Пятеро в молчании

      По возвращении в Лондон решено было по-быстрому перекусить, и от Министерства, куда трансгрессировали из Кента, мы отправились на поиски забегаловки.       Заняв места за столиком в одной из более или менее безлюдных кафешек, если такое вообще можно вообразить в местах, где на улицах постоянно слоняются туристы, мы сидели в ожидании заказа. Грейнджер крутила в руках салфетку, сгибая и разгибая её уголки. Всё то время, что мы прибыли обратно в город, она почти сразу погрузилась в задумчивое молчание.       Мысли мои, словно в унисон передвижениям по стране, метались от одного к другому. В Кенте, посреди дома неких Бристоу, остался лежать труп Майкла, Остин снова растворился в неизвестности, и казалось, что это единственное, что будет занимать меня в ближайшее время. Но по прибытии в Лондон снова опустился невообразимый клубок происшествий, в которые были втянуты Нэнси, Тео и мой напарник Стюарт. А ещё были Купер и мёртвая Софи, дело которой завернулось так, что даже опытному следователю или бывалому мракоборцу не снилось.       Единственное, что я сейчас чувствовал — усталость; не столь физическую, сколько эмоциональную. Последние пару дней я словно жил на дозе, которая не позволяла уснуть и заставляла мозг работать без продыха. Но теперь эффект спал, и будто набросилась вся усталь мира. Как бы я того ни хотел, абстрагироваться не получалось. Как, похоже, и Грейнджер. После того, как мы покинули Кент, она обмолвилась, что намерена отправиться к Алексии, чтобы расспросить насчёт мужчины в машине и рассказать о произошедшем. Меня же, очевидно, ждал допрос Купера. Но я твёрдо решил, что на сегодня работы достаточно, что и озвучил вслух. Грейнджер возражать не стала, но настояла на том, чтобы я заскочил в Министерство вместе с ней — убедиться в аресте Купера и отсутствии проблем, связанных с этим.       Я размышлял, стоило ли прибегнуть к помощи зелья снов без сновидений, если удастся достать, или, хотя бы, простого снотворного, чтобы выспаться. Но эту мысль перебило кое-что другое, то и дело исподтишка жалящее разум. По пути до забегаловки в поле зрения попалась кофейня, где пару часов назад я столкнулся с Тео, разговор с которым привёл к кое-каким неожиданным выводам. За время скитаний по Кентербери, факты кое-как улеглись; по крайней мере, я очень старался втиснуть их в рамки действительности.       Итак, Тео замыслил побег. Теперь это казалось таким очевидным, что впору было удивляться, как это я раньше не додумался до такой простой мысли. Хотя мои размышления и были близки, сделать правильного вывода раньше не получилось. Первым этапом было отвлечь от себя внимание Министерства, которое как раз так неудобно решило заняться реабилитацией семей пожирателей смерти. Тео, как и я, не видел в программе особенного смысла. Вернее, понимал, что даже если ему подобным будет благоволить Министерство магии, то общественные настроения от этого не переменятся. Как он обмолвился в беседе — «никто ведь в самом деле не думает, будто что-то изменится». И добавил: из наших. Значило ли это, что сбежать он намеревался не один?       Для того, чтобы создать отвлекающий манёвр, ему требовался какой-то громкий повод, на который бы переключился не только департамент правопорядка, а всё Министерство разом. Даже нечто такое, что будет связано с маглами, чтобы возыметь наибольший эффект. Может, он и в самом деле рассчитывал подкосить сотрудничество между магами и маглами. Доказать, что сотрудничество это имело под собой очень шаткую основу, а волшебники, как бы того ни хотел министр магии, вряд ли станут воспринимать новые веяния как нечто вполне обыденное, но это определённо не было самоцелью. С другой стороны, и министр прекрасно понимал, к чему может привести новая политика, иначе бы не существовало нашего отдела, задача которого была именно в том, чтобы поддерживать порядок среди тех магов, кто считал, что в мире маглов закон им не писан.       Ранее Грейнджер задалась вопросом: почему именно ограбления, а не что-то с большим количеством жертв? И почему сами ограбления были организованы так открыто, словно некто намеренно подсовывал это расследование? Ответ был прост — большего вреда и не требовалось, а привлечение внимания и было целью. Грейнджер и её приятели мгновенно увидели в этом происки тех, кто пострадал от Министерства больше всего. Направление было, в принципе, верным, но вот только смотрели они не туда, чего и добивалась другая сторона. Понял ли Тео тот факт, что министр не захочет поднимать шум против чистокровных из-за своего стремления объединить расколотый после войны мир? На стадии планирования вряд ли он смог бы это утверждать с полной уверенностью. Но мог кое-что узнать от Нэнси, с которой состоял в сговоре. Уж она-то видела и слышала многое, учитывая, что была племянницей одного из начальников.       