Пятеро в молчании

      Мне потребовалось секунд десять, чтобы понять, что звук раздавался из-за двери. Кто-то очень упорно, хоть и не громко, выстукивал монотонный ритм.       Тишина.       Открыв глаза, не сразу понял, где находился. Потолок, с жёлтыми разводами и паутиной в правом дальнем углу, точно был не моим. В комнате стояла прохлада, но к коже будто пристала липкая плёнка пота.       Снова стук.       На часах — пять минут восьмого. Вспомнив самые отборные ругательства, я всё же нашёл в себе силы встать, подойти к двери и отодвинуть щеколду. Выглянув в щёлку, увидел веснушчатое лицо Грейнджер.       — Ты что, ещё спишь? — тут она огляделась по сторонам, будто проверяла, нет ли кого на этаже.       — Отличная дедукция, — с вялой бравадой проговорил я, сделав шаг в сторону. Она явно намеревалась войти.       — Прости, но у меня срочное дело, — протараторила она, прошмыгнув внутрь и тут же заперев за собой дверь.       Я пригладил стоящие торчком волосы. Соображалось не очень. Из-за ночных посиделок не чувствовал себя даже немного отдохнувшим.       — Я тут слегка не одет…       Я уже сунул руку в рукав рубашки, но всё равно заметил, как Грейнджер проводила взглядом предплечье с меткой. Ну и пусть смотрит. Будто это было какой-то тайной. Уж точно не для неё.       — Мужчиной в трусах меня не смутить, видала я вещи и похуже, — она взмахнула волшебной палочкой, и воздух в комнате мелко завибрировал. — Так вот, я…       — Показалась бы целителю, Грейнджер. По-моему, у тебя приступ остроумия, — мелкие пуговицы на рубашке отказывались лезть в петли. — И что это ты сделала?       — Одно очень полезное заклинание… Оно блокирует звуки. Думаю, это всё потому, что я слишком много времени провожу с тобой, — она скрестила руки на груди и тряхнула головой. Бледные солнечные лучи заплясали по её волосам.       — Ты… про заклинание?       Грейнджер потупила взгляд, но мне показалось, что её меры предосторожности каким-то образом связаны с фактом нахождения в доме Уизли.       — Про приступы остроумия. Похоже, они заразны.       Мы ещё немного посмаковали эти взаимные шпильки, молча глядя друг на друга. Я — сидя на кровати, одной ногой в штанине брюк. Она — стоя напротив, вздёрнув бровь, будто её кто заколдовал на оцепенение. Потом Грейнджер едва приметно улыбнулась и вскинула подбородок.       — А почему разговор не терпит хотя бы до чашки кофе, а?       — Не терпит он потому, что после нашего вчерашнего разговора меня посетило озарение! — продолжала она, переминаясь с ноги на ногу.       Грейнджер уже была одета для работы — чёрный брючный костюм и белая рубашка, застёгнутая под самое горло, на ногах — лакированные туфли на низком каблуке. Да и волосы её снова были гладкими и блестящими.       — Озарение, значит, — натянув до конца брюки и справившись с ремнём, сказал я. — А почему, изволь спросить, удовольствие выслушать его с самого утра досталось именно мне?       — Потому что ты натолкнул меня на эту мысль. А теперь заткнись и слушай. Помнишь, ты вчера сказал что-то там про то, что у меня в голове хаос?       — Мне должно льстить, что мои слова подстёгивают твои умственные способности?       Грейнджер сощурилась, словно размышляя над этим предложением, но не стала отвлекаться от дела и продолжила:       — Я подумала, а вдруг… вдруг все эти ограбления не то, чем кажутся?       — В каком смысле?       Последняя фраза заставила мозг наконец-то включиться. Несколько часов назад я задался вопросом: зачем бывшим пожирателям был нужен переполох в магическом сообществе? И бесился над очевидностью дурацкого вывода, который и стал причиной бессонницы — кое-кто мог захотеть вернуть потерянные расположение и доверие. Но если за этими событиями действительно скрывалось что-то другое… Нет, даже эта её попытка взглянуть на дело под другим углом ни коим образом не могла соединить два разрозненных кусочка пазла в единую картину. Я не спешил делиться с ней своими ночными измышлениями.       — В прямом! — торжественно продолжила она, сунув руки в карманы брюк. Было видно, что её распирало от переполнявшего воодушевления. Совсем как тогда, в баре, когда она выяснила, кем был Дэниэл Шоу.       — В хаосе… и есть смысл? — припомнил я её ответ на вчерашнее замечание.       — Именно!       — Аргументы?       — В самих ограблениях нет никакого толка: это факт. Деньги из этих банков никак не потратить, они в розыске. Обменять на волшебные тоже нельзя. Зачем грабить банк, если после этого нельзя потратить деньги? Глупость! Похоже, что делалось это всё не из-за денег! Понимаешь?       — Допустим.       Над правым глазом угнездилась тупая боль. Я потёр лоб. Грейнджер сделала несколько шагов вглубь комнаты, взялась за спинку стула и, ловко развернув его, уселась, закинув ногу на ногу.       — Не из-за денег и не из-за мести, это слишком сложно. Не для захвата власти, для этого нужны люди, много людей, — перечисляла она, загибая при этом пальцы. — Да и прежнее положение этим тоже не вернуть. Но должна быть какая-то цель, какая-то ощутимая… м-м-м… выгода. Это твои слова. С первого взгляда это и правда сплошная суматоха, неразбериха и скандал! А вдруг всё так и должно быть?       В комнате повисло молчание. Грейнджер сияла как начищенный галеон, будто уже раскрыла дело и теперь просто тянула момент, чтобы насладиться своей гениальностью. Эта привычка была просто нелепой. И если бы не серьёзность темы, наверное, позволил бы себе улыбку.       — Устроить шумиху… — кивнул я. — Имеешь в виду, это отвлекающий манёвр.       — Вчера ты задал отличный вопрос, — закивала Грейнджер, — который не давал мне покоя. Кто станет так рисковать и действовать так топорно?       Грейнджер требовательно уставилась на меня, нетерпеливо пристукнула каблуком, а потом подалась вперёд, сместившись на самый краешек стула.       — Да, я понял тебя. Создать хаос — это и есть цель. Вернее, способ добиться этой цели. Кому-то нужно было отвлечь внимание от чего-то другого. Но… это слишком. Слишком сложно, нет? И ещё. Как же эта ваша теория «развалить союз волшебников и маглов»?       — Это верно, но только с одной стороны, — тут же ответила Грейнджер, будто у неё был готов ответ на любой вопрос, который мог прийти мне в голову. — Но подумай вот над чем. Почему именно ограбления, а не что-то с большим количеством жертв?       — Что ты имеешь в виду? Что у грабителей есть моральный кодекс: не убивать?       — Нет, — Грейнджер откинулась на спинку стула и скрестила руки. — Но он есть у тех, кто нанял этих грабителей. Вернее, им это просто не нужно. Слушай, я приоткрою окно? Такое чувство, что здесь несколько лет не проветривали.       — Ну и что это нам даёт, мисс детектив? — с насмешкой уточнил я, глядя на Грейнджер. Вернее, на её спину.       Она поднялась, смахнула в сторону штору. В воздух взвилась целая туча мелкой пыли. Прохладный воздух влетел в комнату, а Грейнджер закашлялась.       — Ты что… кхм-м… Идиот? — сквозь кашель пробормотала она. — Никто и не хотел по-настоящему разрушать сотрудничество между маглами и магами, как же ты не поймёшь? Если бы кто-то хотел это сделать, почему не выйти на Трафальгарскую площадь и не начать метать Непростительные в каждого прохожего, а потом просто трансгрессировать?       Я и правда чувствовал себя таковым. Влиться в мыслительный поток Грейнджер никак не получалось. Между тем, она снова опустилась на стул, закинула ногу на ногу и поёжилась.       — И почему?       Она никак не отреагировала на эти слова. Она только посмотрела на меня снизу вверх и вскинула бровь, но голос её смягчился.       — Наша ошибка в том, что мы не туда смотрели. Мы поступили точно так, как и было запланировано теми, кто всё это организовал. Раздули из этого чёрт знает что, а нужно было изначально понять, что всё это просто мишура. Мы переоценили планы противника, и он добился того, чего хотел.       Боль над правым глазом усилилась.       — Как в квиддиче, — заметил я. В словах Грейнджер определённо было здравое зерно, объясняла она очень слаженно. — Отвлечь противника, сбить его с толку.       — М-да, что-то вроде этого, — Грейнджер нахмурилась. — И вот ещё о чём я подумала. Ограбления производились максимально дерзко и открыто, будто кто-то намеренно подсовывал нам это расследование.       — А ты не накручиваешь?       — Сам посуди. Например, — Грейнджер запрокинула голову и покачала ногой в лакированной туфле, — средь белого дня. Как тебе? Зашли и вышли, никто ничего не понял. Спохватились только тогда, когда техника начала барахлить. Или вот, последнее. Ограбление в вечер осеннего бала! В другой раз я бы даже нашла это остроумным.       — Остроумным?       — Да, — она скривила губы. — Вообрази. Пока в Министерстве проходит мероприятие, организованное с целью поддержки сотрудничества между маглами и магами, кто-то из волшебников грабит магловский банк! Это самая настоящая насмешка! Наглая и унизительная насмешка не только над Министерством, но и над всем, что мы сделали для сотрудничества с маглами.       На какую-то пару секунд её одолел праведный гнев. Она так сильно сжала зубы, что я почти что услышал их скрип.       — И это, между прочим, стало последней каплей, — продолжила она, справившись со своими эмоциями.       — В каком смысле?       — В прямом, Малфой, в прямом! В воскресенье, после того, как я побывала на месте последнего ограбления, мы с Гарри поговорили с Кингсли… то есть, с нашим министром. Он сказал, что дело плохо, и кое-кто с другой стороны поговаривает о том, чтобы свернуть программу сотрудничества, раз министерство магии и департамент правопорядка не в состоянии выполнять свою работу.       — Ты говорила, что Министерство не в курсе ваших дел, — напомнил я.       — Так и есть, — кивнула Грейнджер. — Технически, никто и не знает. Где-то через месяц после того, как начались ограбления, мы с Гарри говорили с министром.       — Про шпиона…       — Да, про него, — Грейнджер аккуратно заправила прядь волос за ухо. — Что кто-то хочет подорвать репутацию Министерства и навредить программе сотрудничества. Это была лишь теория, голые догадки. Тем более, наша идея о виновности чистокровных ему не понравилась, и, естественно, он не захотел поднимать в Министерстве панику и в открытую поручать кому-то подобное дело. Начались бы преследования чистокровных, подозрения… А ведь в Министерстве уже пару лет разрабатывают программу реабилитации — и тут такое. Сам понимаешь, как бы это выглядело. Тем более, если бы эта догадка просочилась в массы… — Грейнджер закрыла глаза и вздохнула, — то все наши действия, которые мы могли бы предпринять, полетели бы к чёрту ещё до начала расследования. Шпион… или шпионы, конечно, узнали бы об этом. Как ты сам видишь, у нас было много причин, чтобы скрывать сам факт подобного расследования. Мы собрали команду из доверенных лиц, выстроили теорию, попробовали найти какие-нибудь доказательства…       — Да, я помню эту замечательную идею «Малфой и есть шпион», — закивал я. — Простите, что разочаровал.       — Не ёрничай, — нахмурилась она. — Да, ты был подозреваемым. Теперь — нет. Я думала, мы решили этот вопрос.       — Решили.       Что, впрочем, не мешало мне вспоминать все те странные выходки и унизительные вопросы, коими Грейнджер пыталась вызнать, виновен ли я в шпионаже или нет.       — Отлично, — равнодушно бросила она, смахнув со своего колена несуществующую пылинку.       — И теперь ты считаешь, что вся штука с ограблениями не что иное, как отвлечение внимания от чего-то другого.       — Настоящей цели, — закивала Грейнджер и бросила взгляд на наручные часы. Я проделал то же самое. Почти пятнадцать минут восьмого.       — И в чём же состоит настоящая цель?       — Я не знаю, — она шумно выпустила воздух и внимательно посмотрела на меня. — Пока что. Это и предстоит выяснить. С твоей, надеюсь, помощью.       — Конечно, я ведь сказал, что помогу. Кроме Нотта, нет пока больше идей?       — Нет. У меня вообще больше нет никаких идей, — она заметно скисла, но только на пару секунд. Почти сразу же вскочила со стула и закусила губу. — Может, от нас пока и скрыт смысл происходящего, но… мне всё время кажется… это происходит потому, что мы упускаем из вида что-то очень очевидное. Понимаешь? Что-то лежит на поверхности, какая-то мелочь, прямо перед нами, но мы этого не видим. А если увидим, то сразу всё станет понятно…       — Если бы не одно «но».       — Какое?       — Тейлор, — Грейнджер замолчала и даже рот приоткрыла, но не издала ни звука. — По твоей версии, организаторы не хотели убийств.       — Это… случайность?       — Слушай, — перебил её я, — по вашей версии, его убили потому, что он что-то знал. Догадался о шпионе или ещё о чём-то, связанном с этими ограблениями, и решил что-то предпринять. Так?       — Ну… ты вчера сказал, что ему кто-то мог… отомстить? Из-за других дел?       — Для начала расскажи мне, как обстояло дело, начиная с пятницы. Почему Форд передал информацию о драке в комиссию? Ты как-то замешана в этом?       — Да. Это я попросила его сделать это.       Мысленно поставил галочку. Похоже, ночные измышления шли в верном направлении. Я пересказал ей свои догадки о Тейлоре, и всякий раз она согласно кивала, сопровождая каждое предложение короткими комментариями.       — Мы подумали, что Тейлору не стоило привлекать к себе твоё внимание. Дело передали детективу Кларку, он ведь тоже в курсе расследования. Формально, Тейлор продолжал работать с нами, но Гарри решил, что его стоит держать подальше от тебя.       — И его попросили пойти в отпуск, — добавил я и усмехнулся. Вспомнил слова Тейлора, которые он произнёс в ту злополучную пятницу.       И теперь казалось, что за его «всё зубоскалишь? ну-ну» и «думаешь, ты самый умный?» скрывалось кое-что большее, чем просто попытка осадить противника. Некое предупреждение, что «зубоскалить» и «умничать» мне осталось не долго. И думалось, что не останови его Форд в тот момент, то он обязательно ляпнул бы что-нибудь лишнее.       — Тебе смешно?       — Нет, это я так… Кое-что вспомнил. К чему это я, собственно. Логично было предположить, что его смерть как-то замешана в деле. Но он никому и ничего не сказал, не было никаких записей. Это странно, так? А что, если он действительно ничего не узнал?       — К сожалению, он не может подтвердить этого, — проговорила Грейнджер и потёрла лоб.       — Но всё об этом говорит, — настаивал я. — К тому же, он был жив как минимум четыре дня, учитывая, что к прошлой пятнице от него уже не было известий в течение двух суток, а воскресенье утром его нашли в реке с дыркой в голове. Зачем оставлять его в живых, если требовалось попросту убрать свидетеля?       — Н-да, не поспоришь… Но у нас ещё есть Нотт, который как-то мог прознать про Тейлора…       Между её бровей появилась маленькая складка.       — Не стыкуется, Грейнджер. Зачем он ему живой? Это, кстати, твои же слова.       — Да, я помню… и тоже не понимаю, зачем его держали столько дней. Сначала я подумала, что что-то произошло, в воскресенье, и поэтому…       Она словно превратилась в статую, но глаза при этом расширились. Будто в голову ей влетела какая-то невероятная мысль.       — Слушай, Малфой… — голос её стал напряжённым.       — Ну?       — А ты… ни с кем не обсуждал моё появление? — она вздёрнула бровь. Её тон мне не понравился.       — Нет, не обсуждал.       — Тейлора убили в воскресенье. Как раз после того, как я рассказала тебе о расследовании. Тебе не кажется, что тут есть связь?       — Поверить не могу, Грейнджер, что ты снова меня обвиняешь! Как же твоё чёртово доверие?       — Я тебя не обвиняю! — повысила она голос. — Я хотела спросить, не говорил ли ты Стюарту! Или ещё кому!       — И когда бы я это, по-твоему, сделал? Кому мог рассказать? После этого разговора мы были в Министерстве все вместе, и я ни с кем не говорил, наедине со Стюартом не оставался. А потом мы с тобой уехали в Бристоль! А потом…       — Ну да, — задумчиво покивала Грейнджер, казалось, даже не заметив моего пристального вопросительного взгляда. — Потом ты надрался на пару с Забини. С кем ты ещё пересекался в воскресенье? Только с нами троими?       — Может, Забини тут как-то замешан? Его, случайно, не подозреваешь?       — Перестань, — обрубила она, глянув исподлобья. — Это ведь не шутки, да?       — В воскресенье утром приходила Нэнси. Мы ссорились. Я говорил об этом вчера. Но мы говорили до нашей с тобой встречи, а после я увидел её только вчера утром, на пару минут. Я физически ничего и никому не смог бы рассказать!       