Not Fast Enough

Две недели. Столько времени проходит, прежде чем Гамильтон вновь видит Джефферсона на работе. Весь состав выдыхает с облегчением когда он возвращается, просто потому что без него они тонули в работе. Гамильтон ни с каким облегчением не вздыхает. На деле, он подчеркнуто игнорирует Джефферсона. Всюду. В светских беседах, разговорах о бизнесе, взглядах, в чём угодно. Да, он настолько мелочный. Так они выживают неделю. Забавно то, что весь остальной состав, похоже, готовится к ядерной войне. Они смотрят и шепчутся каждый раз когда Гамильтон и Джефферсон проходят мимо друг друга, едва соприкасаясь. Не покидает ощущение, что строятся бомбоубежища. Вздох облегчения превратился в зловещее предзнаменование нависающее над всем зданием. Каждый задержал дыхание, ожидая когда упадет капля, что переполнит стакан. В один день, это случается. Начинается все довольно обычно. Гамильтон в своей машине, в обычной утренней пробке, с чувством крайнего нетерпения. Многие водители обмениваются неприличными жестами. Все сигналят. Все хотят просто добраться до работы вовремя и в сохранности. Гамильтону нужно полсекунды чтобы начать материться и проклинать человека который только что подрезал всю пробку, проехав между двух рядов на мотоцикле. Большая часть его возмущения обусловлена тем, что Гамильтон раньше делал то же самое. До того момента когда он врезался в лося и полностью прикончил свой мотоцикл. Порами, он встречал Джефферсона, ехавшего в том же направлении, и они соревновались, избегая открытых дверей машин и смеясь над теми кто орал на них. Подождите, да это Джефферсон! Это тот маджентовый мотоцикл который стал ему так знаком. Торс Джефферсона, затянутый в чёрную экипировку с вставками того же раздражающего цвета, что и байк, был незабываем для Гамильтона. Его волнение превращается в ярость. Джефферсон несильно старается избегать двери машин. Он превышает скорость, гоня по центру полос автомагистрали. Он мог бы убить себя. Иронично. Гамильтон помнил как Джефферсон отчитывал его в больничной палате. Придурок. Ты должен быть мёртв. Руки Гамильтона сжимаются на руле. Джефферсон сдохнет как только он доберётся до работы. В секунду когда дверь лифта открывается, Гамильтон начинает орать, не беспокоясь о том, кому он мешает: — Джефферсон! Томас Джефферсон! Ты, безответственная задница! Ты где?! Все указывают ему на офис Джефферсона с распахнутыми глазами. Через две секунды, Гамильтон влетает туда, бросая кейс и пиджак в сторону, напирая на Джефферсона и тыкая ему в грудь своим пальцем. — Ты пытаешься убить себя? — вопрошает он, яростно смотря вверх. Брови Джефферсона сходятся вместе. Он не отступает ни на шаг. — О чем ты? — Ты. Гнал свою задницу по шоссе. Одна дверь задела твоё заднее крыло в пяти футах от меня, настолько ты был близок к смерти. Он фыркнул и оттолкнул руку Гамильтона. — Ты не имеешь права так со мной говорить после того как загремел в больницу, мчась больше ста миль в час. Руки Гамильтона трясутся пока он защищает себя: — Это другое! То была заброшенная дорога! Там не было никого, кроме меня! Я не рисковал никем, кроме себя! А ты? Что было бы если бы ты забрал чью-нибудь дочь за собой? Ребёнка? Мать? Отца? Брата? Ты ведь теперь знаешь каково это! Почему ты рискуешь причинить кому-то ещё ту же боль? — Гамильтон, — голос Мадисона перебивает его. Гамильтон даже не заметил, что тот сидел на стуле напротив стола Джефферсона с того момента как он вошёл. — Перебор. Гамильтон поднял взгляд на Джефферсона. Слезы уже начали стекать вниз по его лицу, а глаза смотрели куда-то вдаль. — Блять, — он шепчет, немного отступая. — Томас… — он тянется рукой и вытирает ему слезы, — Томас, посмотри на меня, — говорит он, и тянет его голову вниз, чтобы их взгляды встретились. — Никто не пострадал. Всё хорошо. Просто не веди себя больше так безрассудно. И я тоже не буду. — Какого хрена тебе это важно? — наконец выплевывает Томас. — Просто. Мне важен ты. Ублюдок. Ненавижу тебя за это, но это правда. Мне важно чтобы ты был счастлив и доволен. Я ненавижу видеть тебя таким… — Гамильтон указывает на него. — Даже твои волосы сдулись. Томас тянет руку вверх и на пробу взбивает свои волосы. — Бредятина. — Я говорил тебе раньше и я повторю. Твои волосы странно соединены с твоими эмоциями и это немного пугает. Проходит секунда. — Я не имел это ввиду, — мягко говорит Томас. — То, что ты мне не важен. Ты просто так выбешиваешь иногда? Медленная ухмылка расползается по лицу Александра. — Выбешиваю или выбешиваю? — Что это вообще должно значить? — спрашивает Томас. — Ты такой гей. — Я женат. — Гей. — На прекраснейшей женщине. — Латентный гей. Томас издал замученный звук и сжал переносицу, заставляя Алекса оскалиться. — Ты невозможен. — Ну что, вы начнёте уже обжиматься? — вмешивается Джеймс. — Или мы можем все вернуться к работе? Алекс показал Джеймсу средний палец, а Томас просто усмехнулся. — За работу. Вон отсюда, негодяй. — Он это тебе, — говорит Гамильтон Мадисону. — Ты его слышал, вали. Томас смотрит на него сверху вниз, а потом впихивает кейс и пиджак ему обратно в руки и выталкивает его за дверь. — Пока, Алекс. Дверь закрывается. Гамильтон оборачивается, бормоча, и видит как весь офис за ним наблюдает. — Что? — требовательно спрашивает он. Все быстро возвращаются к работе.