☽☽☽
Сахар медленно растворяется на дне прозрачного стакана, наполненного крепким зеленым чаем. Чонин с громким стуком кладет на стол чайную ложечку, заставляя Бэкхёна сощуриться от чересчур резкого с похмелья звука. Чанёль упорно делает вид, что его здесь не существует, и старается как можно тише взять палочками закуску, лежащую в центре стола. Ким замечает попытку альфы и с характерным скрипом пододвигает тарелку ближе к возлюбленному, на что О издает немой стон, одной рукой хватаясь за раскалывающуюся голову. Бэкхён плохо помнит то, что происходило ночью. Последним чётким воспоминанием является то, как он говорит Сехуну о разводе и уходит прочь. Дальше уже следует череда несвязных событий: вот он плачет на плече у Минсока, пьет очередной шот, оказывается каким-то образом в караоке, кричит во все горло «love of me life», жалуется декоративному цветку на то, какой сволочью является его истинный, пытается без ошибок озвучить в такси нужный адрес, а в конце валится без сознания на сонного Чанёля, открывшего дверь. — Значит, так, — начинает твердо Чонин, и даже у ни в чем не провинившегося Пака пробегают мурашки по спине от холода в голосе омеги, — чтобы с сегодняшнего дня я тебя, О Бэкхён, с напитком, который крепче одного градуса, не видел. Я, конечно, понимаю, что спиться может казаться неплохим решением, но не в мою, блять, смену. Ты понял? — Ким получает от друга несмелый кивок. — То, что у вас не ладится с Сехуном, не значит, что ты должен забивать на себя и на жизнь. Жил же ты раньше как-то без него. — До старшей школы, — вставляет свое слово Бэкхён, но в следующую секунду уже жалеет об этом. — До старшей школы! — хлопая ладонью по столу, восклицает Чонин так громко, что рядом сидящий Чанёль прикрывает ухо, надеясь, что омега вскоре сбавит тон, иначе точно придется идти к сурдологу с жалобой на глухоту. О же и вовсе бледнеет на глазах, слыша бесконечно повторяющийся звон чужого голоса в голове. — До старшей школы ты жил прекрасно и после нее можешь, так что хватит тут уже трагедию разводить, — уже чуть тише говорит Ким, заметив реакцию старших. — Усвоил? — Усвоил, — эхом отзывается Бэкхён. — Вот и чудненько. Пей тогда чай. Больше за утро Чонин лекций не читает — лишь обещает на прощание Бэкхёну, уходящему на работу, что если тот придет вечером в нетрезвом состоянии, то голова полетит с плеч без всяких возражений. О принимает эти условия, обнимает друга, повторно извиняется перед Чанёлем то ли за то, что упал на него вчера, то ли за то, что разозлил его омегу сегодня, а после этого покидает квартиру. Пак не решает заговорить о случившемся вплоть до того момента, как они с омегой садятся в машину, направляясь на рабочее место, которое, к счастью, одно на двоих: альфа рассчитывает, что человека за рулем Чонин даже в случае крайнего несогласия сильно донимать не станет. — Слушай, не думаешь, что это жестоко? — начинает Чанёль во время остановки на одном из многочисленных светофоров города. — Что жестоко? — притворяется дураком омега, разглядывая прохожих. — Вот так поступать с Сехуном. Он ведь тоже наш друг. — Я с Бэкхёном с детства, — хмыкает Ким, вглядываясь в профиль альфы, вновь увлеченного движением по оживленной улице. — А я с Сехуном. Кстати, если бы не он, то мы бы с тобой не познакомились, — подмечает Пак, кидая быстрый взгляд в сторону любимого. — Фактически нас познакомил Чондэ... Этот день всё еще очень чётко всплывает в голове, хоть прошло и достаточное количество времени. Чонин тогда удачно закрыл первую сессию, и в честь этого Бэкхён решил устроить праздник, пригласив друга на посиделки, планировавшиеся в этот день дома у Сехуна. С альфой Ким был уже прилично к тому времени знаком, поэтому с удовольствием согласился, считая данное мероприятие прекрасным способом найти новых знакомых. В тот день омега познакомился с