Я был совершенно уверен, что ни Стюарт, ни Нэнси никаким образом не смогли бы прознать о Грейнджер и истинной причине её появления. Но всё же… нечто липкое заворочалось в желудке. Разве мог я что-то упустить? Нет, точно нет.       — Ну и что? Вопросов больше нет? Чего этим добилась?       — Не знаю… не знаю! — она вскочила на ноги так резко, что я, стоящий перед ней, чуть было не повалился на кровать. Так же резко, как и вскочила, она рухнула на стул и вцепилась пальцами в лицо. От них на щеках остались красные вертикальные следы.       — Успокойся!       — Я спокойна, абсолютно!       Но злобное пыхтение выдавало её с головой.       — Худшее, что ты сейчас можешь сделать — это выйти из себя. Как ты этим поможешь Тейлору?       — Ему уже ничем не поможешь, — пробормотала она и отвернулась к окну. На стекло упали несколько дождевых капель.       Откровенно говоря, я понятия не имел, что бы ей такого сказать, чтобы привести в чувства. Что там обыкновенно говорят по такому случаю в фильмах? Всё будет хорошо?       — Это так, ему всё равно, — медленно проговорил я. — Перефразирую. Как ты своими истериками поможешь делу?       Грейнджер промолчала. Она продолжала смотреть в окно, облокотившись на поверхность стола и водя ногтем большого пальца по нижней губе. Взгляд её при этом стал стеклянным.       Какая-то секунда — и Грейнджер будто очнулась от оцепенения. Она подняла взгляд.       — Да, ты прав. Никак. Извини, я…       — Не надо извиняться, всё нормально. Оставим Тейлора до тех пор, пока твои приятели не накопают что-нибудь.       — Надеюсь, они…       Она не договорила, взглянула на наручные часы. Мои показывали тридцать семь минут восьмого.       — Опаздывать нельзя, — проговорила она уже спокойно. — Собирайся, через двадцать минут уходим.       Тут Грейнджер бросила настороженный взгляд на дверь, потом — на меня.       В коридоре отчётливо послышались чьи-то шаги. Из-за двери раздался голос Уизли.       — Малфой, ты там?       Воцарилась тишина. Грейнджер выкатила глаза и вскочила со стула.       — Какого чёрта ему… — прошипела она в сторону двери и заметалась по комнате, как воробей в клетке.       — Он ведь нас не слышит, так?       — Нет, но…       — Малфой? — снова раздался его голос. — Мне надо с тобой поговорить.       — Ты что такое делаешь? — не понял я, глядя на то, как она засуетилась.       — Чёрт-чёрт-чёрт! — Грейнджер подскочила к шкафу, рывком открыла дверцу — но тут же закрыла. — Откуда у них столько барахла? И на кой-чёрт им нужны все эти чемоданы?       — Ты что… прячешься? От него? — я не смог сдержать усмешки. Это было просто нелепо!       — Хватит ржать, Малфой!       — Да что с тобой? Ну узнает он, что ты здесь. Какая разница? Или ты боишься его? Мы же ничего такого не сделали.       — Ох, заткнись, прошу! Дело вовсе не в том, что я его боюсь! Но он точно может как-то не так понять, а мне и вчерашнего хватило! Как и всем! Нам ещё работать вместе, и…       — …и зачем лишний раз пинать дерьмо, если оно пока что не воняет, — с пониманием кивнул я. — Трансгрессируй к себе. Вы же здесь колдуете, разве нет?       — Нельзя трансгрессировать внутри этого дома, — делая акцент на каждое слово, проговорила она. — Джинни этого терпеть не может, и наложила антитрансгрессионное заклинание, а снимать отказывается!       — Похоже, придётся тебе лезть туда, — театральным жестом я указал на кровать. — Или в чемодан. Кстати, я бы посмотрел, как ты это будешь делать.       — Даже интересно, — Грейнджер прекратила свои метания по комнате. Остановившись и уперев руки в бока, она спросила, со всей возможной едкостью в голосе: — И за что тебя ненавидят? Даже ума не приложу, что же с тобой не так!       — Как ты вообще получила эту работу, если не в состоянии сделать элементарные умозаключения? И да, поторопись, не то Уизли уже заждался. Хотя, ты можешь остаться на месте и повести себя как взрослый человек.       Ни слова на это не сказав, в чистом и без единой складочки костюме, она встала на колени, потом опустилась на живот, и заползла под кровать. Едва блеснула и скрылась лакированная туфля, как раздался глухой стук — но уже не из-за двери. Похоже, она приложилась головой о кроватное дно.       