Помимо плана, ему нужны были и исполнители, каким бы чокнутым он ни был, сам Тео ни за что не полез бы на рожон, предоставив эту участь кому попроще. И здесь у меня были кое-какие представления. Точнее, смутные предположения касательно Фрэнки и его приятелей, моих старых знакомцев, которые лихо распалялись насчёт внезапного обогащения на весь Лютный переулок. По словам Кэти, она встретила Фрэнки в субботу. И обмолвилась, что у того была для меня работёнка — а значит, дело того действительно стоило, раз он обещал для Джека «здоровенный кусок вишнёвого пирога».       Ещё Кэти припомнила, как Фрэнки, напившись до чёртиков, орал о том, что вскоре у него будет столько денег, что он купит «Виверну» и уволит Люси, и было это аккурат после последнего ограбления в вечер субботнего бала. Тогда я решил, что это было бы слишком, если бы дело обстояло именно так, и Фрэнки действительно имел бы к этому отношение. Но сейчас это казалось вполне логичным. Этого ублюдка и его дружков можно было уговорить на абсолютно любую авантюру — если, конечно, посулить достаточную плату. Стало даже интересно посмотреть на рожу Нотта, если бы Фрэнки привёл в дело своего приятеля, в котором Тео узнал бы своего бывшего однокурсника Драко Малфоя, работающего, что ему было досконально известно, в департаменте правопорядка.       С другой стороны вовсю старалась Нэнси. Как именно и при каких обстоятельствах они с Тео сошлись - неизвестно. Я допускал, что они были знакомы раньше, учитывая то, что чистокровные с пару десятков лет назад старались держаться друг друга и общались только с себе подобными. Она была всего на год младше меня. Возможно, я просто не помнил девочку по имени Нэнси среди окружения в детстве, и не мог сказать со всей уверенностью, что её там не было. Можно было бы спросить об этом у Пэнси. Если уж она и ошивалась где-то поблизости, то, скорее всего, именно Пэнси смогла бы припомнить фамилию Стоун. Всё же, я в основном общался с мальчишками, а до девчонок было мало дела.       Я знал о Нэнси, как считал, достаточно, но в этих познаниях присутствовали белые пятна. Например, я был не в курсе, чем она занималась после того, как провалилась на вступительных экзаменах в мракоборческом центре. Было это четыре года назад, когда ей был двадцать один год. Примерно в то время, когда я сам только поступал на обучение к мракоборцам, Нэнси собрала вещи и уехала на континент, где моталась целых два года. Когда она вернулась в Британию, то ещё долгое время не общалась с Фордом. Но вот ему дали кресло начальника в только что сформированном специальном отделе, и они всё-таки нашли общий язык, после чего Нэнси и получила должность помощницы. Тогда же, в конце лета, на работу поступил и я, где мы с Нэнси и познакомились. Ни единым словом она не дала понять, что мы были знакомы ранее. Отношения между нами просто начались, хотя она прекрасно знала, кто я такой, кем был и каково моё положение. Никогда я не пытался дать этой связи какое-то разумное объяснение. Просто не задумывался о том, что здесь может скрываться какая-то иная причина, помимо простой симпатии между мужчиной и женщиной.       Если уж Тео и вышел с ней на связь, то это произошло как раз в тот период, когда она вернулась с континента. Возможно, Форд и мог что-то об этом знать. Но если знал тогда — знает и теперь. Однако, посвящённый в обстоятельства тайного расследования, он не заикнулся о том, что Нэнси может быть связана с Ноттами. Потому что никакой связи не было? Или потому что он знал кое-что такое, что предпочитал скрывать от коллег? Даже учитывая то, что на кону стояло не только его кресло начальника, а кое-что поважнее.       Завербовав Нэнси каким бы то ни было способом, Тео получил всё, что ему было нужно для осуществления плана. Нэнси докладывала ему обо всём, что творилось в отделе, включая все продвижения по делу с ограблениями. Если в отделе что-то начнётся, то она могла тут же сообщить об этом, что помогло бы скорректировать план. Форд, если действительно что-то знал, то всё равно молчал, и никто другой не мог заподозрить племянницу начальника отдела в том, что она могла быть замешана в чём-то подобном. Даже смешно. Будто наличие родственной связи с кем-то вроде Форда по умолчанию обеспечивало любого человека, кем бы он ни был, необходимым алиби.       Впервые я заговорил с Нэнси о Грейнджер в воскресенье, когда сова принесла вызов на беседу с дисциплинарной комиссией. Тогда мы встретились в пабе возле моего дома. Как отреагировала Нэнси, когда поняла, что за женщина приходила к её дяде? Взволновалась? Я не мог вспомнить, как ни напрягал память. Но зато вспомнил кое-что другое. На вопрос о том, зачем же она притащилась, Нэнси предположила:       «Из-за какого-нибудь дела?»       