Каменная лилия

      Этой ночью уснуть не удалось. Беспокойное, щемящее чувство где-то на самом дне сердца не давало успокоиться и даже прийти в себя. Оно пыталось расколоть её Каменное Сердце изнутри, разорвать его на кусочки и стереть в порошок. Дея думала, много думала о причинах этой тягучей тревоги, медленно обволакивающей весь разум, вытесняющей воздух из лёгких. Был ли это стыд перед насмешливым взглядом отца? Может, отзывалась давно приглушённая, если совсем не вытравленная совесть, её остатки, которые девушка так и не выскребла со дна души? Быть может, просто стало страшно? Страшно перед той, которая пятнадцать лет назад дарила лучезарную улыбку прохожим, крепко обнимала Йоанна за шею, пела в цветущем саду вместе с Яцеком и смущённо признавалась Мишелю, как сильно ей нравится соседский мальчишка. Да и… Как бы она отреагировала, увидев будущую себя? Высокую, аристократично холодную и равнодушную, с тонким, длинным шрамом на бледном, фарфоровом лице. Пухлые щёчки со здоровым, детским румянцем и безмятежно счастливая мина бесследно пропали, канули в небытие. Безвозвратно. Пропали десять лет назад. — Прости, малышка. Ты не должна была этого видеть. — Прошептала себе под нос Дея, будто извиняясь перед ней, после чего медленно подняла голову с подушки и привстала на локте, с трудом открывая глаза. Как там говорил Маркус? «Мы сильнее наших инстинктов, потребностей. Их нужно превозмогать». Он как никогда был прав.       Мысленно согласившись с утверждением опекуна девушка присела на край кровати и свесила ноги. Тревога не собиралась уходить, наоборот лишь усилилась под влиянием смазаных воспоминаний о былом. Страх бился о границы рассудка, отдаваясь по нему громким, вязким колокольным звоном, стремящимся заглушить всех и вся, кроме самого страха. Причина его так и не была найдена, хоть девушка провела в глубоких размышлениях около часа, сидя в одной, не совсем удобной позиции. Это ей не мешало, но дальнейшее копание в дебрях воспоминаний, ощущений и догадок не имело абсолютно никакого смысла. Беспокойство никогда не было связано с прошлым, а угадать, что ждёт тебя в будущем невозможно, по крайней мере для человека. Эверек тяжело вздохнула и наконец оглядела комнату, будто надеясь найти в цветочном, расписном узоре на стенах ответ или хотя бы поддержку. Отец с картины строго смотрел на своего отпрыска. Казалось, будто в лунном свете выражение его лица поменялось, нотки насмешки во взгляде куда-то пропали, черты лица стали твёрже. Осталась лишь суровость. Он впервые посмотрел на дочь с полной серьезностью, и сейчас Дея поняла, почему мало кто осмеливается смотреть ей прямо в глаза.       Встав с кровати, Бестия сладко потянулась, разминая залежавшиеся кости. В комнате было достаточно холодно, поэтому она накинула на голое тело шёлковый пеньюар чёрного цвета. Она не любила тратить времени впустую, поэтому зная, что сна можно даже не ждать, Дея быстро придумала для себя занятие. Тайна смерти её матери, детали происходящего двадцать семь лет назад, за девять месяцев до рождения Деи не были раскрыты и никто кроме неё самой не мог заняться расследованием.       Ночная тьма поглотила дальние углы комнаты, где как раз стояло множество книг, в которых не раз упоминался зачинщик всей истории и проклятия рода фон Эверек. Гюнтер О’Дим, Господин Зеркало. Существо, разрушившее жизни множества людей из-за простой прихоти, насмехающееся над людской глупостью и алчностью, оборачивающее неосторожно кинутые слова и желания против тех, кто их вымолвил. Увы, информации о природе твари было крайне мало, зато описаний его деятельности было предостаточно. Казалось, этого бы хватило, чтобы провести красные линии между фактами и разгадать загадку гибели герба Эвереков и появление Каменного Сердца, лишь частично унаследованного от отца, но так усложнявшего жизнь. Если бы…       Девушка медленно, стараясь не споткнуться обо что-то, подошла к столу, заваленному книгами, свитками и рукописями и кое-как нащупала в темноте серебрянный подсвечник. Источник огня всегда находился в коридорах особняка, а если и там не было, то точно у кого-нибудь из головорезов. Наверняка они давно спят чутким сном, но выхода не