легендарным Ханем, не упустившим возможности пофлиртовать с симпатичным Чонином, но отправленным в итоге далеко и надолго, и Чондэ, шутившим слишком много и смеявшимся крайне громко. Омега даже не мог тогда представить, что встретит свою истинную любовь, когда Ким предложил позвать своего сводного брата, чтобы было веселее. Сехун тогда пошутил про то, что Чонин влюбится в него с первого взгляда, потому что Пак невероятно красивый даже по меркам другого альфы, однако было не совсем смешно, когда дыхание омеги действительно перехватило при виде Чанёля, державшего в руках бутылку вина и — с того самого момента — сердце омеги. — Это не отменяет того, что нечестно вот так игнорировать боль Сехуна. Я могу поспорить, что ему тоже сейчас больно, — цокает Пак, недовольный однобокостью мышления омеги. — Он сам виноват, — поджимает губы Ким, хотя прекрасно понимает, что в словах мужчины есть логика. — Не всем так повезло с мужьями, как тебе со мной. — Ты мне не муж, — тихо говорит Чонин, но Чанёль его прекрасно слышит. Верно. Они ведь не заключали брак. И это не по вине Пака: альфа уже несколько раз говорил с истинным об этом, однако Ким упорно твердил, что еще не готов к настолько серьезному решению. И когда, спрашивается, этот момент готовности настанет? Они ведь уже не один год вместе, расходиться не планируют, так почему бы не сделать этот шаг, официально закрепляющий отношения? Чанёль не понимает, а Чонин отказывается объяснять, и на этом завершается каждый их подобный разговор. — Я говорю о том, что буду на стороне Сехуна, потому что у Бэкхёна тоже свои тараканы. Если кто из них и виноват в том, что они сегодня идут подавать документы на развод, так определенно оба, — ставит точку на данной теме Чанёль, и Чонин не может с ним не согласиться.☽☽☽
— Бэкхён, ты как? — Минсок вместо приветствия ставит перед другом чашку крепкого чая, и О благодарно мотает головой, говоря, мол, жить можно. Жить-то, конечно, можно. Вот только как? Омега и подумать не мог, что их с Сехуном расставание будет развиваться столь стремительно, но вот оно — сообщение от О, в котором альфа просит прийти в загс вовремя и не задерживаться, потому что после обеда у него назначена встреча. Идиота кусок, даже слов больше нет. Бэкхён залпом выпивает горячий чай, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающей злости. Это же надо так. Столько лет брака в мусорную трубу, а Сехун вместо извинений или сожалений в сообщении еще и просит не опаздывать. Омега откладывает телефон в сторону и возвращается к рабочему документу. Что ж, раз альфа решил вести себя так, то и он не будет отставать. Чонин прав. Убиваться всю жизнь будет глупо. Вот Сехун уже вчера готов был все перечеркнуть, ради этого, собственно, и пришел в клуб. Бэкхён нажимает на левую кнопку мыши, сохраняя документ, слишком агрессивно, и Минсок, наблюдая за этим, не может решить, что лучше — друг, который выглядит так, будто его вот-вот убьют, или друг, который выглядит так, будто он сам вот-вот кого-то убьет. В своих размышлениях Ким приходит к выводу, что оба варианта никуда не годятся, но исправить данную ситуацию уже вряд ли получится, ведь она определенно вышла из-под контроля. Будто услышав размышления старшего, Бэкхён поворачивается в его сторону. Прищуренные глаза О и выражение лица, говорящее о том, что он явно что-то задумал, не предвещают ничего хорошего, поэтому Ким старается сделать вид, что он ничего из этого не заметил, отворачиваясь к компьютеру и внимательно вглядываясь в монитор. — Минсоооок, — младший тянет последнюю гласную в имени друга, и это лишний раз подтверждает опасения Кима, — ты ведь хочешь помочь мне, правда? Мужчина рад бы ответить, что нет, он ничуть не горит желанием помогать в осуществлении задуманного, потому что прекрасно понимает, что это будет нечто странное, дикое и, скорее всего, провокационное, однако язык не поворачивается отказать часто моргающему и невинно улыбающемуся другу. Проклиная свою отзывчивую натуру, Минсок кивает и, выслушав план Бэкхёна, понимает, что первоначальное мнение было ошибочным: то, что придумал О, не просто «не предвещает ничего хорошего» - оно предвещает полный пиздец.☽☽☽
