Пятеро в молчании

      Позволив себе проторчать в душе немного дольше, чем хотела бы Грейнджер, я обнаружил всех обитателей дома в совершеннейшей суете. Пока спускался с третьего этажа, на ходу пытаясь припомнить заклинание для чистки одежды, мимо меня, торопясь наверх, пронёсся Поттер, завёрнутый в бордовый халат. Он пробормотал нечто похожее на пожелание доброго утра, но исчез так быстро, что я даже не успел ничего ответить.       Вслед за ним, но уже спускаясь и перескакивая через несколько ступенек за раз, проскакала Джинни. Она несла в руках большую чёрную сумку с чем-то объёмным внутри. Едва приметно кивнув, она испарилась так же быстро, как и Поттер. На первом этаже, в коридоре, обнаружился Уизли, который, бормоча проклятья, старался очистить свою форму мракоборца. Меня он даже не заметил, почти сразу скрывшись в подвальной кухне.       Похоже, они не привыкли собираться заранее. В отличие от той же Грейнджер, которая явилась ко мне в комнату в семь утра полностью готовая для выхода. Обычно я предпочитал вставать пораньше, чтобы успеть сделать все утренние дела. Но сегодняшним утром прекрасно понимал, что из-за лишнего времени в душе бессовестно запаздывал, о чём ни капли не жалел. Вид у меня в последнее время был неважный, и привести себя в порядок было не просто приятно, а необходимо. Ссадины на лице, которыми обзавёлся во время приключений с Забини, почти прошли благодаря парочке заклинаний.       С чисто выбритым лицом и приподнятым настроением, я, похоже, расположил к себе подружку Поттера. Она и вчера не проявляла никакой особенной неприязни, но сегодня крайне удивила. Благодаря именно её стараниям одежда из более или менее чистой превратилась в наисвежайшую. Поттеру определённо повезло — бытовыми заклинаниями Джинни владела превосходно.       Всем вчерашним составом мы собрались в стылой подвальной кухне, где Джинни с Грейнджер при формальной поддержке Поттера трудились над завтраком. Уизли сидел за столом, на том же месте, что и вчера. Судя по его виду, он никак не мог взять в толк: почему Грейнджер упорно его игнорировала. Когда же на столе появились непомерного размера поднос с сэндвичами, а перед каждым — чашка с кофе или чаем, Джинни явно заметила общее напряжение. И, надо отдать ей должное, старалась разрядить обстановку как могла.       Поначалу она старалась шутить, на что реагировал только Поттер. Неудивительно, что он подавился. Грейнджер отреагировала моментально: взмах палочкой, и Поттер перестал пыхтеть и кашлять от застрявшего в горле куска хлеба с ветчиной. Уизли хмуро поглядывал то на Грейнджер, то на меня, а сама она, отсев от него на три стула, поближе к Поттеру, делала вид, что совсем оглохла.       Поняв, что шутки никого не забавляют, Джинни принялась громко рассказывать всем присутствующим о том, что сегодня у них в команде по квиддичу событие — отборочные испытания для ловца, а также высказала несколько предположений о том, откуда именно росли руки у прежнего. Поттер, глаза которого перестали слезиться от кашля, в ответ на это пригладил торчащие волосы и напомнил ей, что она уже об этом говорила, на его памяти, раз шесть за последнюю неделю.       Сначала даже не поверил, услыхав, что Джинни играла в команде «Холихедских гарпий», да не абы за кого, а за охотника. Очевидно, в той большой сумке была форма для игры. Сам рассказ об отборочных не очень заинтересовал, но где-то глубоко внутри к ней затеплилось уважение. Глядя на неё, тощую и ростом на полголовы ниже Грейнджер, никогда не подумал бы, что она в состоянии управляться с квоффлом. Но когда Джинни перекидывалась парой фраз со своим братом, то по их вялому разговору стало ясно, что со своими обязанностями охотника она справлялась превосходно. А вот с приготовлением кофе у неё явно были проблемы. Я чуть не подавился кисловатой коричневой жидкостью — назвать эту странную бурду кофе было бы кощунством самого высокого порядка.       Пока мы сидели на кухне, всё больше росло желание поскорее покинуть этот дом. Всё развернувшееся действо напоминало странное представление. Как бы ни старалась Джинни, напряжение росло. Зато Поттер, похоже, вообще ничего не замечал. Или просто делал вид, надеясь, что если вести себя так, будто ничего не происходит, то ничего и не произойдёт.       Когда он прожевал последний кусок, то сообщил, что свяжется со мной и с Грейнджер, если они с Уизли что-то накопают в архиве или на Нотта.       — Да, кстати, — сказала Грейнджер, бросив на меня быстрый взгляд. — У нас с Малфоем есть кое-какие интересные мысли.       — Правда? — оживился Поттер.       Он никак не отреагировал на то, как Грейнджер выделила «у нас». Я еле сдержался, чтобы не закатить глаза и не захохотать. Стоило бы привыкнуть к тому, как она умела задеть за живое. И кто бы мог подумать, что в моём личном списке Грейнджер станет первой претенденткой на премию «самая-ядовитая-стерва»? Даже учитывая то, что я был знаком с Пэнси образчика школьных лет.       — Да, — кивнула Грейнджер с небрежностью в голосе. — Но сейчас всего рассказать не успеем. Отложим до вечера.       Желаемого она добилась. Уизли со злостью откинулся на спинку стула и скрестил руки. Даже мимолётного взгляда было достаточно, чтобы понять: он чертовски зол. Поделом козлу.       Когда мы наконец-то собрались у камина, чтобы отправиться на работу, Уизли предпринял ещё одну попытку обратить на себя внимание Грейнджер, но безуспешно. Я только услышал, как она процедила «не сейчас», а после развернулась, решительным шагом подошла к камину, сунула руку в покрытый копотью горшок с летучим порохом и швырнула горсть в огонь. Вяло махнув на прощание Поттеру и его подружке, она вполголоса пробормотала адрес и мгновенно испарилась во вспышке ярко-зелёного пламени. Попрощавшись короткими кивками с остальными, я, не глядя на Уизли, отправился вслед за ней.       Едва оказавшись на месте, даже вздохнул спокойно. Вот он, привычный утренний шум холла родного отдела. Просто музыка для ушей. Грейнджер мялась возле камина, то и дело отступая вправо и влево, чтобы пропустить прибывающих на работу сотрудников. На какой-то момент её скрыла небольшая группа, выходившая из столовой.       Шагнув из камина, не заметил, как одна ведьма, смутно знакомая, вроде бы из отдела по связям с другими подразделениями, вывернула из-за угла со стороны лестницы. Я как раз свернул вправо, чтобы обойти трёх переговаривающихся между собой сотрудников.       Этот манёвр оказался неудачным, и я чуть не сшиб девицу с ног, но всё-таки успел ухватить её за плечо. Из-за небольшой группы, что выходила из столовой, выглянула Грейнджер, оказавшись за спиной девушки.       — Чего ты тут? — вздёрнула бровь Грейнджер. Я разжал пальцы, чтобы выпустить плечо девицы, и только после этого перевёл на неё взгляд.       — Прошу прощения, — пробормотал я.       И с удивлением обнаружил, что она переводила быстрый взгляд с меня на Грейнджер, и обратно. Вдруг расплылась в глуповатой улыбке, прощебетав что-то невнятное, и растворилась в направлении столовой.       — Что такое? — Грейнджер всё ещё пялилась на меня со вскинутой бровью.       — Понятия не имею, — отмахнулся я.       Но от меня не ускользнуло некоторое ехидство в улыбке этой девицы. И более того, кое-кто из других сотрудниц, проходящих мимо, тоже улыбались и отводили взгляды, едва приметив, что я смотрел на них. Грейнджер закрутила головой.       — А что тогда у тебя с лицом? — она поправила воротник своего пальто и сумку на плече. Я расстегнул замок на куртке. Почему-то стало жарковато.       — Я её не заметил, чуть не сбил, а она разулыбалась, как идиотка! Откуда мне знать, что там творится в её куриных мозгах? — я сглотнул, и на языке снова ощутил вкус поганого кофе авторства Джинни Уизли.       — Давай сходим за кофе, м? Джинни многое умеет, но… — проговорила Грейнджер, будто прочитав мои мысли.       — Куда? В столовую?       — Фу, — сморщилась она. — Нет, в кафе через дорогу.       — Пошли, — я глянул на часы. Можно было и чуть опоздать. В ответ на согласие она потянула меня за рукав в сторону выхода.       Проложив путь через поток прибывающих сотрудников, мы оказались на улице. Я даже порадовался пасмурному небу и мелкому дождю. Мимо пронеслась полицейская машина, распространяя вокруг себя оглушительный рёв.       — Ты её знаешь? — Грейнджер быстро слетела по ступенькам и, ступив на тротуар, развернулась.       — Кого?       Поддёрнув сумку на плече, спустился вслед за ней, и мы зашагали к переходу, где уже столпилась группка пешеходов. Взглядом пробежался по парковке, где Стюарт обыкновенно оставлял машину, и она обнаружилась сразу. Значит, напарник уже на месте и прикроет перед Фордом, если тот заметит моё опоздание.       — Ту сотрудницу, — пояснила она, остановившись перед дорогой и дожидаясь сигнала светофора. — Которая в тебя врезалась. Она так уставилась.       — Нет, лично не знаю. По-моему, она из отдела по связям.       Кивком дал понять, чтобы она поторопилась перейти дорогу. Грейнджер зашлёпала по лужам вслед за мной, приподняв воротник пальто. Я не стал говорить ей о других любопытных взглядах, которые поймал в холле.       Мелкие и холодные капли затекали за воротник куртки. Не ливень, но дождь явно разошёлся. Открыл дверь кафе, вывеска которого сулила «лучший американо во всём Лондоне», и Грейнджер, чуть пригнувшись, нырнула под моей рукой, а я зашёл следом.       В тёплом и ароматном помещении стоял мягкий гул, но было не так людно, как можно было ожидать в утренний час. Кто-то потягивал кофе из бумажного стаканчика, из которого тянулся пар, уткнувшись в ноутбук или книгу. Некоторые болтали с приятелями, сидя за маленькими круглыми столиками, а кто-то торопливо хватал свой заказ и под звон дверного колокольчика покидал кафе.       Очередь немного продвинулась, а нерасторопный и улыбчивый бариста принял следующий заказ. С повязкой на голове он напоминал завсегдатая клуба безумных любителей аэробики.       Грейнджер, стоя чуть в стороне, уже уткнулась в телефон. И только благодаря этому вспомнил про свой.       Обнаружился телефон только на самом дне, но зато нашлись несколько мятых бумажек. Семьдесят пять фунтов, которые сунул мне Стюарт в вечер бала, пока мы были в атриуме — плата за выигранный спор, насчёт Грейнджер. Удачно.       Стюарт, конечно, человек чести, но отказался выполнять «желание», на которое мы поспорили, а потому решил, что сотни с меня будет более, чем достаточно. На моё же возражение о том, что сотней тут даже и не пахло, он напомнил, что недавно заплатил за мой обед. А ещё об одолженной у него двадцатке, которую я спустил на газету, кофе с виски и чаевые рыжему бармену из кафе, где в последний раз обедали Софи Палмер и Дэнил Шоу. Вернее, Софи Палмер и Грант Остин.       На экране телефона увидел один, что было очень странно, пропущенный звонок от Нэнси. Мысленно сделав пометку, что всё-таки нужно её найти и переговорить, обнаружил, что Стюарт связаться не пытался. Значит, в архиве он ничего не нашёл.       Очередь продвинулась ещё немного. Впереди стояла девица и громко трещала по телефону. Из-за её странного акцента мне не удалось разобрать ни слова. В оконные стёкла уже вовсю барабанил дождь. У окна, почти возле входа, сидел лысый бородач. С лёгкой меланхолией на лице, он наблюдал за происходящим на улице. Периодически отрывался от своего занятия, что-то записывал в блокнот, перемежая это действие с крошечными глотками кофе из маленького стаканчика. Контраст маленького стаканчика и его огромной туши казался более, чем странным. А ещё он до жути походил на братца Кэти, здоровяка Арчи.       От этой ассоциации настроение подпортилось. Он напомнил мне про Лютный, о том, что скоро предстояло встретиться с Люси, чтобы расспросить про Элисон. Прошло два дня с тех пор, как Кэти появилась у министерства, узнала обо мне правду и швырнула в Грейнджер газету, назвав её сукой. И что она скажет, снова увидев меня? Оставалось надеяться, что в руках у неё не окажется что-то потяжелее газеты.       Бросил взгляд на Грейнджер. Она стояла чуть в стороне и что-то быстро строчила в телефоне. От меня не укрылось её беспокойство.       — Что там?       — М? — она оглянулась. Губы поджаты, брови — нахмурены.       — По работе? — я кивнул на телефон. Очередь продвинулась ещё на одного, и теперь меня и желанный кофе разделяла только крикливая девица с телефоном.       — Да… — неуверенно ответила Грейнджер и потёрла лоб, будто у неё разболелась голова. Я напрягся.       — Что не так?       — М-м-м, — она снова с сомнением уставилась на экран, повертела головой, а после сунула телефон в карман. — Так… А ты что будешь пить?       Девица с телефоном ограничилась шоколадным кексом. Получив его в бумажном пакете, она унеслась прочь.       — Я, наверное, возьму простой чёрный, — размышляла Грейнджер, с прищуром вглядываясь в яркое меню за спиной баристы.       Я сделал заказ — два, как обещала вывеска, «лучших американо во всём Лондоне» — и повернулся к ней:       — Так что там у тебя?       Грейнджер скорчила рожицу и похлопала рукой по карману, где минуту назад скрылся телефон.       — Купер, — со странной полуулыбкой сказала она, и я закатил глаза.       — Что? Тоже жалобу накатал?       — Нет. Помнишь, я отправила информацию насчёт пропавшей картины в отдел по борьбе с преступлениями в сфере искусства?       — Ну?       — Они занялись проверкой, и… это безумие какое-то.       — Ближе к делу.       — Картину, чёрт её забери, никто не украл. Она была на реставрации.       