было. Дея, едва слышно скрипнув дверью, вышла из своих покоев и задумалась. Никто из них никогда не отвечал на вопросы о происхождении, о семье и родных краях, так же братья неохотно отзывались о прошлом и не знали, как малышка Эверек оказалась под их опекой. Несмотря на все странности, она любила их. Искренне любила, каждого без исключения. Ей нравилось гоняться за Глыбой с деревянным мечом в руках, дабы потом, приминая его грузную тушу ногой к земле, победоносно вопить на весь сад. Она любила занятия с Яцеком, он всегда интересно рассказывал о базовой алхимии и истории северных королевств, особенно интересной ей казалась судьба Фольтеста, короля Темерии. В конце тяжёлого дня уставшая и вымотанная девчушка приходила в дремучий закуток сада, где её всегда терпеливо ждал Маркус. Он раз за разом учил свою подопечную держать себя в руках, наводить порядок в разуме и контролировать эмоции. Именно на его руках Дея засыпала, а на утро магическим образом оказывалась у себя в кровати.       Коротая время за тёплыми воспоминаниями, она таки нашла последний горящий факел во всём здании, а находился он прямо возле входа. Мягко ступая по мариборским коврам, Бестия дошла до небольшого, потихоньку гаснущего пламени и подожгла свою свечу. Сразу стало спокойнее, ведь не нужно было ощупывать дорогу перед собой, что бы вновь не столкнуться с любимой скульптурой отца — работой архимастера Воттичелли. Его звание определённо оправдывалось — он как никто другой умел вдохнуть жизнь в кусок холодного камня. Но в кромешной тьме внезапное появление скульптуры совсем не радовало, даже наоборот пугало.       В комнате было всё так же зябко, поэтому поставив свечу на прикроватную тумбу, девушка накинула на себя ещё и одеяло, после чего уселась на мягкую тахту из бордового бархата. Да, отец действительно умел обустроить интерьер.       Книга «Демона времени и материи описание», которую Дея перечитывала уже четвёртый раз всё время открывала перед ней новые, ранее не замеченные факты, к примеру то, что Господин Зеркало, по словам забытой песни, всегда требовал наивысшей цены за свою доброту и щедрость. Увы, но в этот раз ничего нового для себя она не нашла. Напоследок Эверек пробежалась глазами по строкам последней главы с описанием случая, подозрительно похожего на проклятие Каменного Сердца, где самой значительной фразой были слова анонимного свидетеля, скорее всего это и был Ольгерд «Он лишил меня всего, но в то же время дал мне огромную власть и богатство. Он вернул величие моего рода, но испепелил меня самого. Он позволил быть с ней рядом, но запретил любить. Я проклинаю тот день, когда повёлся. Он убил её моими руками.» и отложила томик обратно на стол. Из написанного понятно было лишь то, что после встречи с О’Димом отец потерял всякую способность к состраданию, эмпатии и любви. Жизнь его предположительно набрала новых красок, но эти же краски могли сгубить его душу. Это были всего лишь догадки. Единственные люди, кто мог знать о её отце больше, чем известно сейчас — это разбежавшиеся по миру компаны и тот, кто отправил его в последний путь. Мысль о Роше заставила Бестию до боли сжать кулаки. Его поступок не сможет оправдать ни одна весомая причина, ни один манипулятор не сможет поменять мнения о нём. Никто не очистит его совесть, и лишь смерть могла бы искупить все грехи командира. Смерть от запятнанных кровью рук его же предназначения.       Тревога нахлынула на Дею с новой силой, её ладони стали едва заметно дрожать, и если бы не умение контролировать свои эмоции, в том числе и страх, девушка попросту бы убежала к Йоанну, осторожно легла рядом и уснула беспечным сном в его объятиях. Как двадцать два года назад она впервые пришла к нему после кошмарных снов о загадочном мужчине, желающем её прикончить собственноручно. От всплеска адреналина Каменное Сердце стало набирать бешеный темп, дрожь с рук перетекла выше, а затем прошлась по всему телу, парализуя его в своих колючих лапах. В попытке взять себя в руки Эверек прилегла на тахту, сильнее укутываясь в тёплое одеяло. В голове маячило бесконечное количество беспокойных и местами жутких мыслей, пылких обрывков фраз, но средь них удалось выловить лишь одну.