Крупные настенные часы громко тикают, отбивая секунды и невероятно сильно действуя на нервы. Сехун постукивает пяткой в такт механизму и каждые двадцать секунд отрывает взгляд от экрана мобильного телефона, будто боясь не заметить Бэкхёна, который должен прийти с минуты на минуту. Подать заявление на развод. Все еще не верится. Все еще глупо. Все еще звучит так, словно кто-то пошутил, а эта самая шутка, несмотря на то, что не несет в себе никакого смысла, взяла и затянулась. О вздыхает, поправляя черный галстук, заботливо предоставленный Чондэ. Если так подумать, то друг и правда о нем переживает. Вчера позвонил Ханю, сегодня принес незаменимый аксессуар. Альфа приходит к выводу, что Кима, наверное, гложет вина за то, что он ничего с этим сделать не в силах. Как знакомо. Сехуна тоже съедает изнутри невозможность что-либо поделать со своей собственной личной жизнью, поэтому он просто плывет по течению, которое, видимо, занесло его совсем не в то русло, раз он сейчас сидит и ждет любимого человека, чтобы подписать документ о разрыве отношений с ним. — Идем? Родной голос звучит над головой, и альфа мысленно ругает себя за то, что всё же проглядел Бэкхёна. Мужчина поднимает взгляд, намереваясь дать положительный ответ, однако слова застревают где-то в глотке. Получается лишь неотрывно смотреть на омегу, пытаясь подобрать хоть какую-то подходящую для данной ситуации фразу, но в голову лезет одна лишь нецензурная брань. Бэкхён показательно поправляет край пиджака: мол, долго еще сидеть будешь, время ведь не резиновое. Сехун же всё еще пытается собрать мысли в кучу и понять, действительно ли перед ним стоит истинный. О рассматривает бордовый деловой костюм, который столь изящно сидит на омеге, проходится взглядом по линии белой рубашки и нежной коже, выглядывающей благодаря расстегнутым пуговицам. Мужчина хмурится, замечая красную дорожку следов, тянущуюся от ключицы к подбородку, и не желает верить собственным глазам и приходящим в голову домыслам, однако припухшие губы и взъерошенные волосы омеги, до этого явно уложенные в другом ключе, лишь подтверждают мысли альфы. Внутри медленно закипает злость, пуская по венам горючую обиду то ли на самого себя, то ли на старшего. — Вижу, ты не скучаешь без меня, — плещет ядом Сехун, поднимаясь с места и шагая в сторону кабинета вперед истинного, чтобы не видеть его. — Не жалуюсь, — спокойно отвечает Бэкхён, лишь сильнее этим раздражая альфу: данное становится заметно по сжатым кулакам и замедлению хода. Омега идет размеренно, ухмылка не сходит с его губ, а в глазах плещутся задорные огоньки удовлетворения. Всё правильно, просто идеально — именно так, как и планировал мужчина. Бэкхён знал, что заставит мужа злиться. Следы другого партнера на теле. Потому что омега является истинным Сехуна, принадлежит ему целиком и полностью, не желая даже видеть никого рядом с собой, кроме О, не говоря уже о том, чтобы чувствовать касания. По крайней мере, так было раньше. И альфа прекрасно осведомлен об этом, поэтому происходящее сейчас значит для Сехуна лишь одно: серьезность намерений Бэкхёна разорвать все нити между ними. Будто того, что они сейчас напишут это идиотское заявление, которое никому не сдалось, недостаточно. Вымораживает. Бесит. Выводит из себя целиком и полностью. — Тебя вообще не ебет? — Сехун не выдерживает, резко поворачиваясь к Бэкхёну, идущему позади. Мужчина замирает в одном шаге от того, чтобы врезаться в альфу. Внезапно вся уверенность в собственных действиях пропадает, однако