Я принял от баристы два стаканчика, один передал Грейнджер и кивнул в сторону ближайшего свободного столика.       — Как это?       — Вот так, — закивала Грейнджер, поставив свой стаканчик на столик. Она надломила плотный пакетик с сахаром и вытряхнула его содержимое в кофе. — На реставрации. Всё соответствует описанию — холст, краски, всё подлинное. Эта картина есть в каком-то каталоге пятилетней давности. Мне прислали подробный отчёт, но я его только пролистала. И вот, взгляни на это.       Грейнджер снова достала телефон, несколько раз ткнула по кнопкам и развернула экран. И там действительно была картина, та самая, пропавшая. Она лежала на столе, без рамы, но целая и невредимая.       — А рама где? Она была в раме, так?       — Её ведь проверяли, Малфой! — пояснила она, тряхнув головой. — Раму сняли, но её краешек видно вот тут.       Она ткнула пальцем в угол экрана.       — А кто занимался реставрацией?       — Не знаю, — пожала она плечами. — Очевидно, какой-то сотрудник музея.       — Не понимаю. Подожди, а Купер-то как это объяснил? Он не мог не знать о том, что она на реставрации! Картина исчезла после побега Дэниэла.       Грейнджер аккуратно размешала кофе пластиковой ложечкой, потом облизала с неё коричневые капельки и ответила:       — Он — сукин сын! Сказал, что якобы забыл, потому что тогда пропал Дэниэл, а потом приходила полиция, причём не один раз, задавала вопросы… И у него, видите ли, был стресс и всё прочее. Вылетело из головы.       Грейнджер накрыла пластиковой крышкой стаканчик с кофе и глянула в окно. Погода бушевала.       — И что теперь? — спросил я, подавшись вперёд, что пропустить одного из посетителей вглубь кафе.       — Я хочу разобраться в этом. Может, поговорить с тем, кто занимался реставрацией. Ты сможешь дать мне фотографии, записи? Всё, что у тебя есть насчёт картины?       — Всё это у меня дома. Но…       — Что — но?       — Грейнджер.       — Что — Грейнджер? Не понимаю. Ты сам всё это начал, привязался к этой картине! — она тряхнула головой. Кое-кто оглянулся на громкий возглас. Грейнджер ни капли не смутилась и продолжила: — А теперь я хочу понять, в чём дело! Что за чертовщина творится в этом музее? Может, он с ней что-то сделал, с этой картиной? Как можно было забыть, когда вы с Миллером задавали ему прямые вопросы? А может, он ещё что-нибудь украл? Нет уж, Малфой, теперь это дело принципа! Пусть напишет ещё с десяток жалоб, чтоб его! Если мне и так из-за этого попадёт, а мне попадёт, то я хочу довести дело до конца!       Лицо её выглядело рассерженным. Решительность Грейнджер была непоколебима, и я даже восхитился такой упёртостью. Правда, не стал говорить об этом вслух.       — По-моему, это называется безосновательное уголовное преследование.       — А я тебя и не прошу мне помогать! — она вздёрнула подбородок и отхлебнула кофе.       — Ну ты хотя бы попробуй. Вдруг помогу.       От сердитости не осталось и следа. Грейнджер вяло улыбнулась и покачала головой. Я сделал глоток из своего стаканчика. Кофе был превосходным.       Мы вышли на потемневшую улицу. Кто-то торопливо шёл, укрывшись под зонтом, а менее удачливые прохожие накрывали головы сумками и пакетами, поднимали воротники, суетились в поисках укрытий.       Остановились под козырьком кафе. Он будто шуршал над нашими головами, обстреливаемый каплями. Парочка столиков с лакированными столешницами и такие же стулья, стоящие возле входа в кафе, покрылись большими лужами.       — Не боишься, что тебя накажут за содействие преследованию?       — Нет, не боюсь. Если он виновен в чём-то, то должен за это ответить, — равнодушно ответил я. — Но пока что его можно арестовать только за мерзкую крысиную рожу.       Грейнджер вдруг засмеялась, обхватив стаканчик с кофе двумя руками, будто грела руки.       — Или за его кошмарные очки! — она выгнула бровь, словно ожидала моей реакции.       — М-да… Или за отсутствие элементарного вкуса. Его часы стоят целое состояние, а носит он их не с приличным костюмом, а со старым свитером, — кивнул я.       — Что? — улыбка мгновенно исчезла с лица Грейнджер.       — Что?       — Дорогие часы? — переспросила она, чуть сдвинувшись в сторону, чтобы очередные посетители могли проскользнуть в кафе.       Только сейчас эта деталь с часами всплыла в памяти. И теперь отчётливо вспомнил, как приметил краешек часов, по которым Купер сверял время. Гравировка на корпусе — отличительная особенность чертовски дорогой марки. Когда-то давно Забини хвастал такими, получив их в подарок от матери на семнадцатилетие.       — Позволю себе уверить тебя, что в дорогих вещах я кое-что понимаю.       — Когда ты их видел? — не унималась она, опустив руку со стаканчиком кофе.       — Я точно помню, что видел их в последний наш со Стюартом поход в музей. М-м-м… в пятницу. В четверг мы были там с тобой. Думаю, ты помнишь, как ворвалась в кабинет директора.       — Да-да. В тот самый день, когда Стюарт сделал фотографии в кабинете Дэниэла.       — Да, в тот день.       — В тот самый, когда, по нашей версии, и пропала картина. Да?       Грейнджер подтолкнула меня локтем, чтобы привлечь внимание — пришлось потесниться, под козырёк забежали ещё две девушки.       — Дорогие часы появились после пропажи довольно-таки ценной картины… — начал я.       — Вот именно! Тщеславный ублюдок!       Девушки обернулись. Грейнджер улыбнулась им и небрежно махнула рукой.       — Ага, но картина-то на месте! — чтобы прорваться сквозь шум дождя пришлось повысить голос. — И эксперты твердят, что она подлинная. Может, и часов больше нет?       — А насколько дороги те часы?       — Порядочно. Намного больше, чем зарплата работника музея.       — Отлично, Малфой. Это очень хо-ро-шо, — сказала она и отпила ещё кофе. — Пошли-ка обратно, мы и так слишком задержались.       Перебежав дорогу, быстро очутились в холле, где народу уже поубавилось. Пока поднимались, Грейнджер всё встряхивала повлажневшие волосы, которые из гладких и блестящих превратились в волнистые и встрёпанные. Она выглядела очень задумчивой и чуть не споткнулась о последнюю ступеньку. Когда молча добрели до своих кабинетов, она махнула рукой, напомнила насчёт Лютного переулка и скрылась за соседней дверью.       Стюарт, как всегда, встретил добродушным приветствием и сразу же объявил, что его вчерашние поиски ничем не закончились. Я уселся на край стола, слушая Стюарта и допивая превосходный кофе. А ещё думал о Купере. А что если Грейнджер может быть права? Вдруг он ещё что-то спёр из музея. А Софи это заметила и…       — Малфой!       Я вздрогнул. Стюарт каким-то образом оказался прямо передо мной и теперь махал руками, чтобы привлечь внимание.       — М?       — Ты что, опоздал, потому что ходил в кафе? То, что напротив? — он ткнул пальцем в стаканчик с кофе.       — Ну…       — Мог бы и обо мне подумать, — шутливо буркнул он, но тут же насторожился. — Я слышал, что открылась соседняя дверь. Ты с ней пришёл?       Недовольный тон Стюарта напомнил, что Поттер дал добро на то, чтобы рассказать ему о расследовании.       — Да, я…       — А что это она всё время за тобой ходит? Или ты за ней? — он отошёл к своему столу. Теперь я видел только его широкую спину.       — Кстати, об этом… — снова начал я, но тут Стюарт повернулся. Теперь вместо его улыбчивого лица было хмурое и недовольное.       — Нет, я всё понимаю. Но ты не забыл, что я твой напарник, а не она?       — Стюарт, — я поставил стаканчик на стол и подошёл к нему. — Мне нужно будет переговорить с тобой. Сегодня вечером, сможешь?       — Насчёт чего?       Хотел было сказать, что на ту самую, горячо интересующую его тему, но не стал. Он непременно захочет вызнать всё здесь и сейчас, а меня ожидало путешествие в Лютный. И чем скорее там окажусь, тем скорее скину это бремя.       — Насчёт одного дела. Долго рассказывать. Возьмём по кружке пива и поговорим. Идёт?       Стюарт оттаял.       — У меня были планы, — по его физиономии я тут же понял, что эти «планы» связаны с Лолой. — Это очень важно?       — Очень, Стюарт. Важнее всего, что у тебя там запланировано. Лола не обидится, я уверен.       — Ну, ладно. А теперь выкладывай, как твоя вчерашняя вылазка в Лютный переулок? Нашёл что-нибудь?       — Нет, но на сегодня у меня назначена ещё одна встреча. Со свидетелем, — быстро соврал я. — Скоро отправляюсь, только кофе допью. Значит, твои поиски Элисон провалились?       Я вернулся к своему столу и в пару глотков опустошил стаканчик. Напарник состроил гримасу, которая ясно говорила: никакой полезной информации он не нашёл.       — Мне, значит, опять бумажная работа?       — Хочешь пойти в Лютный переулок сам? Да ради Мерлина, Стюарт, я с удовольствием посижу в тепле и разберусь с бумажками!       Напарник втянул носом воздух, будто принюхивался к распространившемуся запаху кофе.       — Понял, понял. Но раз ты забыл про своего напарника, хотя бы удостой его компанией в столовой. Я не успел с утра выпить ни чашки!       — Я и так опоздал.       — Ты смерти моей хочешь?       — Смерть от нехватки кофеина в крови? Ну… А Форд ещё не показался?       В ответ он покачал головой, покопавшись в ящиках стола.       — Нет. Но ведь тебя есть кому прикрыть, да? — он многозначительно кивнул в сторону стены, за которой сейчас находилась Грейнджер. Я только закатил глаза.       Пока шли до столовой, а Стюарт вслух размышлял о судьбе Элисон, я снова заметил на себе любопытные взгляды. Это начинало раздражать. Может, напрасно полагал, что хорошо побрился?       Ещё с порога столовой увидел Лолу, которая сидела за чашкой кофе и куском пирога. Но ни то, ни другое не могло отвлечь её от чтения газеты. Несколько человек обернулись, когда мы шагнули за порог. Я старался ни на кого не смотреть. Похоже, паранойя снова обострилась.       Стюарт подмигнул Лоле, когда она подняла голову, заслышав приближающиеся шаги, и прошёл мимо, к стойке, чтобы взять чашку кофе.       Я уселся рядом с Лолой. Она тут же сложила газетные листы, накрыв их рукой. Другой заправила короткую прядь волос за ухо и требовательно на меня уставилась. Взгляд её был очень похож на те, что ловил в холле, когда только прибыл в отдел вслед за Грейнджер.       — Э-м-м… Привет?       — Мистер Малфой! — протянула она шёпотом, будто заговорщица. — Разве ты не в курсе, что крутить романы с коллегами запрещено?       — Кто бы говорил, — покивал я, но тут на меня до конца опустился смысл слов. — Подожди, а ты сейчас про что?       — Что ты так напрягся, я же просто шучу, — она поджала губы. — В «Пророке» часто печатают всякие сплетни, даже специальную колонку под это отвели. Кстати, не поверишь: бас-гитарист «Ведуний» разводится со своей женой, потому что она на протяжении трёх лет ему изменяла! С их вокалистом, ударником и тем парнем, который играет на волынке. Представляешь? А мне она показалась такой милой…       — А что, милашка не может быть шлюшкой? По-моему, одно другое не исключает, — шутки шутками, но что-то внутри неприятно сжалось. Очевидно, вопрос Лолы был сформирован с подачи «Пророка». Неужели, и они туда же? — Дай-ка это мне.       Вытащил газету из-под руки Лолы, на что она возмутилась:       — Я ведь ещё не дочитала!       Стюарт уже торопился обратно, неся чашку кофе как драгоценность. Он уселся с другой стороны от неё и отвлёк вопросом о том, не будет ли она против, если они перенесут сегодняшний ужин на завтрашний вечер.       Чёртовы газетные листы никак не хотели слушаться. Но когда добрался до нужной страницы, то всё нутро заклокотало от злости. На фотографии оказался я сам, входящий в дом Грейнджер. Фотография была сделана издалека, будто через дорогу. Неужели кто-то специально сидел в засаде, чтобы вызнать о личной жизни героини войны? И сидел, естественно, долго: откуда бы кому-то знать, что кто-то собирался к ней именно в тот день и в то время? В висках резко запульсировало.       «В прошлую субботу в Министерстве Магии прошёл ежегодный осенний бал, и одним из самых интригующих его событий стало появление мисс Гермионы Грейнджер в сопровождении мистера Малфоя-младшего. До этого момента Гермиона Грейнджер оберегала свою личную жизнь от посторонних глаз, предпочитая демонстрировать поклонникам и заинтересованной публике исключительно карьерные успехи.       Появление в жизни Гермионы Грейнджер представителя одной из чистокровных семей, мистера Драко Малфоя, можно объяснить тем, что оба они трудятся в департаменте магического правопорядка. Они поддерживают общение и вне рамок рабочего времени, а недавние слухи о связывающих их романтических отношениях были опровергнуты.       «Мы с мистером Малфоем коллеги, а в жизни нас связывает только дружеское общение», — прокомментировала сама мисс Грейнджер, когда ей задали вопрос о сделанной в понедельник фотографии, на которой мистер Малфой был запечатлён перед её домом.       В прошлый четверг прошла пресс-конференция, во время проведения которой официальные представители Министерства Магии сообщили о готовящейся программе реабилитации для семей, пострадавших от действий заключённых или погибших родственников, последователей самого тёмного волшебника. Как позже удалось выяснить корреспонденту «Пророка», назначение мистера Малфоя на должность детектива в следственном отделе департамента магического правопорядка, а также его успешная деятельность, и есть результаты пробного внедрения этой программы».       Я пялился на чёрные буквы, отпечатанные на желтоватой бумаге. И даже удивился. Ни слова о её ссоре с Уизли, помолвке и никаких попыток свести статью к сборнику синонимов «Малфой — пожиратель смерти». По сути, содержание было примерно таким же, как и в «Досуге». Но почему-то в голову пришла мысль, что текст подвергся жёсткой редактуре. Например, того же представителя со стороны Министерства.       