Глушь повсюду, тьма ложится, что-то будет… Что случится?

***

      Вернон гнал коня, что есть силы, то и дело сверяясь с картой. Дорога была отнюдь не близкой, к тому же довольно опасной, добрые две трети всего пути предстояло пройти пешком, прорываясь сквозь дремучие леса Редании. Мало того, что был большой шанс нарваться на остатки развалившегося, судя по слухам, отряда Скоя’таэлей, так ещё находясь на открытой территории шпион даже сейчас рисковал быть замеченным и схваченным Реданскими патрулями, поэтому коня стоило бы оставить где-нибудь в Оксенфурте. Нужно было пожертвовать скоростью ради большей безопасности и скрытности. Судя по его же каракулям на карте — сейчас он находился примерно между поселением каменщиков и каменоломней «Старые Хрычи», совсем недалеко от западных ворот Оксенфурта. Стоило признать, что это был волшебный город, будто его вырвали из прекрасной сказки и вшили средь серых, грязных стен реальности. Это был островок надежды, прогресса, науки и будущего. Оксенфуртский менталитет значительно отличался даже от тех же Новиградцев. Роше посетила безумная затея задержаться там на денёк, напиться вдребезги, отдохнуть по полной и забыться в обилии мягких грудей, округлых бёдер и женской ласки, хоть и не искренной, а купленной за немалую сумму. Тень ухмылки сразу же сошла с лица командира, когда тот вспомнил, сколько в последний раз выкинул денег на одну ночь в Оксенфуртском борделе. Его передёрнуло. Нет, все развлечения будут после освобождения от бремени предназначения.       Погода была ни к чёрту, ветер с лёгким ароматом хвои и влажного мха морозно обжигал щёки, глаза вновь слезились, густые серые тучи на небе закрывли солнце, к тому же было пасмурно и сыро, но он и не думал останавливаться. Вернон, скаля зубы от холода и переполнявших его эмоций, разъярённо хлестал Массури в белоснежный бок, всё пытаясь разогнать лошадь до пределов возможного. Времени не было, оно гналось по пятам и подгоняло точно так же, как Роше подгонял кобылу. Яростно, клацая острыми зубами прямо у уха, грозясь свернуть шею и оставить его тело под одной из тысяч ёлок на съедение трупоедам за медлительность. Леса, поля и редкие прохожие, зачастую ошалелые от вида небезызвестной темерской формы и чёрного шаперона пролетали мимо с бешеной скоростью, но в какой-то момент поток размазанных красок пейзажа стал замедляться и становиться чётче, теперь отличить ель от пихты стало легче, а ветер перестал болезненно колоть в открытые части тела. Зверюга вымоталась от сумасшедшей скорости, перегрелась и нуждалась в немедленном отдыхе, но самое плохое было то, что для этого Массури выбрала самую чащу леса. Сразу после контрольного толчка сапогом в бок командир услышал недовольное фырканье. — Твою мать… Твою ж мать! Не сейчас, кобыляка, только не сейчас! Ещё совсем немно… — Вернон прервал свои яростные речи на полуслове, после чего сплюнул на землю и недовольно, с укором протянул. — Все вы, бабы, такие. Стоит набрать темп, войти во вкус и уже ноет. И не важно, конь или обычная девка. Все как одна… Э-эх…       Мужчина всё же вынудил себя сглотнуть дальнейшую брань и взяться за дело, мысленно похвалив себя за остроумную фразу о женской натуре. Он соскочил со своей любимой да ненаглядной, но в данный момент ненавистной Массури и огляделся, ища взглядом более-менее безопасное пристанище. Пейзаж не отличался разнообразием. Справа деревья, спереди деревья и узкая тропа, слева деревья и большой булыжник, около которого не раз разводили костёр, судя по количеству старой золы и поленьев. Выбор темерца был очевиден. Отряхнув