были видны, предательски дрожали. — Мне знакома эта осанка, — прошептала Китти и отвернулась, собирая крупицы воспоминаний. Руки ее задрожали, и ком, который она сдерживала, дал волю слезам. Она заревела, от осознания. — Нет, нет, нет, нет, нет! — закричала Вербицкая и бросилась напролом, сквозь толпу. Христина не слышала ничего. Все голоса смешались в какофонию. Она молилась Богу, чтоб ее душу забрали в Рай. Пусть она того и не достойна. Ржание лошадей и топот копыт прекратили суд. Несколько выстрелов в воздух из ружей и собравшаяся толпа начала разбегаться кто куда. Китти попала в поток народа, что мчались прятаться в жилые кварталы. Хватило несколько секунд, чтоб толпа, разбежалась кто куда, а Катя, спряталась за ближайшим углом. Всадники стреляли кто куда. Пули попадали и в обычных зрителей богохульнического суда, так и в тех, кто пытался сбить лошадей сайгаками и саблями. Старик, что еще пару минут назад молился за упокоение грешных душ, сейчас же, перерезал глотку грешному парнише, который должен был быть повешен. Христина поддавшись панике, стянула с себя пропахшую насквозь потом повязку кистями рук, бежала куда-то вперед. Что-то несло ее, как можно дальше и быстрее. Чувство, что нужно бежать, спастись, что еще не время, наполнило ее тело. Сердце отчаянно просило смерти, но тело не слушалось. Оно мчало ее дырявую душу вдоль площади, мимо лошадей. Видела она смутно, из глаз текли слезы Она несколько раз спотыкалась, но продолжала бежать. Даже когда отдалилась от площади и людей на улицах было все меньше, ноги не унимались и несли ее прочь. Продолжалось это незнамо сколько. Только оказавшись в старом лесу, Христина успокоилась. Она хныкала и брела дальше, будто не желая того. Будто ее вели на насильно, подгоняя батогами. Хватаясь за деревья и тяжело дыша, она пыталась собрать мысли в кучу. Зрение так и не возвращалось. Неужели ей теперь жить слепой до кончины? Только эта мысль вызвала в ней новую волну горьких слез, как она снова оступилась и кубарем скатилась в овраг. Китти вернулась на площадь через пару минут после того, что произошло. Это место наполнилось людьми в форме жандармов, всадниками, которые держали наготове ружья и лежащими на влажной земле телами. Она прикрыла рот от ужаса. — Панянко, — сказал ей один из всадников, — Чего надобно? Уходите отсюда, негоже на такое смотреть женщине. — Скажите, а где те, кто был на висельнице? — спросила Катя вглядываясь в лицо собеседника. — Хлопец мертвый. А остальные сбежали, — ответил тот, — Еще раз кажу, идите с Богом отсюда. Катя закивала головой и быстро посеменила домой, подбирая подол платья, будто стараясь избежать прикосновения одежды с окровавленными остатками снега.***
Теплое пуховое одеяло укрывало немное тело девушки. Волосы беспорядочно расположились на подушке, а бледноватую кожу ласкал нежный язык солнца. Открыв глаза и убрав непослушный волос с лица, расположив его за ухом, Христина потёрла глаза и опустила теплые ножки на холодный пот. На ней была ее любимая шелковая сорочка. Такую же она готовила к первой брачной ночи с покойным мужем. Воспоминание о том, что она была замужней, что взяла грех на душу теперь казались чужими. — Христина Алексевна, — проговорил голос у порога ее спальни. Она вздрогнула. — Вы? Я уж думала не свидимся, — мягко произнесла Поповская и едва заметно улыбнулась, — Я умерла? Это мой Ад? — Пока еще нет. Но скоро, — Анатолий подсел к Христине и протянул ей обручальное кольцо. Христина поджала губы. Ей так спокойно, уютно и легко. Она точно умерла. А Анатолий не изменяет себе и врёт. — Ну же, — настойчиво пролизнес он. Христина взяла подарок мертвеца. Дотронувшись до руки, она лишь почувствовала легкий холодок. — Зачем оно мне? — спросила она и взглянула в глаза Поповского. Тот пожал плечами и блажено улыбнулся. — Видишь как… Были женаты в мире живых, обвенчаемся в этом мире. Я — твоя судьба. Куда бы ты не шла, с кем бы не сношалась, я всегда буду рядом, — он встал с кровати и побрел к выходу из комнаты. — Я ведь еще не умерла, — припомнила ему Христина вставая. Анатолий остановился. Он гордо выровнял широкую спину и рассмеялся. — Ты правда думаешь, что кто-то будет тебя спасать? — сквозь хохот произнес Анатолий. — Если не будут, то я сама себя спасу. Я выберусь, — Христина не снимала улыбки. Этот разговор напоминал ей перепалку двух давних врагов, которые обязаны скрывать вражду. — Ты сама и станешь причиной своей кончины. И снова вернешься ко мне. Без меня ты никто. Это я воспитал тебя, — он обернулся и рывком подлетел. Его губы опустились к шее девушки и морозной свежестью одарили ее кожу, — Воспитание не идеальное, ибо воспитал я главную проститутку киевского общества! Одарив Поповскую едва ощутимым поцелуем, он скрылся за дверью. Христина повернула голову на туалетный столик и заметила деталь, которою ищет не впервые. Среди заколок и ароматных масел лежали ножницы.