Слёзы Афродиты

Ответ не приходил. Продолжая одиноко стоять посреди аллеи и невидящим взглядом всматриваться в темноту сада, Жоффрей де Пейрак снова и снова задавал себе один и тот же вопрос, разрешение которого казалось таким простым и одновременно сложным. Как человек прагматичный, привыкший оперировать математическими формулами, он вдруг совершенно неожиданно для себя оказался на зыбкой почве, где переменными служили не холодные цифры, а человеческие чувства. И как же взять их в расчет? Как понять в какую часть уравнения поставить собственные устремления и помыслы, а в какую — слабости и порывы Анжелики? И стоят ли желания маркиза того, чтобы на них обращать внимание? «Да! Определенно стоят, если их объектом является твоя жена!» — одернул себя граф. Разозлившись на себя за минутную слабость, он тряхнул головой и решительно зашагал по аллее дальше. Он нашел их в небольшой увитой плющом ротонде, стоящей в самом уединенном месте сада. Завсегдатаи Отеля Веселой Науки прозвали это место Храмом Афродиты, потому что в центре беседки, невольно напоминающей своей формой античный храм, находилась полуобнаженная статуя богини Любви, сделанная из розового мрамора. И, пожалуй, более романтичного места для нежных свиданий сложно было отыскать. Жоффрей часто мечтал о том, как приведет сюда Анжелику и в порыве страсти украдет несколько поцелуев с ее прелестных уст, однако постоянно откладывал это мероприятие, поскольку видел, что она еще недостаточно привыкла к нему и его необычной внешности. И вот, она — самая прекрасная и желанная из женщин, пришла сюда! Но не для свидания с ним. Она встречалась здесь с другим мужчиной! Красавец-маркиз с истинно военной выправкой и привычным скучающим видом стоял, облокотившись на статую. Одна его рука покоилась на эфесе шпаги, пальцами второй он лениво проводил по складкам мраморного одеяния богини. Графиня де Пейрак находилась возле балюстрады к нему спиной, положив изящные руки на перила. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, а тонкие пальцы дрожали то ли от холода, то ли от волнения. Графу показалось, что земля уходит у него из-под ног. Он поспешил прислониться к стволу платана, одного из многих, растущих на некотором расстоянии от ротонды и скрывающих ее от взглядов гуляющих в саду. До сего момента он никогда не задумывался о том, что отчужденность Анжелики по отношению к нему могла объясняться не страхом и неопытностью, а тем, что ее сердце уже занято другим! Сраженный этой внезапной мыслью, он так и продолжал стоять, не видя вокруг ничего, кроме силуэта жены, очертаниями напоминающего Афродиту, на фоне которой она стояла, словно была ее точной копией, но при этом не изваянной из холодного мрамора, а живая и манящая своей теплотой, пока до его разума не стали долетать обрывки фраз, произнесенных влюбленными. — Как мне разъяснить все мужу? — вопрошала Анжелика. — Никак! — отвечал маркиз. — Он ничего не должен знать! — В таком случае как мне объяснить свой отъезд? — Не имеет значения. Можете сказать, что отправляетесь навестить внезапно захворавшего отца. Или что-то в этом духе… — Но ведь это же ложь! — воскликнула она и, резко повернувшись, в упор уставилась на маркиза дю Плесси. — Кузен, вы толкаете меня на грех! — Не велика беда, — отмахнулся мужчина. — Можно подумать вы станете первой женщиной солгавшей мужу?! — И все же я предпочитаю рассказать ему все без утайки! Филипп оттолкнулся от статуи и, приблизившись к графине, навис над ней. — Я уже объяснял, мадам, чем нам с вами грозит огласка. Не заставляйте меня повторять все дважды! Некоторое время он стоял рядом с Анжеликой, словно колеблясь, но затем резко развернулся на каблуках и вышел из ротонды. Отойдя на несколько шагов, он остановился и бросил через плечо: — Или вы едете со мной, не разглашая истинной причины, либо не едете вообще! Решайтесь, мадам! И, помните — я не допущу, чтобы мое имя трепали на каждом углу! Подождав некоторое время ее ответа, и не услышав ни слова, он решительно зашагал по аллее, пройдя мимо незамеченного им графа де Пейрака, и скрылся в ночном саду. *** Жоффрей сам не знал, как очутился перед покоями жены. Что он хотел