Из-под кровати вылетели два комочка сероватого пуха и одно тихое, но очень смачное ругательство.       — Не забудь потом помыть язык с мылом, дорогуша.       Ответом было грозное шипение.       Я распахнул дверь после третьего стука, пригладив волосы. Уизли, с лёгкой щетиной на щеках и с мрачным неодобрением во взгляде, оглядел меня с ног до головы.       — Хочу с тобой поговорить, — сказал он, сунув руки в карманы джинсов.       — Это я уже понял, — я облокотился о дверной косяк с самым, как мне казалось, беспечным видом. — Что надо?       — О Гермионе.       Я замешкался. А Грейнджер под кроватью, наверное, вся превратилась в слух.       — М-м-м… Может, позже?       — Нет, сейчас. Я войду?       — Не уверен, что смогу поддержать этот разговор. Да и не особо хочется мне с тобой говорить. Особенно с утра.       — Тебе говорить ничего и не нужно. Только послушать. Это важно.       Весь его вид говорил о серьёзности намерений. Естественно, этот разговор не был предназначен для ушей Грейнджер, и после него их отношения вполне могли испортиться.       Улыбнувшись, я сделал шаг назад и распахнул дверь пошире, жестом пригласив его войти.       — Конечно, Уизли. Если это настолько важно, то я готов выслушать всё, абсолютно всё, что ты хочешь мне сказать о Гермионе. Не стесняйся в выражениях, умоляю.       Уизли глянул с недоверием, но вошёл. Внимательно оглядел комнату, а после того, как захлопнулась дверь, он сделал то же движение палочкой, что и Грейнджер.       — Не хочу, чтобы нас слышали.       — Ну разумеется. Так что там у тебя за разговор?       Он скривил физиономию, будто ему в глотку попал смердящий сок, и покрепче сжал палочку. Я сделал вид, что не заметил этого жеста.       — Я не имею понятия, что между вами происходит, но…       Уизли приподнял брови, разглядывая стены. Я обернулся к окну, туда, где ещё минуту назад сидела Грейнджер. Не оставила ли следов своего присутствия? Подушка на стуле немного примялась, но в остальном ничего не говорило о том, что в комнате побывал кто-то ещё.       — Ничего между нами не…       — Это о работе, — перебил Уизли. — О вашей с ней работе. Самонадеянно с твоей стороны думать о чём-то другом.       Я не мог видеть себя со стороны, но был уверен — физиономия моя была совершенно дурацкой. Признаться, я ожидал, что он поднимет тему бала или ещё чего-то в этом духе.       — Допустим. И что с ней, с этой работой?       — Это проблема. Большая проблема. Гермиона ничего не видит и не слышит, если это не касается работы. Ничто, кроме неё, её не волнует, — сказал Уизли, и вдруг резко сменил тон. В голосе зазвучали ноты ядовитой насмешки. — Я так понял, что вы неплохо…. кхм, даже странно произносить это вслух. Похоже, вы неплохо сработались? Она тебе даже доверяет. Иначе не притащила бы сюда.       Уизли замолчал, будто ждал какого-то ответа. Между тем, в комнате заметно потемнело, а из распахнутого Грейнджер окна потянуло прохладой.       — Да, сработались, — кивнул я. — За исключением того, что она обвиняла меня в шпионаже. А так конечно, друзья-приятели. Что-то я не пойму тебя, Уизли, может, перейдёшь уже к делу? Тебя беспокоит, что она мне доверяет или то, что я испорчу твою хорошую девочку?       Я усмехнулся. Он задумался. Грейнджер под кроватью лежала тихо.       — Нет, не совсем, хотя это уже ближе к сути. Я хочу, чтобы ты прекратил поощрять её в этом.       Мы уставились друг на друга. Я — недоуменно. Уизли — настойчиво.       — Конкретнее.       — Поощрять в работе! То вы встречаетесь по работе в пятницу вечером, то она срывается из-за твоего звонка в воскресенье утром и пропадает на целый день, а потом возвращается сама не своя. Она может сутки просидеть над документами или мотаться по всей Англии за какой-нибудь зацепкой. Это ненормально, ты понимаешь? Она должна когда-нибудь отдыхать. Всему есть предел. Если для тебя это норма, то я так не считаю. У нас почти семья, и…       — Семья? — не удержался я, поражённый его самоуверенностью. А Грейнджер, наверное, задохнулась от возмущения. Мне то и дело казалось, что она с минуты на минуту вылезет из-под кровати, чтобы прояснить некоторые моменты. — Она ведь тебе отказала? Или я ошибаюсь? По-моему, брак заключается по обоюдному согласию. И я думаю, что семья — это последнее, что ей сейчас нужно.       