Ощутив, как к затылку прилила горячая волна досады, я попытался вспомнить, что ей ответил. Наверное, что-то в духе «может быть», потому как сам думал только о дисциплинарной комиссии.       А после, в понедельник, настал тот день, когда Грейнджер плотно вплелась в моё бытие.       Раздражающая, вездесущая, до чёртиков любопытная и до крайности странная особа. Я спас её от падения в яму. Она помогла мне разобраться с Кэти. А потом я почти перестал осознавать, что когда-то её не было в моей жизни. Теперь, с высоты пройденного пути от «я ненавижу тебя» до «ты мне нужна» и «я хочу тебя», даже странно было об этом вспоминать.       Наверное, было ещё множество моментов, когда стоило быть чуть внимательнее, чтобы заметить какие-то признаки, что с Нэнси не всё ладно. Теперь казалось, что каждый её взгляд, каждый жест, каждое слово — всё выглядело подозрительно. Наши беседы размывались серыми пятнами. Было ли то, что всплывало в памяти, на самом деле? Или теперь каждое воспоминание о Нэнси было отравлено, и полагаться на воспоминания уже нельзя?       Я проговорился о Грейнджер и даже не помнил об этом.       Но зато хорошо отпечаталась в памяти суббота, день осеннего бала. Нэнси заявилась около полудня чем-то чертовски обрадованная. Взвилась из-за новостей о Грейнджер, а мне пришлось с ней объясняться. После мы занимались сексом, в последний раз, а потом дурачились, размышляя — а не послать ли этот бал к чёртовой матери? Она смеялась, а я думал, что доверял ей. Доверял, глядя в улыбающееся лицо, а она уже знала, что через несколько часов произойдёт ограбление. И, как я теперь полагал, была прекрасно осведомлена о судьбе Тейлора.       Всё это ещё больше подстёгивало злость, необратимо вело к твёрдой уверенности в том, что это именно она, задержавшаяся в отделе на целых сорок минут без ведомых на то причин, напала на Стюарта. Я не мог придумать ни единого объяснения тому, что она могла делать в хранилище, но никогда не был так уверен в её виновности, в тайном злом умысле, который она носила в себе, разговаривая со мной, засыпая и просыпаясь в моей постели, глядя мне в глаза. И неважно, заставил её Тео или нет, шантажировал или придумал что-то другое, чтобы втянуть в дело. Может, она думала, что хотела этого на самом деле? Или полагала, что у неё нет выбора? Но ничто из этого не имело значения. Важно было только то, к чему всё это привело. Я бы мог стерпеть что угодно, но только не подобное предательство.       И вот теперь, когда до группки изгоев никому нет дела, кроме разве что Поттера и его команды, у которых подозрительность к чистокровным давно приобрела перманентное состояние, можно приступать к реализации основного плана — побега. Но тут являлись такие преграды, преодолеть которые Тео был не в состоянии даже при помощи Нэнси. На нём, как и на ему подобных, висели следящие чары, и избавить от них мог кто-то вроде меня. Или Тейлора.       Но Грейнджер, в идейном отношении, была права: зачем использовать кого-то вроде него, когда проще использовать меня?       Его роль была неизвестна — пока что. Но во всём этом таился некий конкретный и объяснимый смысл. В гибели детектива. В подправленном рапорте. В каждой детали дела. Это и предстояло выяснить. А как только выяснится — все детали головоломки встанут на свои места.       Мне хотелось верить в правоту Грейнджер. Хотелось верить, что мой длинный язык не стал катализатором, а произошедшее с Тейлором в тот самый день, когда я проболтался — чистой воды совпадение.       То, что я огрызался с ней из-за того, как поступило Министерство с чистокровными, теперь казалось чем-то невероятным; будто время обратилось вспять. Мне снова шестнадцать, и я — тот самый вздорный юнец, заплутавший в своих убеждениях. Я — считавший, что деяния Лорда действительно имели смысл. Я — принявший его метку в надежде оправдать чужие ожидания. Я — слишком поздно осознавший, что мир куда сложнее, чем говорили родители.       Но существовали и другие, требующие ответа вопросы. Пока что не было точно известно, откуда именно сбросили тело Тейлора, а это, в рамках ситуации, имело огромное значение. Тео со своей ордой освободителей должен был где-то базироваться. Вряд ли бы он стал встречаться с такими типами, как Фрэнки, в стенах собственного дома. Грейнджер сказала, что он мог свободно передвигаться хоть по всей Британии. Но у него, не имеющего возможности свободно трансгрессировать, могло быть тайное место в Лондоне, где он мог периодически ошиваться, выдумывая свой несусветный план.       