узнать? Какие объяснения желал услышать? Он лишь помнил, как Анжелика еще долго сидела в ротонде, а он невольно любовался ее поникшими алебастровыми плечами, нежными руками, безвольно покоящимися на коленях, словно два увядших пиона, и не двигался с места, боясь разрушить столь прелестную картину. Ее спугнула какая-то парочка, желавшая уединиться для поклонения Афродите. Анжелика, слабо улыбнувшись, заверила влюбленных, что не будет им мешать и, поднявшись, медленно пошла в сторону Отеля. Граф последовал за ней. Поняв, что графиня направляется в свои покои, Жоффрей присоединился к гостям, но вскоре покинул их и, долго бродя по своему дворцу, оказался у ее двери, словно его сюда привела невидимая нить Ариадны. Толкнув дверь и войдя в спальню жены, он обнаружил ее в довольно нервозном состоянии. Судорожно заламывая пальцы, она быстро мерила шагами комнату и была погружена в какие-то размышления. Она не сразу заметила его, но едва ее взгляд скользнул по облаченной в черное и появившейся словно из ниоткуда фигуре мужа, испуганно вскрикнула и инстинктивно прижала к груди согнутые руки. — Я напугал вас? — осведомился де Пейрак. — Простите сударь, я, должно быть, не услышала, как вы стучали, — тихо произнесла она, невольно проведя пальцами по ключице, чтобы сбросить с себя остатки испуга. — Так глубоко задумались? — Да, пожалуй… — Что-то случилось? Вы сегодня не похожи на себя... — Н-нет, ничего, — поспешила заверить его Анжелика. — Возможно, маркиз дю Плесси чем-то обидел вас? — продолжал допытываться граф. Не спеша, нарочито усиливая хромоту, он приблизился к туалетному столику, на котором были разложены всевозможные украшения, и, взяв изумрудное колье, принялся крутить его на ладони, любуясь камнями, сверкающими в пламени свечей. — Я заметил, что он не блещет хорошими манерами, — как бы невзначай заметил граф. — Особенно в общении с дамами. — Маркиз действительно не любитель сочинять стихи и петь баллады избраннице сердца, но я не могу пожаловаться на его обхождение, — сказала Анжелика. — Тогда, быть может, он привез плохие вести от ваших родных? — спросил де Пейрак, искоса глянув на жену. Анжелика едва заметно вздрогнула и поспешила отвернуться, чтобы скрыть эмоции. Она хранила молчание и графу показалось, что время остановилось. С замершим сердцем и почти не дыша, он ожидал ответа на поставленный вопрос. «Девочка моя, откройся мне! Поделись своими горестями!» — безмолвно умолял он. Однако она предпочла все разрушить… — Мой отец болен… — бесцветным голосом произнесла она, все также не глядя на мужа. «Лгунья!» — чуть было не крикнул граф. Чувство разочарования и обиды нахлынуло на него гигантской волной. Он прикрыл глаза и отвернулся. Его рот скривился в презрительной усмешке, а пальцы с такой силой сжали колье, что острые камни впились в кожу ладони, причиняя боль. Правда эта боль не шла ни в какое сравнение с той мукой, что охватила его душу, выворачивая ее и раздирая на куски. — Что с ним? — все же спросил он, стараясь совладать с расходившимся сердцем. Несмотря на все усилия, его голос прозвучал глухо и безжизненно. — Я точно не знаю, — снова соврала Анжелика. — Но мне бы хотелось проведать его. Вы не будете против, если я на несколько недель покину Отель Веселой Науки? — Отчего же мне возражать? — произнес де Пейрак, продолжая играть роль и пытаясь не выдать, что ему известна истинная причина ее желания уехать отсюда. — Я прикажу немедленно готовится к отъезду и завтра мы будем уже в пути. — Мы? — испуганно переспросила Анжелика, вскинув на него обеспокоенный взгляд. Жоффрей повернулся к ней всем корпусом. — Конечно, я буду сопровождать вас! — ответил он. — Не могу же я оставить свою супругу наедине с бедой. Да и дороги сейчас слишком опасны. — Право, я не хотела утруждать вас, месье! Не думаю, что подобная поездка придется вам по душе. — Отнюдь! Я буду рад повидаться с тестем. — Но как же ваши гости? — Останутся на попечении Альфонсо. Он прекрасно позаботится о них. — Боюсь, они могут обидеться на вас. — Мне нет до этого дела! — чуть резче, чем следовало бы, воскликнул он. — Разве только у вас есть причина, по которой мое присутствие