Бэкхён находит силы взять себя в руки. Он делает все правильно. Сехун сам начал это, а сейчас свирепствует лишь из-за того, что тот, кто был его все эти годы, может исчезнуть. Омега смело делает шаг вперед, и расстояние между двумя лицами сокращается до нескольких сантиметров, которые проходящие мимо люди могут принять за малую толику. На деле же это расстояние является настоящей пропастью для пары — и Бэкхён привычно бы построил по своей инициативе мост из любви на другую сторону, однако ему данное элементарно наскучило, потому что из раза в раз Сехун обрубал все натянутые омегой канаты, и никто не мог гарантировать, что данное не совершится снова. — Что именно меня не ебет? — уточняет Бэкхён, глядя прямо в глаза мужу. — Я? Мы? Семья? — силится подобрать подходящее слово альфа, опасаясь не услышать ответа старшего из-за собственного сердца, которое бьется сверх меры сильно и отдается в ушах чересчур громко. — Не путай меня с собой, — хмыкает омега и морщит нос от нахлынувших воспоминаний. — Это тебя последние годы не ебало ничего из этого, а я наивно надеялся, что ты исправишься. Сейчас же мне просто приелось, — с легко читаемой болью в голосе объясняет сложившуюся ситуацию мужчина. Сехун хочет что-то сказать в свое оправдание, однако работник загса его опережает, выглядывая из кабинета и приглашая пару пройти к нему. Бэкхён чувствует, как, вопреки всей уверенности, трясутся его ладони, а желание взять истинного за руку и убежать подальше отсюда возрастает в геометрической прогрессии. Но, несмотря на то, что данное желание присутствует у каждого, пара продолжает сидеть напротив пожилого беты и обрисовывать сложившуюся между ними ситуацию. Время идет нарочито медленно, и каждая секунда, проведенная в кабинете, кажется мучительнее предыдущей, потому что всё это неправильно и в корне не так, как должно быть. Словно в тумане, истинные слушают неспешные слова беты, которые говорить ему приходится явно не впервой. Шум в голове заглушает все фразы — и сказанные, и услышанные. Из множества Бэкхён различает лишь то, что им с Сехуном дается месяц на раздумья, после чего, если их мнение не поменяется, брак будет официально расторжен. Омега молча выходит из кабинета и направляется прямиком к выходу. Ему кажется, что кто-то уменьшил скорость воспроизведения мира, потому что стены загса длятся крайне долго и неимоверно сильно давят на легкие, на сердце, на нервы, заставляя мужчину срываться на быстрый шаг в попытках сбежать то ли от здания, то ли от собственноручно сломанной судьбы. На улице дышится чуточку легче, но все еще не покидает ощущение, что организм отказывается функционировать полностью из-за отсутствия поблизости родной души и измученности собственной. Бэкхён присаживается на лавочку около входа в здание и закрывает лицо руками, стараясь спрятаться от яркого солнца, лучи которого, будто в наказание, светят прямо в глаза, заставляя их слезиться. Что он только что сделал? Что о н и только что сделали? Всё и правда закончится подобным образом? Всё и правда з а к о н ч и т с я? Сехун присаживается рядом с Бэкхёном, опуская ладонь на его плечо и чуть сжимая, пытаясь хотя бы так его поддержать, не задумываясь о том, кто бы поддержал его. Омега поворачивает голову в сторону истинного, всё еще не желая верить в происходящее. Они действительно позволят друг другу вот так просто разрушить то, что строили совместными усилиями долгие годы? Старший смотрит в упор на альфу, надеясь, что тот хоть что-то скажет — не сдастся, не отпустит просто так всё, что между ними было. — Значит, на этом всё? Осталось только подождать месяц, а потом мы будем свободны. Так ведь? — О смотрит на слезы, бегущие по щекам Бэкхёна, и не замечает ежесекундно обновляющихся мокрых дорожек на собственных щеках. — Я хотел, чтобы ты всегда, — омега накрывает ладонью чужое