Ко всему прочему, Тейлор отсутствовал несколько дней, и всё это время его должны были где-то держать. Там, где к минимуму сводилась вероятность, что он будет обнаружен. Никто не обратил внимания на то, что Тео постоянно ходил в одно и то же место — либо потому, что его план работал, либо его передвижения не выглядели подозрительными. Но разве такое могло быть? Также он должен был держать постоянную связь с Нэнси. Пусть мы и не находились рядом двадцать четыре часа в сутки, я сомневался, что у неё была возможность постоянно отлучаться. Нэнси никогда не отказывалась от совместного времяпрепровождения. Ей, в отличие от Фрэнки, нужно ходить на работу и стараться не вызывать подозрений, что вряд ли бы получилось, отправляй она постоянно сов с письмами или патронусов.       Я обратил внимание на Грейнджер в тот момент, когда принесли наш заказ. Она отложила салфетку, которую до сих пор не выпускала из рук, позволив официанту поставить перед ней тарелку.       — Грейнджер.       — Да? — она мгновенно подняла взгляд.       — Мы можем наблюдать за передвижениями тех, на ком следящие чары, только… м-м-м… в режиме, так сказать, реального времени?       — Да, — кивнула она, отпив из стакана с водой крошечный глоток. — А что? Хочешь сесть возле карты и смотреть, куда пойдёт Нотт? Да брось, думаешь, он идиот?       — Нет, но…       — Думаешь, мы не пытались действовать таким образом? — она вскинула бровь. — Жаль тебя разочаровывать, но ты не первый об этом подумал. Это дурацкая затея, отнимающая массу времени и привлекающая внимание. Мы не можем себе такого позволить, я ведь говорила.       — А, ну да, у вас же всё сверхсекретно, — не без яда усмехнулся я. — Как я мог забыть.       — Ешь и помалкивай, — скорчила она гримасу. — А ты это к чему вообще?       — Да так, размышляю.       — Поделишься соображениями? — она отложила вилку и откинулась на спинку стула.       — Да никаких особенных соображений и нет. Просто думаю, как два волшебника могут связываться и не привлекать при этом внимание.       Грейнджер ничего не ответила, только тяжело вздохнула. Я знал, что они тоже бились над этой загадкой. И если уж они ничего не смогли найти, то мне сейчас нечего было и пытаться.       — А ты почему такая молчаливая?       — Да так, — она неопределённо махнула вилкой. — Тоже не могу перестать думать.       — О том, что мы смылись с места преступления?       — Вообще-то о Джине, — она мрачно на меня глянула. — И об Алексии. Она с такой уверенностью говорила, что её брат не убийца. А ведь он уже подозревался в убийстве. Помнишь, в его деле?       — Помню.       — А Джина… Даже представить не могу, что она испытала, когда узнала, что вышла за такого лжеца.       — Да. Неприятно вдруг осознавать, что тот, кого ты знаешь, совсем другой человек.       Грейнджер опустила взгляд и промолчала.

***

      — А ты чего ожидала? Что он возьмёт и всё тебе выложит?       Сидя на краю стола и предвкушая подступающую головную боль, я наблюдал за метаниями Грейнджер по кабинету. Она ходила из угла в угол, то и дело всплёскивая руками.       — Я ждала хоть какого-то раскаяния в глазах этого куска… — она замолчала, поджав губы. — Ты его слышал вообще?       Я кивнул. Для меня не стало неожиданностью то, что Купер вёл себя так, будто каждый день его арестовывали с обвинениями в краже. Грейнджер, попытавшись с ним поговорить, предсказуемо наткнулась на стену гробового молчания. Вернее, кое-что Купер всё-таки сказал — о том, что ни слова не скажет без присутствия его адвоката.       — Завтра из Белфаста вернётся его адвокат. Никуда этот ублюдок не денется, Грейнджер. Прекрати суету.       — Его адвокат! — негодовала она. — Теперь у каждой собаки есть свой личный адвокат!       — По крайней мере, стоит сказать спасибо этому адвокату, что он вернётся рано утром, и я успею поговорить с Купером.       Грейнджер, топтавшаяся возле кресла, вдруг замерла и повернулась.       — В каком смысле — успею?       — Завтра утром у меня беседа с Картером.       — И что? — она медленно опустилась в кресло и скрестила руки.       — Даже не знаю, — я состроил задумчивую физиономию. — Вдруг он обвинит меня в том, что это я Тейлора хлопнул. Возьмёт и арестует?       Грейнджер не сводила с меня взгляда, не поняв, видимо, что слова эти были всего-то попыткой разрядить обстановку.       — Это шутка, Грейнджер.       — Ни черта не смешно, — она расслабилась, откинув за спину волосы. — Всё будет нормально. Картеру нечего тебе предъявить, у тебя есть алиби. И вообще…       — Серьёзно? — перебил я.       — Что?       — Звучит так, будто ты сама в это не веришь. Думаешь, Картер действительно может…       — Малфой, просто говори правду, — она закусила губу. — В смысле…       — Я понял. Ты волнуешься?       — За тебя?       Взгляд Грейнджер был серьёзен. Я помолчал, переваривая этот вопрос.       — Вообще.       — Мне не нравится, что Картер будет ошиваться поблизости, — она суетливо поднялась, посмотрела на часы и прищёлкнула языком. — Хотя… может, и неплохо, что ты поговоришь с ним. Сможешь примерно понять, что у него есть по этому делу. А это для нас важно, мы ведь должны опередить его. А ты не волнуешься?       — У тебя планы? — сделав вид, что не услышал вопроса, спросил я.       Конечно, от перспективы разговора с агентом из «крысиного» отдела было не по себе — да и кому угодно было бы не по себе — но волнение Грейнджер, пусть и оправданное, откровенно напрягало.       — М? — она подняла глаза от часов. — М-м-м… Да, я обещала Пэнси зайти. Она в последнее время… Знаешь, стала нервной.       — Поверь, знаю, — усмехнулся я, снова ощутив невнятную досаду из-за факта их общения.       — Думаю, она просто волнуется перед родами, — пожала плечами Грейнджер, так, будто оказание поддержки Пэнси Паркинсон было вполне себе обычным делом.       Я же мысленно перебрал беседу с Забини, которая состоялась пару дней назад, и сразу понял, какой будет тема их сегодняшней посиделки. Странно — вокруг творилось такое мракобесие, а Пэнси интересовало лишь одно: закрутила ли Грейнджер тайный роман с Драко Малфоем или нет.       Почувствовав лишь слабый интерес к тому, пересказал ли Забини своей почти-жене наш разговор, я подумал, что завидовал Пэнс. Вернее, её благостному неведению.       Но тут вспомнил кое-что ещё.       — Раз уж ты увидишься с Паркинсон, сделай для меня кое-что. Спроси у неё, знакома ли ей фамилия Стоун.       Грейнджер заметно напряглась.       — Думаешь, вы были знакомы раньше? И что это даст?       — Для дела — ничего. Я просто пытаюсь понять.       Грейнджер промолчала. Понимала ли она, о чём я думал?       — Дам тебе знать, как выясню, — деловито пообещала она, снова глянув на часы. — Надо бы зацепить полицейского, который произвёл арест Купера. Наверное, его палочку уже проверили. Чёрт, не могу опоздать, а ведь мне ещё нужно к Алексии!       — Я могу сам поговорить с Алексией.       Грейнджер, потянувшаяся к сумке, фыркнула.       — Ну уж нет, Малфой. В тебе такта ни на кнат, а мы с ней, вроде, неплохо поладили.       — А твой такт, я смотрю, распространяется не на всех, — не сдержавшись, я зевнул. — Ладно, мисс тактичность, Купера отложим на завтра. Я домой, а тебе удачи. Жду новостей.       Я вышел в коридор, мечтая только о том, чтобы отрубиться на пару десятков часов. А когда добрался до его конца и уже собирался свернуть, то из-за угла выскочила помощница Грейнджер, Парвати. Её круглые от удивления глаза возникли прямо перед моим лицом. Девушка едва удержалась на ногах, да и только потому, что я успел её подхватить.       — О, извини, — пробормотала она, дико шаря по полу взглядом. Тут я заметил, что она выронила конверт. Конверт, на котором были изображены скрещенные палочка и кость.       — Это из Мунго?       Парвати, подняв конверт, окинула меня смущённым взглядом.       — Да, для Гермионы…       И, ни слова больше не сказав, она быстро зашагала по коридору. Я стоял как вкопанный, пришпиленный к месту диким биением сердца. Перед дверью Парвати ещё раз обернулась.       Воздух словно завибрировал от хлопка закрывшейся двери. Прошла секунда, другая. Я понял, что к моменту, когда она снова открылась и на пороге появилась Грейнджер, я проделал до кабинета половину пути. Она помахала конвертом, широко распахнув глаза:       — Господи, Драко… Он очнулся!

***

      Как никогда я был рад наличию значка детектива. Вернее, его способности проводить владельца в любое место безо всяких вопросов.       Когда прибыл в Мунго, то обнаружил небольшую очередь перед стойкой привет-ведьмы. Не размышляя ни секунды, протопал к самому началу очереди — естественно, под возмущённые возгласы и недовольные взгляды. Но объяснившись с ведьмой за стойкой, кто я такой и что мне нужно, заметил — оставшиеся позади притихли, внимательно прислушиваясь.       От замешательства, которое скрутило всё нутро в коридоре Министерства, не осталось ни следа. Несясь по лестнице на пятый этаж, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, я чувствовал одно — злость. Думать о том, что именно по вине Нэнси и Тео с его идиотским планом напарник оказался в таком положении, было невыносимо. Эта мысль словно выкручивала наизнанку, и казалось, что всё происходящее — всего лишь жуткий сон.       Но нет. Реальность, осязаемая, словно дала оплеуху, когда взгляд наткнулся на табличку, что висела у входа в коридор пятого этажа.