нежелательно?! — Нет! Никакой причины нет! — поспешно произнесла она. — Я просто хотела отправиться в путь одна. — Почему? — спросил он и в его взгляде блеснул опасный огонек. — Мне крайне неловко обременять вас своими семейными делами. — А быть может, потому что вы хотите уехать с вашим кузеном, маркизом дю Плесси? — с гневом воскликнул он, не в силах более терпеть этот мерзкий фарс. Анжелика испуганно задрожала. С выражением неподдельного ужаса на лице, она попятилась и остановилась лишь когда наткнулась спиной на стойку кровати. — Н-нет, сударь, в-вы о-ошибаетесь, — заикаясь, пролепетала она. — Я всего лишь хочу съездить в М-Монтелу… — Хватит! — крикнул он. — Довольно вранья! В последнюю фразу он вложил всю горечь, что ядовитой патокой обволакивала сердце от осознания ее предательства, и со злостью швырнул колье, которое продолжал сжимать в ладони, обратно на стол. Охваченный гневом, пожираемый неугасающим пламенем желания, уязвленный в безответной любви, Жоффрей более не мог сдерживать своих чувств и теперь походил на разъяренного льва. От частого и тяжелого дыхания его грудь стала высоко вздыматься, горящий взгляд впился в бледное лицо жены, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Ах, как хотелось ему схватить ее, встряхнуть… Сломать, разбить… Вернуть ту нежную и целомудренную девушку, которую знал еще вчера и которая сейчас скрылась под маской лживой и расчетливой самки! Такой же, как все! Но, как? Как же она могла стать такой? Она — нежная фея, чей смех подобен звону колокольчиков... Невесомый эльф, легкие шаги, которого не заглушат и шелеста листвы… Обольстительная Мелюзина с улыбкой, ради которой хочется бросить весь мир к ее ногам… И разве не оберегал он ее все это время, словно полевой цветок, боясь, что жестокий мир, может сломить ее?! Не холил и не лелеял, словно мотылька, не позволяя лететь на огонь, дабы она не опалила в нем хрупкие крылышки?! Ведь именно ради нее он оставил в своем Отеле только самую утонченную публику, чтобы никто не мог смутить ее грубой шуткой или развязным поведением, но чтобы в разговорах о возвышенных чувствах, показать ей ту тропинку, которая приведет в Страну Любви, а после и самому повести ее по ней, стать для нее проводником и опорой в незнакомом царстве. Но нет! Ей и дела не было до его ухаживаний! «Она изменяет тебе! Она тебя недостойна!» — всплыли в памяти ядовитые слова Карменситы. «Господи, все это не может быть правдой!» — в отчаянии промелькнула мысль, но реальность с жестокостью старой беззубой старухи смеялась над ним. — Вы его любите? — спросил де Пейрак. Он предполагал, что знает ответ на этот вопрос и понимал, что услышав подтверждение из ее уст, обречет себя на еще большие муки, но иначе не мог. Он должен услышать это от нее! Должен удостовериться в ее чувствах к другому! Однако она молчала. Потупившись и боясь поднять на него взгляд, она продолжала стоять у кровати, опираясь на столбик из резного дерева, поддерживающий балдахин. В тишине, установившейся в комнате, отчетливо слышалось тихое потрескивание свечей, но теперь этот звук казался оглушающим. Казалось, даже сам воздух стал гуще, затрудняя дыхание. Ее молчание становилось невыносимым. Проклятье! Как же ему надоело это постоянное молчание… Эта неизменная смиренная маска на лице, за которой скрываются страх и упрямство… Этот потупленный взгляд, не позволяющий насладиться красотой ее изумрудных глаз... Не в силах больше выносить звенящую тишину, повисшую в комнате, он схватил первое, что попалось под руку — небольшое овальное зеркальце в изящной оправе, стоящее на туалетном столике — и с яростью швырнул его в стену. — Дьявол вас раздери, я спросил любите ли вы его! — прокричал граф и в несколько шагов оказался рядом с женой. Он обхватил пальцами ее тонкую шею, сжав так сильно, что казалось, одно неосторожное движение — и она переломится в его руке. Это было ошибкой. Он и так в последнее время начал замечать, что ему становилось все сложнее держать в узде свои желания, когда приближался к ней, а сейчас, в сумбуре чувств, он и вовсе потерял контроль над собой. Она оказалась так близко к нему, еще более притягательная от того, что