***
— Почему так долго? — сходу спросил Червинский, как только Катя переступила порог его кабинета. Девушка сжалась и нервно перебирала пальцами. — Христина Алексеевна показала мне все товары в ее лавке. Предлагала и украшения и платья, — заговорила крепачка, поднимая глаза на пана. Взгляды пересеклись, внутри Червинского зажегся огонёк милосердия. Не мог он злиться, когда она смотрела ему в глаза. — Ладно, ткани пусть в кладовую положат, а ковры постелят в гостиной. На ужин ничего не готовь. Срочные дела в Киеве. Что-то оборвалось внутри ее: борьба между радостью и беспокойством вмиг заставила сердце участить биение. Ее ждёт спокойная ночь? Слава Господу! — А ночью… — Катя, заикавшись, произнесла первые слова, и увидев, как Григ поднимает бровь, тут же замолчала. — Буду поздно ночью. И жду, чтобы ты была в постели. Нагой. Катя податливо кивнула. Григ дал рукой знак, что бы крепостная уходила. Катя присела в реверансе и поспешно покинула кабинет Григория Петровича. Вечер опускался темным и прохладным покрывалом. Зима отступила уже давно, но ночные холода не покидали просторные земли необъятной родины. Замолкли птицы, тучи скрыли полную луну, за окном свои семена посадила тьма. Не видно ни пламени свечей в соседских окнах, не фырчат лошади в кошюшне. Киев накрыл мрак и тишина. Горячая вода в теплой ванне приятно жгла персиковую кожу девицы. Она медленно опустилась, давая телу привыкнуть. Один маленький каприз — теплая ванна, которую Катя приготовила себе сама. Она убрала волосы назад и они русою волной свисали с края ванны, пар поднимался выше и дышать становилось труднее. Она похожа на грешную душу, что варится в Аду. От этой мысли ей стало смешно. Она улыбнулась краем губ и закрыла глаза. Приподняв бедра, она вздрогнула от внезапного холода и опустив тонкие ноги обратно в воду снова обрела тепло. Катя аккуратно дотронулась до шеи, обрамляя ссадину от пылких поцелуев Григория. Крепостной приходится носить платья с длинным воротником, дабы лишних слухов не было. Но от крепаков ничего не утаить. Образ Гальки пробежал в ее сознании. Стыдно признать, что Катя скучает по ее козням. Без нее тоскливо. По слухам, которые она пускала и язвительной речи. Интересно, как она и где сейчас? Пальцы провели линию к ключице и ниже. Тело было возбужденно горячей водою и набухшие соски, которые Катя изучала кончиками пальцев, были тому доказательством. Ей было приятно. Она впервые за долгие годы расслабилась и ощущала спокойствие. Ночью, скорей всего, Григорий снова захочет ее. Но это будет позже, а пока рука крепачки робко опустилась под воду, дотягиваясь до сокровенного. Как это прытко делает Григорий? Катя же нежно дотрагивалась к розовому бугорку и бедра сами разводились, инстинктивно. Может, попросить Грига ласкать ее? Пусть он целует ее в шею нежнее, не оставляя жутких ссадин. А пальцы пусть не входят в нее резко. Нежнее, плавно, так как делает сейчас она. Вторая рука легла на миниатюрную и аккуратно грудь сжимая ее. Да, вот она! Та самая грань между грубостью и лаской. Катя выпустила из губ полустон и распахнула веки. Даже в этот момент крепостная думала о своем паныче.***
— Скоро распивать вино в моем доме станет хорошей традицией, — усмехнулась Христина, приподнося чашу с вином к тонким губам. — Прошу прощения, что смущаю своим присутствием. Я сыт государственными делами, даже здесь, и в Нежине меня везде преследует мой долг, — Николай сидел напротив Христины, за столом и крутил бокал вокруг своей оси. Мысли его явно были не здесь. — На счет Катерины… Она милая, учтивая, скромная. Выглядит как пани, воспитана также, но горькая ее участь. Червинский не зверь, но и не ангел во плоти. Он не сможет причинить ей вреда. Или не сможет угрожать ее жизни. Он относится к ней как к крепостной. Он ее пан и волен делать, что его душа желает. — Вы