«Недуги от заклятий. Наговор, несовместимый с жизнью, порча, неправильно наложенные чары…»

      Проклиная тех, кто додумался вешать подобное в стенах больницы и отчасти радуясь тому, что и Тео, и Нэнси были сейчас в недосягаемости, я влетел в коридор и чуть не сшиб целителя в лимонном халате. Злость моя наконец-то нашла выход. Помахав значком перед носом озадаченного мужчины, я получил направление и поспешил в палату, где лежал Стюарт.       Живой. В сознании. И могущий рассказать, что произошло.       Волнение, словно ток, прошивший насквозь, заставило помедлить перед тем, как взяться за ручку двери. Изнутри доносились голоса.       В палате из четырёх кроватей была занята только одна. Возле неё стоял человек, взлохмаченную шевелюру которого я узнал бы из сотни. Он был в защитном костюме мракоборца — видимо, узнав о том, что Стюарт пришёл в себя, перенёсся прямо из Министерства.       Поттер обернулся, в руках он держал блокнот и карандаш. Я приблизился к кровати, и наконец-то увидел напарника. Стюарт сидел — значит, и правда чувствовал себя нормально. Лицо его успело покрыться тёмной щетиной, под глазами образовались синяки, он был чертовски бледен. Всё это не походило на моего напарника, такого, каким я его знал. Привычно было видеть на его круглом лице усмешку — ну, или укор — но никак не эту вымученную улыбку.       Когда я впервые увидел его после аварии в магловской больнице, из него торчали трубки, лицо было покрыто ссадинами, а я никак не мог отвести от него взгляда и перестать винить в произошедшем себя. Теперь никаких видимых повреждений не усматривалось, но снова, будто лавина, сознание затопило чувство вины. А ещё злость на Форда — за его открытое равнодушие к судьбе Стюарта.       — Стюарт…       — Привет, Драко, — он потёр кончик носа. — Я в порядке, правда.       Поттер кашлянул, явно привлекая внимание. Я перевёл на него взгляд.       — Быстро Гермиона тебе сообщила.       — Я был недалеко, — отмахнулся я, пожав Стюарту протянутую руку. Рукопожатие вышло довольно неловким. Видимо, несмотря на внешний вид, напарник был ещё очень слаб.       Поттер то ли хмыкнул в ответ на эти слова, то ли кашлянул. Не успел я и слова вставить, как он обратился к Стюарту.       — Если ещё что-то вспомните, детектив, обращайтесь напрямую ко мне или к Гермионе.       — Кто будет вести расследование? — спросил Стюарт хрипловатым голосом.       — Не думаю, что кого-то успели назначить на это дело. Я передам показания в отдел внутренних расследований.       Поттер бросил на меня быстрый взгляд.       — На минутку, Малфой. Мне нужно поговорить с тобой.       — Позже, Поттер.       — Малфой.       — Я сказал позже! — процедил я, отвернувшись от него. Поттер наверняка хотел расспросить о подробностях того злополучного дня, но это могло и подождать.       — Обещаю, что дождусь тебя, — слабо улыбнулся Стюарт. — Иди.       Я сжал зубы и прикусил язык, чтобы не скандалить в присутствии напарника, который и без того натерпелся, и молча вышел из палаты. Сердце колотилось так, будто готовилось выскочить из груди и лично набить Поттеру морду за несвоевременное желание потрепаться.       Но когда Поттер вышел вслед за мной, он не стал говорить, а пошёл вперёд по коридору.       — Комната отдыха, — словно прочитав мои мысли, озвучил он, кивнув проходящему по коридору целителю.       Комната отдыха представляла собой довольно печальное зрелище. Пара диванов и кресел, да журнальный столик, на котором покоилась истерзанная коробка с бумажными салфетками. Небо за окном неуклонно темнело, и комната погружалась в ещё большую мрачную серость буквально на глазах.       — Ты ещё не в курсе, но… — начал он, как только за ним закрылась дверь. — Ваш семейный счёт в Гринготтсе скоро разморозят.       — Я знаю.       — Знаешь? — он недоверчиво вскинул бровь. — Откуда?       — Русалка на хвосте принесла, — неохотно бросил я, вторя словам Блейза. Поттер на это ничего не ответил.       — Значит, был неподалёку?       — Да, у нас был арест, — раздражение в голосе прорвалось слишком явно. — Ты за этим меня позвал?       — Что-то в последнее время ты слишком часто находишься неподалёку, Малфой. И всё чаще в нерабочее время.       Поттер прошёл вперёд, остановился у окна. Положил на подоконник блокнот и повернулся, скрестив руки на груди.       — Чего? Ты серьёзно? Слушай, Поттер, понятия не имею, что ты несёшь, но там лежит мой напарник, и я хочу поговорить с ним!       — Он никуда не денется, — спокойно ответил Поттер, поправив очки. — Тем более, он ничего не помнит о случившемся.       Это новость не особо порадовала, но виду не подал. Да и было ли это сейчас настолько важно?       — Я просто хочу поговорить с другом.       В комнате повисла тишина. И только я собрался развернуться к двери, решив, что молчание Поттера означало согласие с уходом, как он сказал:       — Чего ты добиваешься?       Я расстегнул куртку, ощутив, как рубашка от духоты приклеилась к спине.       — Ты о Грейнджер.       — Именно, — Поттер прошёл вперёд и опустился на диван, помолчав. Очевидно, он ждал, что я присоединюсь к нему. Но когда понял, что делать этого я не собираюсь, продолжил: — Я не понимаю… Чего ты хочешь всем этим добиться?       — Чем — этим?       — Слушай, — он вскочил на ноги, да так резко, что я еле удержался от того, чтобы вздрогнуть. — Это мелко даже для тебя! Как бы ты ни хотел поиздеваться над Роном, можешь успокоиться, они уже расстались! Думаю, этого достаточно? И я не позволю, чтобы ты использовал Гермиону как…       — Стоп, — я шагнул вперёд. — Ты что такое несёшь?       — Я знаю, что вчера вы были вместе, Малфой! — рявкнул он, и слова эти звоном повисли в ушах.       — Это она тебе рассказала?       Поттер вдруг усмехнулся.       — Нет, я сам догадался. И ты только что подтвердил догадку. Я не понимаю, почему мне приходится снова вести этот разговор? Я уже говорил, что из-за вас двоих…       — Что значит догадался?       Я потёр похолодевшие кончики пальцев о брюки. Похоже, вся кровь прилила к мозгам, но даже этого было недостаточно. Поттер фыркнул и плюхнулся на диван, но тут же снова поднялся.       — Грёбаные сверчки! — скривившись, ответил он. — Какова вероятность, что у вас обоих в одно и то же время на заднем плане будут стрекотать чёртовы сверчки? Малфой, Министерство заинтересовано в том, чтобы…       — Поттер.       Он замолк и, скрестив руки на груди, уставился на меня.       — Я прекрасно понимаю ситуацию. Я не идиот, — процедил я, чувствуя себя последним идиотом, оправдываясь перед ним.       — Мне это не нравится, — резко вставил он. — Я не понимаю, зачем тебе это? Ты, вроде, человек не глупый, и я верю, что ты понимаешь ситуацию. Но зачем устраивать…       Поттер, не отрывая от меня взгляда, запустил пальцы в волосы.       — Малфой… Вы… Ты ведь не…       Я молча пялился на него. Язык вместе с ответом словно примёрз к нёбу.       — Чёрт возьми, Малфой! Да ты ведь даже не отрицаешь!       — Что я должен отрицать? Твоё невнятное блеяние?       К голове вдруг хлынула кровь. Поттер смотрел так, словно впервые меня увидел.       — Между вами… что-то есть?       — Не неси чушь. Я не отрицаю, потому что ответ очевиден — нет.       В комнате повисла звенящая тишина. Казалось, что мой голос прозвучал твёрдо и уверенно. А на краешке сознания возникла Грейнджер, и я будто ощутил её дыхание на своей щеке.       — Объясни мне тогда, — то ли специально, то ли нет, он пнул столик, и коробка салфеток, перевернувшись, свалилась на пол. — Если так, то какого хрена вы делали вечером не в Лондоне?       — С чего ты взял, что мы были…       — А где в Лондоне можно услышать сверчков? Так где вы были?       — А это уже не твоё дело, и я не собираюсь с тобой это обсуждать. Жаль такое говорить, но до встречи.       — Стой, Малфой!       — Пошёл ты, Поттер!       Я дёрнул ручку, но сверкнула вспышка, и дверь тут же с силой захлопнулась, не успев открыться и на пару дюймов. Обернулся — Поттер нацелил палочку прямо на меня. Я не предпринял даже попытки достать свою.       — Уберите-ка палочку, господин начальник, — спокойно сказал я, прекрасно понимая, что он не будет затевать скандала в больнице. — Если решил вспомнить времена учёбы, выберем другое место для дуэли.       — Я не собираюсь расшвыриваться заклинаниями, — Поттер опустил руку. — Без надобности. Ты не уйдёшь отсюда, пока я не договорю, так что даже не вздумай доставать свою палочку.       Я с размаху сел в кресло и откинулся на его спинку, сделав вид, что готов внимательно слушать. Поттер ещё немного постоял, видимо, ожидая подвоха.       — Я уже говорил тебе, Малфой, что из-за ваших совместных появлений у людей возникли вопросы. Ты читал сегодня газеты?       — Читал. И я ещё раз повторяю, что я не идиот, и всё прекрасно…       — Эта программа единственная возможность хоть как-то заткнуть дыры! — вскинулся он. — Но бывший пожиратель смерти в стенах Министерства может обернуться проблемой, и не только для самого Министерства… — Поттер оглядел стены и потолок, словно там могли найтись подходящие слова.       — Так уволь меня, Поттер, — спокойно сказал я, а у самого сердце упало в пятки. — Мне нравится быть занозой в заднице, но твоя того явно не стоит.       — Ты ведь знаешь, что этого не случится. Если ты будешь уволен сейчас, то как это будет выглядеть?       Я молчал. Тот факт, что сейчас мы с Поттером сидели посреди захудалой комнатушки и обсуждали Грейнджер, вернее, то, есть ли что-то между нами или нет, показался чертовски забавным. Его последующую пятиминутную речь слушал вполуха. Я так часто обо всём этом думал, что в какой-то момент начал ловить себя на мысли, что мог заканчивать за него предложения.       Да, я знал, что если Грейнджер обвинят — иного слова придумать не мог — в близких связях с бывшим пожирателем смерти, то проблемы будут не только у неё, но и у всего департамента. Да, я знал, что у общественности к Министерству и программе реабилитации слишком много вопросов; а после того, как всплыл я, их стало ещё больше. Что уж говорить о том, что внимание к себе привлекать не стоило из-за тайного расследования и недавней смерти детектива Тейлора? Да, я знал, что нужно держаться от Грейнджер подальше и не светиться в её компании.       Да, я знал — бывший пожиратель смерти не может иметь ничего общего с героиней войны.       — Ты не понимаешь, но… У Гермионы сложный период, ясно? И то внимание, которое теперь направлено на неё, ей совсем не нужно.       — Это всё? — спокойно перебил я и поднялся на ноги. Поттер склонил голову набок и свёл брови. Он молчал, и я воспринял молчание как окончание разговора.       — Тебе рядом с ней не место, — раздалось тихое в спину.       Я замер. Обернулся.       — А где же моё место? — и дикая злость, гнавшая в Мунго, снова подняла голову. Поттер молчал, сжимая в руке палочку. — А, Поттер? Где моё место? В Лютном? Может, в Азкабане?       — Не делай хуже, если тебе хоть немного есть до неё дело.       Я вышел в коридор. Ноги казались ватными, и единственное, чего по-настоящему хотелось — чтобы Поттер дал повод использовать палочку. Дал повод выплеснуть ту злость, которая, словно лава, плавила мозги. Дал повод…       А под веками — заплаканное лицо Грейнджер, совсем близко — её губы, под пальцами — её разгорячённая кожа.       Я вошёл в палату, и Стюарт улыбнулся. Бросил взгляд на тумбочку, заваленную сладостями. Напарник это заметил.       — Странно, да? — вяло хмыкнул он, потянувшись к шоколадным лягушкам. — Это из отдела прислали. Кто вообще шлёт сладости в больницу?       — Ты ещё не привык, что волшебники странный народ? — я подвинул табурет, задвинутый под стол, к его кровати. — Извини, я ничего тебе не принёс.       — Я рад, что ты здесь, — он протянул мне лягушку.       — Как ты, приятель?       Стюарт почесал небритый подбородок.       — Курить охота, — он пожал плечами, заметив мою усмешку. Я достал из внутреннего кармана палочку и взмахнул ею — и еле успел поймать пачку сигарет, которая появилась из воздуха. Стюарт удивлённо вскинул брови.       — Откуда?       — Из твоей машины. У тебя в бардачке валялась, я видел, — и протянул ему пачку.       — Думаешь, ничего, если я здесь закурю?       — Думаю, ты никому не помешаешь.       Стюарт с удовольствием прикурил от волшебной палочки. Сизый дымок взвился вверх и повис над нашими головами призрачной дымкой. Держа сигарету в зубах, он распаковал лягушку и вытащил карточку.       — Поттер сказал, что ты ничего не помнишь о случившемся.       Я убрал протянутую коробочку с лягушкой в карман куртки. Стюарт, уставившись на карточку, хмыкнул и показал мне. С карточки глядела Грейнджер, вскинув подбородок и улыбаясь.       — Последнее, что я помню… как вышел из кабинета, чтобы пойти в хранилище улик, — сказал он, затянувшись. — Что происходит, Малфой? Кто это со мной сделал? И что с Гермионой Грейнджер и Поттером? Зачем был жучок? Ты собирался мне всё объяснить…       Всё ещё потряхивало после разговора с Поттером и его слов, но я старался не подавать виду. Стюарт, в очередной раз затянувшись, сощурился и стряхнул пепел прямо на пол.       — В общем, дело такое…