даже толком и не понимала, какую силу оказывало на него ее присутствие. Он без труда уловил ее чарующий аромат, его пальцы непроизвольно скользнули по нежной коже к полушариям груди, часто вздымающимся над тесным корсажем, и, совершенно не соображая что делает, впился губами в ее слегка приоткрытый рот. Анжелика слабо вскрикнула, но не попыталась оттолкнуть. «К дьяволу! Я имею на это полное право!» — подумал он и, приободренный отсутствием сопротивления, опрокинул жену на постель. Быстро сбросив перевязь, он навалился на нее всем весом и, продолжая неистово целовать, потянулся к юбкам. Все необходимые приготовления не заняли у него много времени, но в самый решающий момент его заставило отступиться какое-то странное чувство. Не в силах сообразить что случилось, он, по-прежнему нависая над Анжеликой, вгляделся в ее лицо и вдруг осмысление произошедшего, пронзило его словно раскаленный клинок. Он понял, что не остановился бы даже если она кричала и вырывалась. Но хуже осознания того до какой низости опустился, был вид жены, лежащей, подобно сломанной кукле, с раскинутыми руками и растрепанной прической. Она не плакала, а лишь отвернувшись от него, закрыла глаза и с безучастной жертвенностью ожидала пока он свершит над ней свой суд. Он ощутил себя чудовищем. Настоящим драконом из средневековых легенд, который пожирал девственниц ради забавы. И тут же отпрянул от Анжелики. Несколько мгновений он в растерянности продолжал смотреть на нее, но затем аккуратно опустил ее юбки и, подхватив шпагу, бросился прочь. *** За всю ночь Анжелика так и не сомкнула глаз. Рассвет застал ее сидящей у окна и вглядывающейся в просыпающийся сад. С какой-то мрачной обреченностью она размышляла о том, что каждый раз, как на ее пути объявлялся кузен — несносный красавец Филипп дю Плесси-Бельер — все шло кувырком. В первую их встречу она обнаружила весьма красноречивые признаки того, что не подвластна над своим телом, превратившим ее из девочки в девушку; вторая встреча оказалась куда драматичнее и запустила невидимые мельницы многих человеческих судеб, которые без устали вращались и по сей день, вознося одних и ставя под удар других, и даже предопределила все без исключения события вчерашнего дня. Анжелика еще не до конца понимала, что же произошло, однако с определенной точностью ощущала, что где-то в промежутке между вчерашним вечером и сегодняшним утром, ее жизнь разбилась вдребезги, подобно тому зеркалу, что лежало у ее ног. Все былое ушло безвозвратно, а она, словно корабль, получивший пробоину, неумолимо опускалась в черную бездонную пучину. Более всего ее одолевало чувство вины по отношению к мужу. Она терзалась тем, что обманула его, хоть и непреднамеренно — она сама не могла понять, как те страшные слова соскальзывали с ее губ. Ох, ну почему, каждый раз, когда оказывалась в его обществе, она теряла способность здраво мыслить и говорить?! Почему же, не сказала ему, что не любит кузена, что он приехал не ради нежного свидания, а чтобы решить старые семейные неурядицы?! Почему же, вопреки увещеваниям Филиппа, не объяснила в какой ворох интриг оказалась вовлечена и почему на самом деле ей нужно ехать в Монтелу?! Маркиз дю Плесси, побаиваясь влияния графа де Пейрака, считал, что тот использует полученные сведения в свою пользу, однако Анжелика верила мужу. Она знала, что может довериться ему, хотя и не понимала, когда подобное чувство возникло. Однако, похоже, теперь это уже не имело значения, потому что вчера она все испортила своими собственными руками. Теперь граф никогда не поверит ей, если вообще захочет выслушать. Анжелика поняла, что ни при каких обстоятельствах не может уехать с Филиппом, чтобы вернуть ему тот злосчастный ларец. Подобный поступок окончательно скомпрометирует ее в глазах мужа, а ей почему-то стало важно, чтобы он не считал ее бесчестной женщиной. Расправив юбки и накинув на плечи плащ, она отправилась на конюшню, зная, что маркиз должен ожидать ее там в этот час. Она бесшумно проскользнула мимо слуг, начинающих свой трудовой день с уборки залов, пересекла небольшой внутренний двор и, едва завернула за угол здания, сразу же увидела его, восседающем