лицо, стирая большим пальцем мокрый след, на месте которого тут же возникает новый, — был таким же, как в первые наши годы. Но, кажется, это уже невозможно. — И все же мы любили друг друга, верно? — Сехун улыбается через силу. Уголки его рта предательски дрожат, а мутная пелена вновь застилает глаза, превращаясь в очередную слезу, которую Бэкхён ловит в надежде хоть на каплю уменьшить боль. — До сегодняшнего дня. До этой поры наша любовь имела смысл, верно? Омега кивает, зажимая рот свободной ладонью и с трудом выдыхая воздух из легких. Слезы ярко переливаются на его лице в полуденном свете, и Сехун, глядя на это, улыбается искренне, ободряюще, словно говоря, что всё хорошо, что их совместные годы не были напрасными. Бэкхёну кажется, что его сердце останавливается, когда он видит улыбку альфы. Возможно, последний раз в своей жизни видит эти черты лица, блестящие под ярким солнцем. Мужчина думает, что всё не так. Всё совершенно не так, как должно быть. Вопреки тому, что в душе сейчас настоящий мрак, на улице светло и ясно. Несмотря на то, что у Сехуна льются слезы, он продолжает улыбаться, делая вид, что всё идёт прекрасно. Наперекор собственным чувствам, которые вопят, что так нельзя, что стоит броситься в чужие объятия и никогда не отпускать, Бэкхён отрывает руку от лица О и уже начинает чувствовать, как остро его не хватает. — Значит, всё хорошо, — голос Сехуна дрожит настолько, что это передается истинному. Бэкхён трясущимися руками прикрывает рот и смотрит в чужие глаза, боясь моргнуть и пропустить хоть одно мгновение — опасаясь, что в следующий момент альфы уже не будет рядом, ведь он вообще здесь быть не обязан. Он теперь ничего старшему не обязан, может даже не прощаться перед уходом, и от этого страшно вдвойне. — Тебе нужно уйти, — с трудом произносит Бэкхён, ощущая, как все внутри от собственных слов разбивается на мелкие осколки, которые врезаются во внутренности, причиняя невыносимую боль, однако существовать вместе с этой болью и то проще, чем жить без Сехуна. Вот только удерживать его омега права не имеет. — Я отпущу тебя, — заглядывая в блестящие глаза напротив, шепчет старший, молясь всем богам, надеясь, что альфа его не услышит, однако удивленный взгляд говорит об обратном. Бэкхён чувствует дикое разочарование: в обстоятельствах, в богах, в себе — в жизни в целом, потому что без Сехуна ничего, откровенно говоря, не будет представлять для омеги особого смысла. Но он не настолько бессовестный, чтобы мучить и себя, и альфу, пытаясь оживить то светлое чувство, что, наверное, и правда умерло, оставив после себя лишь пустоту и горечь. — Я должен отпустить, чтобы ты мог спокойно уйти и жить дальше. Сехун долго смотрит на старшего, ожидая, что тот передумает, заберет свои слова обратно, попросит остаться с ним навсегда и не маяться дурью, однако Бэкхён продолжает молчать, неотрывно глядя на младшего, и столько всего читается в этом взгляде, что О не знает, за какую именно из тысяч эмоций стоит цепляться. Пытаться сейчас удержать омегу — то же самое, что хвататься за грани ножей в попытках не порезаться. Альфе кажется, что каждая совместная секунда вырывает из жизни пару лет, и не то чтобы Сехун против умереть при условии, что чуть дольше побудет рядом с Бэкхёном, однако невозможность избавить любимого от слез душит куда сильнее, чем нехватка кислорода. О следит за мокрой дорожкой, что тянется по щеке и падает на губы. Похоже на натуральную пытку, ведь даже поцеловать их на прощание теперь нельзя. Силуэт Сехуна стремительно отдаляется, освещенный золотыми красками полуденного солнца. Бэкхён же смотрит ему вслед и понимает, что никогда еще так в жизни не ошибался, как в тот момент, когда подумал, что сможет не сойти с ума без альфы. Но ведь это так по-взрослому — что-то терять навсегда и терпеть, если крайне больно или если любовь.