#PLAY BTS-First love
POV Тэхен Стоило мне открыть глаза, как я почти ослеп — белый потолок, белые стены, белый кафельный пол с каким-то светлым узором на нем. Больницы явно не блистали разнообразием, потому что только взглянув на эту вакханалию я сразу понял, где я, вернее я понял это с самого начала, потому что в воздухе пахло именно больницей. Запах медикаментов здорово отрезвлял, позволяя прийти в себя. Тут было все также, как и в других больницах и даже уровень обслуживания, потому что сразу как я очнулся, в палату зашел врач, начал задавать какие-то вопросы, на которые я даже не мог ответить, просто потому что не знал ответа. Меня спрашивали готов ли я дать показания в полицию об изнасиловании. Меня пробила дрожь, потому что вспоминания о том вечере были еще свежи, как тот аромат свежесваренного крепкого кофе, отголосок которого я все еще слышал в своем сознании. Когда врач ушел, я незаинтересованно осмотрел свою палату. Здесь почти все было белым, лишь на подоконнике красовался едва живой цветок в фиолетовом горшке. По своему состоянию он сейчас напоминал меня — такой же вялый и желтый. Напротив моей кровати висело зеркало, которое не внушало мне особого доверия, в нем я казался полным сил и жизни, только вот круги под глазами и излишняя худоба говорили об обратном. Тем более оно было заляпано жирными пятнами и почему-то женской помадой. Рядом с кроватью ничем не примечательная тумбочка — такая же светлая и пыльная как и палата. Над тумбой висели круглые часы, обычно в больничных палатах они не водятся, но тут видимо решили, что это хоть как-то разнообразит и заполнит пустоту этой комнатки. Часы издавали противный звук тиканья, который меня начал забавлять — все походило на роман о сумасшедшем в психиатрической клинике. Только вот в области живота очень сильно резало. Хах, а мой истинный не поскупился, даже подарочек оставил. Я стянул с себя больничную рубаху и поежился от холода. Мое тело украшали множество синяков и царапин, которые никак не вписывались в «идеальную белизну» палаты. Такую картину завершала перебинтованная рана, которая как раз и была прощальным подарочком омеги — ножевое ранение. Тут на ум мне пришли сказки, те добрые сказки, что родители читали мне на ночь. О прекрасном омеге, чей аромат пленял всех вокруг, о прекрасном принце-альфе, которым я хотел стать. И я действительно хотел стать принцем для своего омеги, но сейчас меня сложно было им назвать, учитывая отсутствие добрых намерений и чувств в целом. Кровать была жесткой, словно я лежал не на матрасе, а на самих пружинах, что подпирали его. Я чувствовал как они впиваются мне в кожу. Казалось, если я пошевелюсь, то они разорвут мое тело на миллионы кровавых кусочков. Одеяло казалось мне наждачной, что стирает мою кожу до крови. Грубая, но свежевыстиранная ткань. Высвободив левую руку от оков «смертельного» постельного белья, я опустил ее в поисках прохладного железа. Нервы постепенно начали сдавать, поэтому мои пальцы продолжали бесконечно крутить гайку в кровати в ритм стуку часов. Лежать было невыносимо больно и неприятно. Неожиданно для самого себя я начал понимать, что боль была физической и, возможно, предвещала скорое опустение данной кровати и палаты для нового больного. Я слышал, как с каждой минутой мое сердце замедляло свой ритм, показатели приборов издавали невыносимые пищащие звуки, отдававшиеся в моей голове эхом. Дверь палаты отворилась с ужасным грохотом, от которого моя голова закружилась. Вокруг меня уже суетились люди в белых халатах, пытаясь вытащить меня из этой утопии, но я знал, что уйду только тогда, когда сам захочу исчезнуть из этого мира. Этот момент, пожалуй, еще не наступил. Одна из медсестер протянула шприц с лекарством к моему запястью, и тонкая, ужасно холодная игла проникла в мою вену. Больше я не слышал ничего. Свет потух, сознание угасло.***
Я спал. Мой сон обернулся девятью кругами ада. Я прошел через смерть и огонь. Я варился в котле с кипящей кровью. Жестокие воспоминания били хлыстом по моей обнаженной спине, а я словно сам подходил все ближе и поддавался этому насилию. Вспоминать произошедшее не хотелось совершенно, но запах, въевшийся в меня, в мои волосы и кожу возбуждал сенсоры памяти и открывал раны металлическим прутом. Очнулся я резко. Но очнулся лишь ото сна. Кошмар же остался при мне. Каждый день, проведенный в больнице, был похож на черно-белый фильм, который тянулся со скоростью улитки. В этом кошмаре не было ничего кроме стыда и запаха крепкого кофе вперемешку с виски. Постепенно ко мне приходило осознание реальности, но оно так же быстро растворялось в воздухе. День за днем я боролся со своей жаждой