на красивом коне. — Я вас жду уже целый час! — раздраженно бросил Филипп, при виде кузины. — Где ваши вещи? — Филипп, я не еду с вами, — вместо ответа сказала она. — Я так и знал! — взорвался он. — Надо было еще вчера перекинуть вас через седло и увезти без лишних разговоров! — Послушайте, маркиз, я действительно не могу поехать с вами. Вы должны понимать, что такой поступок катастрофически скажется на моей репутации. Я скажу вам, где лежит тот предмет, что вас интересует — он в северной башенке, спрятан в одной из бойниц напротив второго этажа. Сделайте, то, что намеревались! И мы оба будем избавлены от дамоклова меча, нависшего над нашими семьями. Вы дали слово дворянина, что эта история канет в Лету с уничтожением ларца, и я верю вам. Желаю вам хорошего пути! С этими словами Анжелика развернулась, чтобы уйти, однако спохватилась и, вытащив из складок одеяния шкатулку, протянула ее кузену. — Я вверяю вам мою судьбу и хочу, чтобы это осталось у вас. При виде подарка Филипп поморщился, однако взял шкатулку в руку и, открыв ее, с брезгливым выражением лица, поддел и немного приподнял двумя пальцами, обтянутыми кожаной перчаткой, шарф, который Анжелика вышила собственноручно. — Как сентиментально, кузина! — съязвил он и как бы случайно уронил шкатулку наземь. Конь, который все это время нервно переступал под всадником, желая броситься в галоп, тут же опустил на деревянный ларец тяжелое копыто. Шкатулка не выдержала и треснула пополам. — Ох, я такой неуклюжий, — без тени раскаяния произнес Филипп. Подобного пренебрежения Анжелика не смогла стерпеть. Слезы брызнули из глаз, и она, подхватив пышные юбки, убежала с конюшни. Молодая женщина так и не узнала, что едва она скрылась в саду, маркиз спрыгнул с лошади, поднял с земли вышитый шарф и, бережно отряхнув его, спрятал за пазуху дорожной куртки с той стороны, где билось сердце. Не узнала она и того, что граф де Пейрак наблюдал всю эту сцену из окна своего Отеля. *** Некоторое время Анжелика гуляла в саду пытаясь успокоить расходившиеся нервы и, когда вернулась в свои покои, обнаружила, что Марго складывает ее одежду в дорожные сундуки. — Что ты делаешь? — спросила она служанку. — Монсеньор распорядился заложить карету и упаковать ваши вещи. Он ждет вас внизу, чтобы все объяснить. «Он отсылает меня!» — в ужасе подумала Анжелика, но все же поспешила в гостиную. — «Я должна все рассказать ему без утайки! Сейчас или никогда!» Однако ее намерениям не суждено было сбыться. Влетев в комнату, она обнаружила мужа в компании нескольких мужчин и женщин. — Ах, графиня, так жаль, что вы уезжаете! — воскликнула прелестная жеманница Луиза де Гранвиль, едва заметила вошедшую Анжелику. — Но что за поспешность? — вторила ей другая. — Куда вы едете? — Кто вас сопровождает? — Когда вы вернетесь? Вопросы сыпались на нее со всех сторон, однако Анжелика не могла ответить ни на один из них. Она, не отрываясь, смотрела на мужа, безуспешно пытаясь понять по его бесстрастному лицу, что он замыслил. — К сожалению, барон де Сансе болен, — наконец подал голос Жоффрей. — Графиня отправляется навестить отца. От этих слов сердце Анжелики оборвалось. Она забыла, как дышать и опомнилась лишь, когда муж подошел к ней и, взяв ее руку, легко поцеловал пальчики. Он вывел ее из Отеля во двор, где уже стояла запряженная карета с двумя кучерами на козлах, двумя лакеями на запятках и шестеркой вооруженных всадников для сопровождения. Улучив момент, когда они остались вдвоем возле кареты, и никто не мог их услышать, граф де Пейрак, склонившись к ее уху, негромко произнес: — Я сожалею о том, что случилось вчера. Надеюсь, когда-нибудь вы простите меня. Теперь же вы свободны и можете следовать велениям своего сердца. С этими словами он оставил ее и, не оглядываясь, пошел к Отелю. Растерянная Анжелика продолжала стоять возле кареты, глядя в спину удаляющемуся мужу, и отчего-то ее сердце наполнилось тоской. Вскоре появилась Марго со слугами, несущими багаж, и, распорядившись как следует закрепить сундуки на крыше, усадила Анжелику в экипаж. Еще через пару минут карета плавно покатилась по мостовой, увозя молодую графиню де Пейрак из Тулузы.