предлагаете мне отречься от данного мною слова? — Николай перевел холодный взор на хозяйку дома. — Не совсем. Китти добрая и доверчивая, совсем еще дитя. Я буду присматривать за ней, уж больно она мне понравилась. Но поверьте мне, если бы она боялась Червинского или терпела от него издевательства это было бы видно. Женщины способны скрывать боль, обиду, тоску, но страх — никогда. Николай усмехнулся. Слова пани казались ему такими нелепыми. Дорошенко знал немногих женщин, но знал точно, как они способны манипулировать ради собственной выгоды. Кто-то делает это слезами, кто-то способен подчинить себе мужа лишь кокетливым взмахом ресниц. Тело — тоже инструмент манипуляции. На что способны мужчины, лишь бы увидеть, что находится под подолом платья. Всё как и других женщин, никакого анатомического чуда. Но когда ты видишь как женщина, якобы и дает тебе возможность, но и отказывает одновременно, играя с чувствами, задевая мужское самолюбие — сорвать одежды и наказать нахалку становится делом чести. — Китти… Дитя. Как верно подмечено. Но как дитя смогла заполучить сердце Косача, а после и Червинского? — В каждой женщине есть шарм. Видимо, своей невинностью она и получила их сердца. Тут она была права. Елена была такой гордой, величавой и элегантной, что невозможно было не обратить на нее внимания. Китти — проста, добра, учтива, маленькая и хрупкая, как хрусталь. Христина — открытая, щедрая и манерная. На счет ее открытости можно было бы поспорить. Николая давно интересовал вопрос, что же случилось с ее мужем, что пани до сих пор бросается прочь от любого воспоминания о нем. Возможно, он избивал ее? В таком случае, она действительно была права, что женщины не могут скрывать страх. Или же только эта женщина? Ее муж умер от сердечного приступа — так пишут лекари. Но не могла болезнь сердца так напугать Христину. — Христина Алексеевна, пора бы раскрыть карты. Ваш муж Анатолий… — Николай, прошу, — Христина побледнела и отодвинула бокал. Она заметно нервничала. И руки ее судорожно затряслись. — Ваш муж мёртв. Вам нечего бояться, — тон Николая был мягок, он положил свою ладонь на ее. Девушка посмотрела на ладони, а после на Николая. Его глаза были захмелевшими и белок глаз стал заметно розоватым, в свете свечей. — Доброй ночи, Николай Александрович, — Христина вырвала свою руку из руки Николая и шурша бордовым платьем, будто уплыла прочь. Глухо закрыв двери спальни, она села на на кровать и закрыла лицо руками. Ей очень не хотелось думать об усопшем тиране, но любопытство Николая переходило все границы. Нужно прекращать давать ему кров в ее доме. Он может слишком много узнать. Христина справилась сама с платьем. Простая шнуровка поддалась госпоже, в считанные секунды Христина избавилась от платья и одела тонкую полупрозрачную рубаху. Молодое, двадцатитрёхлетнее тело молодой госпожи Поповской не познало радости материнства, не знало должной ласки, но зато очень хорошо познало жестокость. Шрам на бедре и не думал сходить на нет. Вечное проклятие — воспоминания.***
Мелкий дождь отбивал неуклюжий ритм на окнах. Катя, выполнила приказ Григория: она, в тонкой ночной рубахе, лежала в кровати, ожидая своего пана. Усталость давала о себе знать, крепостная и сама не заметила как она уснула. Медленный шаг Григория к кровати не сумел разбудить крепостную. Даже то, что Григорий поцеловал свою спящую красавицу в лоб, она лишь сморщилась. Григ улыбнулся, вглядываясь в каждую черту лица своей канареечки. Пусть спит. Гляди устала за сегодня. Он прилёг рядом, выдохнув в облегчением он смотрел в пустоту, что отпечаталась темным полотном на потолке. Сегодня он встретился с Натали. Она так изменилась. Так похорошела: скулы сменили пухлые щечки, то как изящные пальцы держали живот, он не сможет забыть. В ней его первенец. После родов они договорились