мести. Однажды я попытался встать с кровати, но это обернулось провалом и разбитой губой. Возможно ли, что я сам не хочу вставать? Все тело ломило и болело. Бесчисленные просьбы врачей встать или хотя бы поесть были обречены на крах. Но дело было не в том, что я не хотел — мой организм не принимал ничего. Он не слушался меня. Депрессия, заглатывала меня целиком, погружая в очередную фантазию маньяка. Сегодняшний сон казался мне странным. Он больше не напоминал мне кошмар, а скорее был моим секретом, что-то вроде постыдной вещи, которую ты сделал в детстве и очень боялся признаться кому-либо. Было похоже на то, когда ты впервые рассказываешь о сексе своему другу или признаешься в этом своим родителям. Я понял, что главной моей ошибкой была ненависть к моему истинному. Ненавидеть стоило самого себя за беспомощность. Я ведь, черт возьми, альфа, а меня изнасиловал мой же омега, и сейчас я убиваюсь из-за этого? Мне должно быть стыдно. Озарение накатило словно морская волна. В один из дней, после недели бессонных ночей и бесконечного самобичевания, ко мне вернулся разум. Я понял чего я хочу. Я хочу мести. Кровавой, холодной мести. Эта цель стала моим движком. Я начал питаться, все чаще вставал с кровати. Иногда, смотря в зеркало, я не видел отражение. Именно в такие моменты я сбивался с пути и переставал понимать мою конечную цель. Что будет после того, как я отомщу? Станет ли мне легче? Как я буду жить? Буду ли я жить вообще, или мое существование закончится самоубийством? Но, просыпаясь каждое утро с привкусом крови на своих губах и отголоском невероятной душевной боли, я возвращался к своей первоначальной цели. Постепенно это стало моей манией, моей мечтой и страстью.***
Прожигая каждый день на этой скрипучей кровати, я наблюдал за единственным живым существом в этой комнате. Пожухлые листья да и внешний вид цветка в целом просто кричал, что тот скоро умрет, но прошла неделя, две, а растение все еще цвело. Как-то однажды у меня возникла мысль, что он искусственный, но медсестра опровергла данный факт. Видя, как этот хрупкий вазон борется за выживание, я копил в себе силы как и он. Ежедневные терапии и таблетки, упражнения и капельницы постепенно приводили мой организм в норму, но не мое сознание. Мне понадобился месяц, чтобы начать питаться нормально, еще месяц, чтобы встать на ноги и полить, как позже выяснилось по цветкам, фиалку. Путь к выздоровлению был очень долгим и изнуряющим. И даже сейчас я не мог стоять без опоры, не говоря уже о ходьбе. Каждый новый день в этой чертовой больнице становился невыносимее. Запах спирта и лекарств был везде. Начинало казаться, будто я слишком много выпил, и все, что произошло всего лишь глюк. Прошло около двух месяцев с того момента, как меня привезли сюда. И возможно физически я шел на поправку, но психика моя все еще была неустойчивой. Шел очередной день моих скитаний по нервным окончаниям. Солнца совершенно не было видно за мрачными тучами. К слову я еще ни разу не видел солнца за последние две недели. Цветок на окне все еще оставался вялым, несмотря на то, что я ухаживал за ним лучше, чем за собой. В целом в этой палате ничего не изменилось. Разве что только исчезло зеркало со стены, которое я, разозлившись, разбил. Теперь моя рука была перебинтована. Я бродил по палате, наворачивал круги, смотрел в окно, в очередной раз полил цветок. Мне совершенно нечем было заняться, от этого я сходил с ума. Во мне зарождалась злоба и мне хотелось ударить, не важно, что или кто был бы моей жертвой, я просто хотел кого-то ударить, потому что меня начинала все бесить, потому что мне было тяжело находиться тут одному. Мне было одиноко? Шум в коридоре привлек мое внимание. В эту больницу редко привозят новых пациентов, так как она не располагала современным оборудованием, да и находилась у черта на куличика, также я узнал, что она, больница, находится на месте старого санатория. Как здесь оказался я — все еще большая загадка. Отворив деревянную дверь, я увидел, что в операционную везут молодого парня. Его светлые, слегка розоватые волосы слиплись от крови. На голове была свежая, сочащаяся кровью рана, и мне стало дурно. Этот человек был сломан, в прямом смысле слова, а я не долго думая направился следом. По словам врачей, его состояние критическое. А я, как под гипнозом, следовал за ними, слушая разговор. Самая страшная вещь в человека, которую никогда не убить — любопытство, поэтому всю ночь я провел под дверями операционной, несмотря на запреты врачей. Я смотрел на циферблат часов, с начала операции прошло около 12 часов, и все это время я не сомкнул глаз. Только ближе к полночи хирург вышел из операционной и сказал, что парень будет жить, успокоив меня этим и отправил спать. Заснул только я под утро в размышлениях, почему я им заинтересовался.***