Как сказала Грейнджер, министр не имел желания поднимать тему чистокровных и бывших пожирателей смерти, а наоборот, хотел направить внимание публики на программу реабилитации. Видимо, кто-то из особо пронырливых фотографов, воодушевлённый статьей из газеты для домохозяек, сделал этот снимок в надежде на премию. Ещё бы, за такой эксклюзив о Грейнджер. Но у Министерства на этот счёт были другие планы. Видимо, они решили воспользоваться подвернувшейся ситуацией, чтобы лишний раз протолкнуть в массы выгодную им мысль. Наверное, если бы не та писанина в «Ведьмином досуге», которую нельзя было проигнорировать, а последствия нужно было хоть как-то нивелировать, то подобную статью вообще бы не пропустили в печать такого издания как «Ежедневный Пророк».       Я выдохнул. Ничего криминального. Разве что комментарий Грейнджер — как крошечная червоточина в сердцевине приличного на вид яблока. Сама она ни словом, ни даже намёком не обозначила, что давала какие-то комментарии. Зачем это скрывать? Или она вовсе не давала никаких комментариев, а их добавили уже после, чтобы окончательно поставить точку в так взволновавшей «Ведьмин досуг» теме?       Впрочем, размышлять над этим долго нет никакого смысла. Совершенно ясно, что и у этой фотографии, и у статьи была одна задача: перетянуть внимание на сторону «Пророка» новой, свежайшей информацией о жизни Грейнджер и подать её так, как это будет выгодно новой политике Министерства. А заинтересованные статьёй в «Досуге» и голодные до сплетен идиоты не просто сожрут всё, что хоть косвенно задевает личную жизнь «звёздной девочки», но и разнесут полученную информацию как официальную версию, ведь «Пророк», в отличие от «Досуга», смог заполучить её личный комментарий.       Что ж, по крайней мере, хоть у кого-то в отношениях всё кристально ясно и ничего не меняется: единожды подмяв под себя редакцию «Ежедневного Пророка», Министерство получило право контролировать его на постоянной основе, снабжая волшебников той информацией, которая устраивала действующих управленцев.       Я перевёл взгляд на Стюарта. Весь его вид явно формулировал вопрос.       — Ерунда, — сказал я, но он уже протянул руку к газете.       Взгляд напарника забегал про строчкам, он сощурился. А когда он поднял голову, то я заметил, что его лицо стало каменным.       — В какой понедельник сделано это фото? — глянув с недоверием, Стюарт отодвинул газету.       — Вчера. А что?       — Так ты кинул меня в архиве, а сам побежал к ней? — он глядел всё с тем же недоверием. — Какого чёрта?       Я зажмурился так сильно, что под веками заплясали пятна.       — М-да…       Лола как-то с надрывом выдохнула, встала из-за стола и схватилась за свою почти нетронутую чашку.       — Пойду-ка я, возьму… ещё кофе.       Стюарт проигнорировал её слова. Лола, выглядевшая совершенно несчастной, засеменила в сторону стойки раздачи.       — Так ты был в Лютном переулке вчера?       — Я собираюсь туда сегодня. Слушай…       — Зачем ты мне солгал?       — Так вышло, — коротко ответил я, подавив растущее желание придумать какую-нибудь вескую причину.       Лицо Стюарта вытянулось, так, будто ему только что отвесили пощёчину. Он сидел почти напротив, но мне казалось, что я чувствовал тот жар, который от него исходил.       — Так вышло? Это твой ответ? Я так и думал, что ты ведёшь с ней какие-то дела за моей спиной!       — Стюарт.       — Малфой, это не дело. Что происходит? Если это настолько важно, почему ты мне ничего не говоришь? — недоверие никак не сходило с его лица. — Я думал, что мы не просто напарники, а друзья. Ты зовёшь меня другом, но не считаешь нужным что-то рассказывать! По-моему, ты уже зациклился на этих своих тайнах и секретах…       — Так, приятель, остановись-ка, — вполголоса перебил его я, пересев на стул Лолы, поближе к нему. — Слушай, ты мой друг, и я тебе доверяю. Просто были кое-какие формальности. Теперь они решены, и сегодня вечером мы встретимся, и я расскажу тебе всё. Любой вопрос. Но не сейчас, ладно? Это долгая история. Но сегодня ты всё узнаешь. Договорились, Стюарт? Мы договорились?       — И когда ты говорил с ней? — проговорил он таким тоном, будто расспрашивал о том, как я провёл выходные. — Значит, всё, что мы думали — правда? Всё, что ты сам говорил? Про… сам знаешь кого?       Меня передёрнуло, хоть я понимал, что напарник имел в виду лишь шпиона.       — Мы говорили в воскресенье утром. До нашей встречи в Министерстве. Я не могу сейчас обсуждать это с тобой, не здесь!       Я огляделся по сторонам, но, казалось, никто и не заметил, что за нашим столиком что-то происходило.       — Поверить не могу. Ты уже тогда мне лгал? Знаешь, я ведь так и думал, что здесь что-то не то. В субботу ты ещё подозревал её во всех грехах, а на следующий день тебя будто подменили! Врёшь ты, конечно, умело, но не в этот раз. Думаешь, я совсем идиот, да?       — Я тебе не лгал, Стюарт, считай, я просто… промолчал. До поры. Ты не представляешь, как я хотел рассказать тебе всё и сразу. И нет, я не думаю, что ты идиот!       — Но ты сделал всё, чтобы я себя таковым почувствовал. И что это ещё значит — не солгал, а промолчал? Знаешь, — он горько усмехнулся. — Это ведь ещё хуже. Лучше бы соврал, хоть какое-то усилие приложил, чтобы попытаться объяснить ситуацию. Это что, шутки по-твоему? Какая-то игра?       — Вот именно, что не игра! Это не моё дело, и я не мог распоряжаться, кому можно сказать, а кому нельзя. Меня самого до недавних пор подозревали! Я сделал всё, что мог, чтобы и тебя можно было посвятить в курс дела. Так что не говори мне, будто я думаю, что ты идиот!       — Ну и кто она? Шпионка из внутренних? Крыса? Кто она такая, скажи хотя бы это! — громким шёпотом настаивал он.       — Она та, кем и представилась — заместительница Поттера. И всё. Она не опасна.       — А сам Поттер? Жучок? Зачем это всё? Из-за тебя?       — Поттер тоже не опасен. Жучок — из-за меня. Остальное потом, — со всем убеждением, на которое был способен, проговорил я. — Не хочу, чтобы нас слышали.       Стюарт поглядел по сторонам, пару раз вздохнул и облизал губы. Я бросил взгляд за его спину, на стойку, возле которой отиралась Лола, явно решившая переждать, пока мы закончим разговор. Вот кому точно не занимать тактичности.       Со стороны, наверное, наша беседа выглядела довольно странно: два человека, склонив друг к другу головы, переругиваются едва слышным шёпотом.       — Всё ещё в голове не укладывается, конспираторы чёртовы, — наконец выдавил он и потряс головой. — У меня очень много вопросов, так что не надейся избавиться от меня быстро.       — Ни в коем случае. И давай оставим эту тему до вечера. Верь мне, ладно? Я ведь тебя никогда не подводил.       Он едва приметно сощурился, но через мгновение кивнул и отхлебнул кофе. Похоже, жажда узнать правду переборола желание молча врезать мне и уйти.       Я выдохнул, но чувствовал, что он не скоро смирится с мыслью о том, что его держали в неведении. Похоже, я переоценил имеющиеся у него запасы непоколебимого спокойствия и рассудительности.       Стюарт больше ничего не сказал. Приятно было окончательно скинуть с души беспокоивший груз. Больше не нужно врать, не нужно придумывать туманные объяснения в ответ на его вопросы. От этой мысли очень полегчало.       Пока он расправлялся с кофе, я глядел на газету, которая и стала виновницей произошедшего. И думал: не стоило ли захватить её с собой, чтобы показать Грейнджер? Но быстро выбросил эту мысль. Думалось, что и она, и её приятели — все они были в курсе статьи, и она их не удивила. В ином случае, тот же Уизли обязательно бы спросил о том, какого чёрта я делал у Грейнджер дома.       Минут через десять мы вернулись в кабинет, оставив Лолу в столовой в совершенном непонимании. Стюарт, поглядывая на меня с подозрением и нескрываемым интересом одновременно, делал вид, что готовился заняться бумагами. Он будто выжидал того момента, когда воцарится тишина, чтобы снова вернуться к интересующей его теме.       Но я быстро отвлёк его рассказом о Купере, вернувшейся картине и дорогих часах. Напарник, выслушав, откинулся на спинку стула. Он мгновенно сосредоточился, и ничто в его выражении не говорило о том, что ещё минут двадцать назад он готов был послать меня ко всем чертям.       — Вот кого мы вообще всерьёз не воспринимали, правда? — растягивая слова, проговорил он.       — Ты имеешь в виду, не подозревали в убийстве Софи?       — Ага, — кивнул он, покачиваясь на стуле. — Между прочим, он буквально находился рядом с Софи в тот день. В одном здании. Где он был во время убийства — мы знаем только с его слов. Да и он вёл себя странно. Помнишь, как его трясло в первую встречу? Да и потом.       Я только пожал плечами. Но если подумать, то мы и правда очень мало знали о том, чем занимался Купер в день гибели Софи. Да к тому же — странная история с картиной.       — И ещё, — Стюарт подался вперёд, — это он продвинул идею, что Шоу… Тьфу ты, Остин, был не в себе после того, как вернулся с обеда. Лично у меня создалось впечатление, что этот Купер не очень-то жаловал своего начальника.       Мне тоже думалось, что Купер радовался неприятностям Остина, пусть и пытался этого не показывать.       — Ага, и в кабинет к нему нас пускать не хотел.       — Такое чувство, что он… — Стюарт повращал глазами, будто подбирая слова, — всячески старался указать на вину Остина. Косвенно, намёками.       Мы поглядели друг на друга.       — Что? Купер и есть наш убийца? Думаешь, заморыш обвёл всех нас вокруг пальца? Да ведь он даже не видел Софи в день смерти! В последний раз он проводил её в кабинет Остина аж за три дня до этого!       — И ты всё ещё ему веришь? После картины? — мгновенно парировал Стюарт. — И вообще. Разве мы можем утверждать, что хоть одно его слово было правдой?       — Хорошо. Предположим, что у него была возможность и было средство, но какой мотив? Хотел подставить Остина? Зачем? Нелюбовь к начальнику — странный повод для убийства.       — И за меньшее убивали, — со знанием дела заметил он, вскинув бровь.       — Согласен, но ты же его видел. По-моему, он та ещё тряпка. К тому же Джина сказала, что они с мужем в последнее время часто ссорились, что он был нервным. Её словам ты веришь?       Поверить в то, что Купер и был нашим убийцей было сложно. Нет, как бы я мог пропустить такое? Не увидеть того, что лежало перед глазами?       А в голове, между тем, вспыхнуло лицо Грейнджер и раздался голос: «может, наша ошибка в том, что мы не туда смотрели?». Я тряхнул головой. Ещё не хватало, чтобы внутренний глас разума обрёл её черты.       — Может, Софи увидела, что Купер делал что-то незаконное?       Я поднял взгляд. Напарник словно прочёл мои недавние мысли.       — Может быть. Но картина вернулась, и у нас ничего на него нет. Многое можно было бы сделать, договориться с директором музея и прочее. Но после нашего вторжения, да ещё и жалобы… Даже думать об этом нечего. Тем более, Грейнджер со своими проверками. Как думаешь, каковы шансы на сотрудничество?       Стюарт тяжело вздохнул. Он рассеянно пошарил взглядом по стенам и потолку, будто там был припрятан ответ на повисший в воздухе вопрос.       — А ты ведь не относил коробку с вещами Софи обратно? Может, мы что-то упустили?       Вытащив из ящика стола коробку, водрузил на его стол. Я и так знал, что ничего мы не пропустили. Да и он сам, судя по его лицу, тоже это понимал.       Тут в дверь постучали, и в приоткрытую щёлку заглянуло гладко выбритое лицо.       — Эм… доброго утра, — проговорил пришедший. Им оказался один из работников лаборатории. — Меня тут попросили отнести вам вот это. Информация по вашему делу.       В щёлку просунулась рука, которая сжимала пластиковую папку. Как только я принял её, парень исчез за дверью.       — Результаты экспертизы? — Стюарт отвлекся от вялого изучения внутренностей коробки и приподнялся из-за стола.       — Ага. На раме картины с птицей нашли три разных вида отпечатков. Один совпадает с отпечатками, оставленными на палочке Софи. Другой — Дэниэла Шоу. А третий, неполный — не опознан. Записку Майклу написал Дэниэл, почерк совпал, но это и так было понятно…       — И чей третий отпечаток? Купера? Может, он нечаянно задел её, когда снимал картину с домом?       — Да, может быть, она ведь висела прямо под картиной с птицей… Так. Ну и что нам это даёт?       Стюарт задумчиво пошарил в коробке с вещами Софи, но по его лицу сразу было понятно, что ничего интересного там не появилось. В дверь снова постучали, и на этот раз на пороге показалась Грейнджер.       — Доброе утро, детектив Миллер, — кивнула она Стюарту, на что тот растянул рот в подобии улыбки, больше походившей на гримасу боли. — Малфой, я пишу отчёт о ситуации в доках.       Она уставилась на папку в моих руках.       — Это что?       — Результаты экспертиз из лаборатории, — ответил я, а Стюарт усердно делал вид, что занимался поисками в ящиках стола.       Она заперла за собой дверь и с интересом уставилась на папку.       — И что? Всё подтвердилось?       — Да, но на раме картины три разных образца отпечатков. Два принадлежат Софи и Дэниэлу, а третий, частичный…       — Куперу? — тут же высказала догадку Грейнджер.       — Неизвестному, — поправил я. — Но это легко проверить. Нужно просто достать его отпечатки.       — Легко только сказать, — поморщилась она и вытянула из рук папку. — Всё интереснее и интереснее…       Грейнджер просмотрела немногочисленные листы и остановилась на том, где была информация об обследовании картины с птицей. Она внимательно вгляделась в фотографию, а потом сказала:       — А вы знали, что имя Аллин переводится как «птица»?       Грейнджер поочерёдно посмотрела на меня и Стюарта. Мы с напарником переглянулись.       — Переводится откуда? — не понял я.       — У каждого имени есть своё значение, — объяснила Грейнджер, изобразив в воздухе кавычку свободной от папки рукой. — Аллин значит «птица». Вроде бы, у этого имени германские корни… Не суть. Но это кое-что проясняет, правда? Вроде как, талисман. Подвеска, картина… Аллин могла сама подарить Остину ту подвеску с птицей, а он вручил её Софи.       — И зачем бы ему это делать? И откуда ты знаешь про имя? — с сомнением спросил я, поражённый тем, что в голове у Грейнджер вообще хранилась эта информация.       — Я искала в интернете информацию о ней. Ну и наткнулась на статью про значение имени. Про неё саму нашлось очень мало, только немного про семью, про фонд отца и всё такое. А про подвеску… Не знаю, просто предполагаю. Но можно точно сказать, что она попала к Софи до убийства Аллин.       — Либо в начале сентября, либо в конце ноября, — вставил Стюарт, и мы с Грейнджер одновременно повернулись к нему. Он продолжил: — Я ведь говорил с отцом Аллин в воскресенье, пока ты был в Бристоле. Он сказал, что они познакомились в конце июля, а в начале сентября уехали на три месяца путешествовать. Подвеска появилась у него примерно в этот период, верно? Когда вернулись, в ноябре, то объявили о помолвке. А после… — он многозначительно посмотрел на меня. — После Остин начал вести себя странно, а у Аллин пропали часы. Помнишь?       — Помню, — кивнул я и глянул на недоумевающую Грейнджер. — Вчера забыл тебе рассказать.       Стюарт наигранно, как бы укоряюще, кашлянул, но я даже вида не подал, что заметил этот жест.       — Понимаю, — кивнула Грейнджер. — Новость о том, что Остин сквиб меня тоже сбила с толку. Там уж не до этого…       — Но я всё-таки думаю, — снова начал Стюарт, — что это произошло до их отъезда. Может, сразу после того, как Остин решил всё бросить, может, чуть позже. Мы не знаем, сказал ли он о своём решении Майклу, но Остин явно понимал, что больше не вернётся, с Майклом общаться не будет, а значит, ему придётся расстаться и с Софи. А они явно ладили, раз она называла его «старым другом».       — Погодите-ка. Этот долбанутый Билли, приятель Софи, сказал, что она и Дэниэл встретились в начале мая, на празднике в честь победы, так?       — Так, — Грейнджер моргнула, а меня переполнило внезапное волнение; такое можно ощутить только в процессе сбора всех деталей дела в единое целое.       — Джина сказала, что фотография для статьи о музее, про какие-то там экспонаты, была сделана в конце мая.       — Точную дату она не помнит, — поддакнул Стюарт.       — Не суть. Главное, что это произошло в течение одного месяца. В конце мая картина уже висела в кабинете Дэниэла, это подтверждает газетная вырезка. Значит, Софи узнала о том, что сделал её отец с Аллин где-то в этом промежутке, так?       — Эм-м-м… — Стюарт задумался, а Грейнджер только вскинула брови и сказала:       — О! Она подарила ему картину именно с этой синей птицей… как подвеска! Значит, она уже давно знала о том, что сделал её отец? Может, почти сразу после их воссоединения? Билли ведь на допросе сказал, что после встречи со «старым другом» она была сама не своя. И думаю, Софи нужно было некоторое время, чтобы нарисовать картину. Откуда бы она ещё могла узнать историю про убийство шестилетней давности, про значение имени Аллин, как не от Остина? Да и в письме он сам об этом написал. Картина — это ответный подарок? Он ей — подвеску, а она ему, спустя шесть лет, картину? На память об Аллин?       — Есть в этом что-то сентиментальное, да? — Стюарт уставился на меня, его глаза расширились.        Казалось, что прошло не чуть меньше недели, а целый месяц. Но я прекрасно помнил наш со Стюартом разговор в прошлый четверг, когда мы забрали из музея образец почерка Дэниэла и картину с птицей. Тогда ещё не было известно о расследовании Поттера и Грейнджер, а сама она так сильно меня взбесила отказом ехать в Уолсингем на встречу с Табитой и Алишей, что я готов был на всё, чтобы вывести её на чистую воду.       — Я был прав. Эта птица что-то значила для них обоих, — кивнул я напарнику, словно в продолжение того разговора.       — И письмо теперь отлично вписывается в цепь событий, — деловито добавила Грейнджер.       — Да, но и подвеска оказалась не бесполезной. Раз уж мы заговорили о том, кто был прав, а кто — нет, мисс Грейнджер, вспомни-ка, что ты сказала тогда? Когда я рассказал тебе про эту птицу после поездки в Уолсингем? — и продолжил деланным тонким голоском: — Только время потерял, бла-бла-бла! — я усмехнулся. — Да и картину ты тоже всерьёз не воспринимала.       — Очень по-взрослому, Малфой, — она смешно сморщила нос. — Это не соревнование.       — Слушайте… — Стюарт внезапно нахмурился. — А могли они придумать что-то, чтобы очистить имя Гранта Остина? Софи и Дэниэл? Софи и без того терпеть не могла отца, как сказали Макдэниэлы, а после такого…       — Думаешь, они хотели добиться его признания? — тут же отреагировала Грейнджер.       — Почему нет? — Стюарт отвёл от неё взгляд. — Он ведь был взволнован в день гибели Софи… Вдруг это связано с Майклом? Что-то пошло не так, и Майкл…       — У него есть алиби на то время, забыл? — напомнил я. — Джим сказал, что Майкл в четверг точно был в Уолсингеме. Они смотрели футбол в баре.       — А, ну да… Англия против Португалии, — он поджал губы. — От него, кстати, не было новостей? От Джима?       — Нет, не было. Но я хотел перезвонить ему на всякий случай. Может, произошло что-нибудь, даже незначительное.       Я глянул на часы.       — Сам позвоню, — сказал Стюарт, приметив мой жест. — Отнесу коробку обратно в хранилище улик, пойду перекурить и позвоню.       Грейнджер стояла молча и, сжимая папку, глядела на Стюарта. От неё, конечно, не укрылось то, как он избегал её взгляда.       — Нам надо добыть образец отпечатков Купера, — медленно проговорила она. — Вдруг… Так, ладно. Ты поможешь мне с отчётом по поводу ситуации в доках? У меня вопрос по поводу того момента, когда сработали Воющие чары.       Стюарт прокашлялся.       — Кхм-м… Пойду-ка я прямо сейчас, позвоню Джиму, — он прихватил коробку, вытащил из кармана куртки телефон, пачку сигарет, зажигалку и вышел из кабинета.       — Ты ещё ничего ему не рассказал, да? — заговорила Грейнджер, когда шаги Стюарта стихли.       — Только вкратце.       — Он даже смотреть на меня не может, — Грейнджер вздохнула. — Как он к этому отнёсся? Хочет помочь?       — Об этом я не спросил. Нет, а ты что хотела-то? Отнёсся хреново, но, наверное, успеет отойти до вечера. А ты что вдруг вспомнила про этот отчёт? Я уже и думать про него забыл.       Грейнджер прошла вперёд и шлёпнула папку с результатами экспертизы на мой стол.       — Ну ещё бы ты помнил, — она вздохнула. — Это ведь не так интересно, да?       — Вот не надо. Мы со Стюартом со своей стороны уже давным-давно всё сдали.       — Шустрые, — скривилась она.       — Значит, будешь весь день тут?       — Мне нужно будет кое-куда съездить, но это ерунда, потом сразу засяду за подготовку документов. В пятницу ведь планёрка, нужно подготовить всю отчётность, — сказала она с нескрываемым сожалением и, небрежно взмахнув рукой, нараспев, словно актриса на сцене, добавила: — Моя работа — не только пить кофе и бегать по всему Лондону в поисках приключений и разгадок. Иногда нужно повозиться с документами.       — Я не виноват, что ты прошляпила сдачу отчёта. Кстати, Стюарт хотел заняться остальными бумажками.       — Могу ему помочь, — Грейнджер села на краешек моего стола, скрестила руки и принялась рассматривать свои лакированные туфли. — Думаю, вместе мы сделаем это быстрее.       Она тяжело вздохнула, покрутила левой ногой так и эдак, словно проверяла, не осталось ли на обуви грязи после прыжков по лужам.       А я подумал: не попросить ли её составить мне компанию? Предстоящая вылазка в Лютный — то ещё развлечение, и соваться туда одному мне хотелось меньше всего. Тем более, как я успел уже понять, у Грейнджер был особый дар убеждения.       — Знаю, прозвучит неожиданно, — я отвернулся, чтобы глянуть на своё отражение в стеклянной дверце шкафа. Пригладил торчащие на затылке волосы. За спиной раздались шаги. — Но ты мне нужна. Если не против.       Раздался удар, скрежет отодвигаемого стола и короткий вскрик боли.       Я обернулся. Грейнджер потирала левое бедро, бормоча проклятья. Она успела пройти через весь кабинет, но по пути въехала в угол стола Стюарта. Несколько листов бумаги, ручки, не первой свежести пустая чашка из-под кофе — всё это полетело на пол. Осколки кружки разлетелись в разные стороны с грандиозным треском.       — Что, слишком сногсшибательное предложение?       Достав палочку, вернул вещи на стол. Кружка, как новенькая, засияла — целая, невредимая и даже чистая.       — Ох-х-х… — прокряхтела она. — Зачем это я тебе нужна?       — Стюарт начнёт готовить документы, а мы потом ему поможем. А тебя я хотел попросить пойти со мной. Романтическая прогулка по самым злачным местам магического Лондона, Грейнджер! Неужели откажешься?       — Вчера я сама тебе это предложила, — она скривилась, по-прежнему потирая ушибленное бедро. — Почему передумал?       — Я ведь предлагаю романтическую прогулку, — напомнил я, на что Грейнджер вскинула брови. — Шучу. Но дважды просить не буду.       Её слова о вчерашней беседе снова навели на мысли о статье в «Пророке». Сукины дети, иначе не скажешь.       — Нет, почему же, я не против. Только мне нужно дописать отчёт о доках. Форд уже спрашивал его, это ведь не рядовая ситуация. Его самого трясёт департамент магических происшествий и катастроф, а ещё нужно отправить копию в отдел неправомочного использования колдовства…       — Да понял я, понял! — я захватил сумку, и мы вышли в коридор. — А что, Билли за это ничего не будет?       — А это уже не наше дело, — отмахнулась она, распахнув дверь в свой кабинет. — Пусть этим занимается отдел неправомочного использования магии.       — Эй, Малфой!       Я обернулся, а Грейнджер уже успела скрыться в кабинете. Навстречу шёл Эдвард Джонс, напарник Тейлора. Даже издалека заметно, что на нём лица не было. Он подошёл почти вплотную, прежде чем заговорить.       — Что?       — Вас Форд хочет видеть, — проговорил он вполголоса.       — Нас?       — Тебя, Миллера и Грейнджер. Слушай… — он сглотнул. — Завтра похороны. Если ты… Все наши идут. Собираемся в десять утра. В холле. Ты в курсе?       Я всмотрелся в его лицо. Кажется, у него появилась парочка новых морщин.       — Соболезную, Джонс. Правда. Тейлор был отличным копом, пусть мы с ним и не ладили.       Он поднял взгляд. Лицо ничего не выражало.       — На том свете это не так уж и важно, — ответил он. Потом подумал и добавил: — Но, думаю, он тебя послал бы с такими сопливыми речами.       — Да, наверное. Послал бы.       Прикусив щеку, Джонс вяло усмехнулся. Ещё мгновение, и он протянул руку, которую я тут же пожал. Не ослабив хватки, он подался вперёд и сказал вполголоса:       — Форд сказал, что ты теперь в деле.       — Мы найдём ублюдка. Обязательно, — кивнул я, на что он, вдруг похлопав меня по плечу, попросил передать информацию о похоронах Стюарту, а после отправился в сторону лестницы и скоро скрылся из виду.       Совсем плох, раз дошёл до того, чтобы хлопать меня по плечам и пожимать руки.       В кабинет Грейнджер вошёл оглушённый. Я не видел тела Тейлора, а завтра предстояло воочию столкнуться с реальностью. Только сейчас понял, что не до конца осознавал: его действительно больше нет на свете. Липкое, до зуда гадкое ощущение того, что на его месте мог оказаться любой, даже в течение сегодняшнего дня, подобралось как никогда близко.       Напоминание Джонса заставило вернуться в сегодняшнее утро. Грейнджер очень старалась, но всё равно было видно, как сильно её задевала гибель Тейлора. В какой-то момент горечь всё равно бы прорвалась, и я полагал, что чем скорее это случится, тем будет лучше для всех. Когда что-то шло не по её плану, когда Грейнджер не имела возможности контролировать происходящее, она начинала не просто нервничать, а могла попросту взорваться. Как тогда, у полицейского участка. Подумать только: начала подозревать Стюарта и Нэнси. И уж это как ничто другое говорило о её взвинченном состоянии.       — Ты в норме? — тут же обеспокоилась Грейнджер. — Это Джонс тебя зацепил? Что он сказал?       — Да так, насчёт завтрашних похорон.       Мы помолчали. Я внимательно наблюдал за ней, но ничто видимое глазу не говорило о повторении утренней вспышки. Разве что она заметно посерьёзнела.       Но я вспомнил и окаменевшее от слов Уизли лицо, когда она стала невольным участником не предназначенной для её ушей беседы. И было похоже, что даже его слова волновали Грейнджер не так сильно, нежели до сих пор разгуливающий на свободе убийца.       — В десять утра, если я правильно помню, — она свела брови и вроде хотела что-то добавить по этому поводу, но сменила тему: — Давай закончим тут и отправимся в Лютный, хорошо?       — Ещё он сказал, что Форд хочет нас видеть.       — Нас? Тебя и меня?       — И Стюарта.       — Он ведь должен скоро вернуться? Ну ладно, давай покончим с этим отчётом. Я уже не знаю, как ему в глаза смотреть. Так, после активизации воющих чар… Что там было?