попробовать все с самого начала. Хотя бы легко толкнуть собственные чувства, в надежде, что сердца супругов откликнутся. Натали призналась Григорию со слезами, что любит его, но имела неосторожность дать надежду мелкому пану из Чернигова. Его семья бедная, его сестра овдовела на той самой проклятой войне, его покойная жена скончалась во время родов. Он отец двоих дочерей. Натали стало так его жаль… Он жалость воспринял как мнимое чувство. Спустя несколько недель, пани и правда, казалось прониклась к нему. Ревновал ли Григорий? Несомненно. Но ревновал он деньги, которые могут уйти, вместе с Натали. — Григорий, — сонно промычала Китти и привстала, потирая глаза, — Простите меня, я не дождалась… Григорий улыбнулся и убрал локон волос, падающий на ее лицо. Он потянулся за поцелуем. И получил ответ. Катя дотронулась до щеки Григория. Она не делала это с порыва любви, лишь как исполнение своего долга. Григорий прижал к себе девушку, не давая ей передохнуть он навис на ней и впился губами в шею. Катя застонала от боли, он снова целовал ее, посасывая и без того болевшую плоть. — Нет, не так, прошу, — промолвила она тихо. Григорий оторвался и непонимающе посмотрел на крепостную. — Нежнее, — еще тише проговорила она. Григорий еле заметно улыбнулся и едва касаясь поцеловал ее шуть ниже шеи. Стук в дверь. Григорий оторвался от Катерины и встал. — Прикройся, — отчеканил он. Катя вжалась в кровать и полностью укрылась. Червинский распахнул дверь. — Чего еще?! — прогремел он. — Прошу меня извинить. Срочная новость из Нежина. Натали Александровна рожает. Червинский опешил. Он понимал, что-то, чего он так не хотел вновь — случилось. Он должен вернуться в Червинку.***
Христина села на стульчик у туалетного столика и распускала волосы. Стук в дверь, а после, ее скрип, не отвлекли пани от ее занятия. — Яринка, помоги мне. Кажется одна из шпилек запуталась. Ты была права, не дружу я с ними, — хихикнула Христина. К спине подошла не Ярина. А Николай, Христина сжалась. Он стоял глядя на нее в тусклом отражении. Он достал шпильку и положил ее на столик. Христина опешила, пару секунд она сидела открыв рот. Каков нахал! Спустя лишь пару мгновений, она подорвалась с места. — Николай, это не прилично, — возмутилась она, — И вы пьяны! Николай шатнулся. Но это не помешало ему схватить Христину и потянуть к себе. Со всей возможной силой он держал ее в руках, сжимая талию. Он дышал ей в шею, вдыхал тонкий мятный аромат. — Пустите! — вскрикнула она и отталкивала наглого гостя. — Нет, — прошептал он ей, и губами укусил за мочку уха. Было стыдно осознавать, что Христина не хотела сопротивляться. Она впилась пальцами в предплечья Николая. Страшно было лишь из-за того, что более года она не делила постель с мужчиной. Ее последний любовник был англичанином и случилось это, когда Христина отдыхала в пригороде Манчестера. Хоть слухи ходили о вдове разные, ничего из тех похабностей не было верным. Остановить напор гостя было не под силу юной, но давно порочной пани Поповской. Не желая медлить, Христина сама расправилась с хлопковой завязкой на брюках Николая. — Гори оно всё адским пламенем, — прошипела она. Она пожалеет. Будет долго жалеть о том, что произойдет. Сладкий, но такой желанный поцелуй только сильнее опьянил их обоих. Руки пана Дорошенко скользнули по бедрам Христины, комкая нежную ткань рубахи и поднимая подол. Только холодные пальцы дотронулись до мягкой бледной кожи девушки, как та содрогнулась. Словно лёд, он обжег ее бедро, нахально, но плавно ведя руку всё выше. — Хочешь, чтобы я прекратил? — прошептал он снова, вкрадчиво. Не было нужды говорить громче, достаточно того, что она его слышит. Христина посмотрела на мужчину и дотронулась до его возбужденного члена. — Ни в коем случае. Не оставите же Вы, Николай Александрович, на всё готовую женщину одну?