Спустя неделю тот парень все еще не приходил в сознание. Как позже я узнал, его зовут Чон Хосок. Причину, по который парень оказался здесь, мне долго не говорили, боясь напугать, потому что за эти дни я стал более открытым в общении, что говорило о нормализации душевного равновесия. По словам свидетелей Хосока избила местный гопники, а затем он попал под грузовик, когда пытался добраться до дома. Существовал огромный шанс того, что он не сможет ходить. Я ходил под дверями его палаты раз за разом и потом услышал его запах, он был очень тихий, едва уловимый, но я понял, что он альфа. Отчасти это было плюсом. Но теперь я совсем перестал понимать, почему он мне стал интересен. Врачи говорили, что он может придти в себя в любой момент, но этот момент почему-то не наступал еще долго время, что заставляло волноваться. Я ждал, когда Хосок очнется, но пока этого не происходило. Я как всегда занимался самобичеванием и планом мести. Что ж, выходило плохо, потому что все мысли были заняты, новым экспонатом этой больницы, который в данный момент лежал на кровати передо мной, подключенный к многочисленным приборам. На вид ему около 24. Светло-розовые волосы были всклокочены, но более менее чистыми. Длинные ресницы вздрагивали при малейшем дуновении ветерка. Его крепкая грудь тяжело вздымалась от дыхания. Временами казалось, что он просто спокойно спит после тяжелого дня работы, если бы не редкие приступы, во время которых он бился в конвульсиях. — Ну привет, Чон Хосок-ши. Я — Ким Тэхен. — Я сделал длинную паузу и продолжи. _— Совершенно не понимаю зачем пришел к тебе. Возможно, мне просто стало скучно, я погряз в депрессии и переживаниях о себе. Я без понятия почему мне хочется рассказать тебе обо всем хорошем и плохом, о себе и своей семье. — Меня настиг поток непонятных чувств, разрывающих изнутри. Я хотел сбежать. — Пожалуй, мне стоит уйти. Как только я встал, теплая рука схватила меня за запястье. Я опустил свой взгляд на парня. Он все также продолжал обездвижено лежать на своей кровати и размеренно дышал. Но я четко чувствовал мягкую ладонь, что схватила меня за руку. — Ладно, я останусь. Что ж, раз ты хочешь послушать мою историю, то я поделюсь с тобой. Я вырос в небольшом поселке на острове. Когда мне было 12 я впервые испытал боль утраты. Мои родители погибли в автокатастрофе. Я тогда не понимал происходящего и просто плыл по течению. Меня таскали по храмам, я был на похоронах и погребении. Никому не приходило в голову, что это может повлиять на мою психику. Мне было всего 12, но я не проронил ни слезы. Мне было слишком больно и одиноко, я устал от всего и просто не осознавал, что я остался без родителей, что я никогда больше их не увижу. С тех пор меня растила тетя Лия. Она любила пить кофе по утрам, меняла пионы в вазе каждый день, прятала от меня виски, считая, что я не замечу ее вредную привычку. Я помню ее огромный дом и неухоженный сад, в котором я любил копаться по вечерам, сажая цветы. Но и это исчезло из моей жизни после исчезновения единственной оставшейся родственницы. Она пропала, словно ее и не существовало никогда. Поначалу ее отсутствие было не очевидным. Но я понял все сразу, как только увидел вчерашние цветы и не почувствовал запах свежесваренного кофе, потом нашли ее тело. Она тоже умерла. Дом забрали за неуплату налогов, а с ним и сад, мой сад. С тех пор я потерял часть себя. Внутри стало пусто и одиноко. Мне некуда было податься. Я кочевал с места на место и каким-то образом очутился в столице. Благо мне уже было 19 и я мог работать. Я подрабатывал много и долго. Сейчас я даже не могу вспомнить все подработки, что у меня были. После я забрел в клуб, когда напился с очередным другом, желавшим использовать меня. Там мне предложили работу, не самую приличную, и поначалу я отказался, но, когда закончились деньги, я вернулся к этому варианту. Так я стал стриптизером. Мне было 21, а все, что я умел это подавать кофе, мыть полы и крутить задницей на шесте. Так я проработал год, а потом наступил тот день… И я очутился здесь и встретил тебя. — Рассказ затянулся. Тэ взглянул на часы на стене и отметил про себя, что здесь они квадратные и желтые, а не круглые и белые, как у него. Стрелки часов показывали девять вечера. — Думаю, на сегодня хватит. Я уже порядком устал. Это был первый день в больнице, когда я заснул без снов и размышлений о своем темном прошлом. Даже грубое постельное белье и не зажившая рана не беспокоили меня. Я спал крепко и мне было хорошо, я начал слышать новый запах, запах Хосока.