Сказав это, даже подивился тому, что в собственном голосе услышал гневные ноты. На самом-то деле, мне думалось, что Грейнджер преувеличивала, когда говорила о том, что друзья вмешиваются в её дела. Но я определённо недооценил ситуацию, думая, что она попросту своенравничает.       А ещё подумал о том, что Грейнджер, видимо, не посчитала нужным поведать о своей вылазке в полицейский участок ночью того же воскресенья.       — Ого, Малфой, — услышав мои слова, Уизли будто окаменел, но только на мгновение. На его лице зазмеилась саркастичная усмешка. — Ты провёл с ней бок о бок неделю и считаешь, что знаешь её? Что ей нужно? Помнится, ты её грязнокровкой звал и за человека-то не считал. А теперь берёшься рассуждать? С каких это пор ты специалистом стал, а? Не льсти себе, что что-то понимаешь. Она терпит твоё присутствие только из-за работы. Я ведь сказал, она на всё ради неё пойдёт, даже на общение с таким, как ты. Возможно, она немного тебя жалеет. Такая уж она, наша Гермиона. Домовых эльфов, например, тоже жалела. Да и… не пойму. Разве тебе есть дело до того, что ей нужно?       — Нет. Мне до этого нет дела, — отшатнувшись, сказал я. Уизли выглядел так, будто готов был ударить. — Но она взрослая девочка. И сама знает, что для неё лучше. И что-то я не уловил, при чём тут я?       — При том! — вдруг рявкнул он. — Она не знает меры, а ты её поддерживаешь! Рабочие вопросы решаются в рабочее время, а не по воскресеньям и не двадцать четыре часа в сутки! Все вокруг стараются втолковать ей, что так она долго не протянет, но тут появляешься ты, такой же помешанный, и поощряешь её! А она и рада стараться! Мне плевать, что будет с тобой, но она мне не безразлична! Гермиона не должна торчать на работе круглые сутки, да к тому же… в такой компании. Тебе никогда не понять ни её, ни того, что с ней происходит.       Он сделал паузу. Слова о том, что я неподходящая для Грейнджер компания почти никак не задели, уж это точно не его дело, но…       Может, Грейнджер чем-то больна? Или вообще беременна? Это имел в виду Уизли под фразой «то, что с ней происходит»? Хотя, такое вряд ли бы стали скрывать.       Но эта мысль оказалась неприятной даже в большей мере, чем можно было ожидать.       — Я тебя понял, — спокойно ответил я, размышляя, что думала по поводу услышанного Грейнджер. Надо было отдать ей должное. Из-под кровати не раздавалось ни звука. — Но я не могу приказать ей пойти домой в пятницу вечером, если у неё другие планы. И то, как она проводит своё свободное время не моё дело. Хочет работать по выходным, так пусть работает. Я её не заставлял. А в воскресенье у неё и без моего звонка было чем себя занять. И я точно знаю, что это была не прогулка в парке. В любом случае, тебе следует поговорить об этом с ней.       — Не надо говорить, что мне нужно делать!       — Не надо лезть ко мне с проблемами своей, как ты изволил выразиться, семьи!       — Ты здесь только потому, что нам нужна помощь. Какие времена, такие и меры, — с издёвкой продолжил он, не обратив, казалось, никакого внимания на мои слова. — А ты, как пожиратель смерти, знаешь о подобных себе гораздо больше. Надеюсь, что скоро всё это кончится, и твоей холёной рожи мы больше не увидим. Хотя, уже не такой холёной, да? Бывай, мистер печально известный.       Уизли развернулся и направился к двери, а мне стоило большого труда сдержаться, чтобы не вытащить из-под подушки палочку. Он уже положил руку на дверную ручку, раздался щелчок замка.       — Чёрт возьми, как остроумно, — сердце забилось где-то возле кадыка. Упоминание о треклятой статье, тем более, из его уст, ужалило самолюбие. — Конечно, я лгу. Скучно, Уизли.       — А я тебя и не развлекать пришёл.       — Тогда задумайся вот над чем: может ей больше нравится проводить вечер пятницы со мной за работой, а не дома и с тобой?       Он замер. Развернулся, не отпуская ручки — лицо скорчилось в злобной гримасе, по шее поползли красные пятна.       — Ты болван, Малфой. Чего ты вообще хочешь? С помощью неё получить повышение? Втереться в доверие и воспользоваться её положением? Этого не будет, как ты не старайся.       И он вышел из комнаты. Я прислушивался к его удаляющимся шагам, а когда он стал спускаться по лестнице, запер дверь на щеколду. Из-под кровати не раздавалось ни звука.       — Грейнджер.       Послышалось шуршание, потом появилось бледное лицо. Одна половина тела — снаружи, другая же оставалась под кроватью. Её волосы растрепались, к ним налипли серые пушистые комки.       — Вылезай оттуда.       Я протянул ей руку, но она справилась сама. Словно то был какой-то вызов. Поднявшись на ноги, оглядела свой чёрный костюм, который теперь украшали пыльные пятна, будто ссадины.        — Собирайся скорее, — сказала она, водя над своим нарядом палочкой. — Я буду внизу.       — Ни одного комментария? — я поглядел на Грейнджер, на раскрасневшемся лице которой отражалось странноватое выражение. То ли смущение, то ли злость.       — Нет, — она направилась в сторону двери, и я видел только её напряжённую спину.       — Стой.       Она замерла. Но её трясло — да так, что палочка в опущенной руке то и дело подёргивалась. Пару секунд спустя, очевидно, взяв себя в руки, Грейнджер повернулась.       — Мне жаль, что он позволил себе подобное, — чётко проговорила она. Но я заметил, что глаза у неё словно помутнели, и, вроде бы, даже покраснели. Может, пыль? — Я постараюсь принять меры, чтобы…       — Мне плевать, что он там наплёл. А ты… в порядке вообще?       Мы неотрывно смотрели друг на друга, и каждый будто ждал чего-то от другого. Казалось, от неё веяло жаром, но краснота с лица сошла, и теперь Грейнджер была бледна как никогда. Мутноватые глаза казались не просто тёмными, а чёрными.       — Малфой хочет поговорить по душам? — она постаралась, чтобы её голос звучал беспечно, но это ей не удалось. — А как же твоё правило, не говори со мной о личном или как-то так?       — Нет, говорить с тобой по душам я не собираюсь, — ответил я, сделав вид, что не заметил откровенного ехидства в тоне. Хотел было добавить, что почти уже привык к её беспардонной особенности плевать на всякие правила, но вместо этого равнодушно заметил: — Я хочу быть уверен, что ты сегодня в состоянии выполнять свои должностные обязанности.       Её губы дрогнули, словно она хотела ещё что-то сказать, но промолчала. Она опустила взгляд. Похоже, Грейнджер всё-так ждала каких-то слов утешения.       — Знаешь, что я думаю по этому поводу?       Она тут же подняла голову, глаза недоверчиво распахнулись.       — М-да, предполагаю, — Грейнджер горько усмехнулась, шмыгнула носом и потёрла кончик носа указательным пальцем. Он едва приметно порозовел.       — Думаю, — невозмутимо продолжил я, — что для человека, которому всё равно, что о нём думают, ты слишком много беспокоишься о чужом мнении.       Не хотелось видеть её такой, растерянной и слабой. Я понятия не имел, как себя вести. Лезть Грейнджер в душу и выпытывать у неё причины такого поведения не собирался, но жалкий вид вызывал странные чувства. Если бы кто-то попросил описать это чувство, то я определил бы его как беспокойство. Даже большее, чем тогда, после бала, когда она пускала слезу, и опять же — по поводу своего приятеля.       Но вот что было непонятно. Похоже, Уизли на полном серьёзе считал её своей… невестой? Подругой? Сама же Грейнджер никак не обозначила их отношения, да и вела себя, мягко говоря, не так, как ведут себя любящие девушки. Чего только стоила её выходка в атриуме Министерства! Перед Уизли она выделывалась так, что даже Нэнси не смогла бы её переплюнуть. Да к тому же, не просто втянула своего приятеля в ложь, но ещё и солгала об измене.       — Сосредоточься на работе. Если она ещё в рамках твоих интересов, как ты не устаешь говорить.       — Хорошо, — неожиданно мягко согласилась она.       Откуда-то из глубины дома раздался голос подружки Поттера, Джинни. С некоторым беспокойство в тоне она выкликала имя Грейнджер.       — Похоже, тебя потеряли. Сначала я пойду. Проверю, не караулит ли там Уизли.