рукава от дорожной пыли он крепко ухватился за такие же пыльные поводья и направился в сторону булыжника, тихо проклиная судьбу и слабых, не грешащих выносливостью женщин. Делать было нечего, небольшой привал требовался и самому Роше. Голова была слишком сильно забита посторонним мусором, то и дело отвлекая его от главного задания на данный момент, да и физическое состояние не было наилучшим. Темерец задумался о том, что бы могло ждать его по прибытии на «проклятую землю» герба Эверек. Сведений о последнем наследнике, а точнее наследнице гордо звучащей фамилии было крайне мало, люди знали её как некогда миловидную девочку, нынче выросшую в разбойницу, окружённую такими же головорезами, как и она сама, да и слухи о примитивных магических способностях волновали не меньше… Опекунов? Ведь так их назвал Ольгерд в последние секунды его жизни. Сомнительное подобие магии могло быть чем угодно, начиная от банального знахарства заканчивая медиумизмом и оккультизмом. Учитывая невероятность и сказочную небывалость тех крупиц, известных о драматических событиях, разрушивших её род, отрицать даже самые безумные варианты было нельзя. Вернон готовил себя к худшему.        Костёр помогал согреться и хоть немного сосредоточить мысли, а внушительный кусок ветчины, найденный на самом дне дорожной сумки так вообще обрадовал. Размеренное шуршание листвы, мелодичное пение птиц где-то высоко в кронах деревьев, потрескивание горящих поленьев и какое-никакое тепло успокаивало, мозг был занят лишь умиротворяющими звуками леса, Роше наконец пришёл в себя после длительного раздражения и ворчания. Лошадь вдоволь наелась и набралась сил для дальнейшего похода, а показала это метким ударом хвоста по шаперону хозяина. Заметив неожиданно энергичное поведение Массури мужчина встрепенулся. Начинало вечереть, поэтому он быстро потушил костёр оторванным от земли куском влажного мха, поправил седло и лихо погнал в сторону Западных Ворот. Время гонит по пятам… — Давай, моя хорошая, шевели копытами. Ещё совсем чуть-чуть… — В голосе командира прозвучала еле уловимая нотка неуверенности. Да, для кобылы оставалось всего два часа активной езды, но для Вернона Оксенфурт был лишь началом.       Вдали виднелась водная гладь, посреди которой величественно возвышались оксенфуртские стены и построения с узнаваемыми заострёнными крышами. Отчего-то сердце пропустило удар, а дыхание на момент замерло. Там, за западными воротами, пути назад не было.

***

      Утро вечера мудренее. Это всегда повторял Маркус, когда малышку Дею что-то беспокоило. Маркус всегда вспоминал те вечера, проведённые вместе в самом дальнем углу своего детища — прекрасного сада, практически полностью скрывающего резиденцию от посторонних глаз, если такие смельчаки, подходящие к некогда Ольгердовскому имуществу, вообще остались. Один из таких вечеров тот вспоминал с особой нежностью и внимательностью к каждой детали, он старался ничего не упускать, дабы вновь окунуться с головой в те времена, когда последняя живая носительница герба «Кабанов» была ещё совсем крохой.

***

      Дея, вся взмокшая и разгорячённая, вбежала по вымощенной из камня лестнице в небольшой закуточек, посреди которого рос старинный дуб, а под ним были две резные скамьи и стол. За ним всегда ждал спящий, как ей тогда казалось, Маркус. Спящим казался потому, что сидел он с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками, вытянув перед собой ноги, а мерное, тихое дыхание тоже указывало на дрёмку. Выглядел он мило, словно закимаривший в лесу мишка, посапывающий под сосной. Бурые и редко стриженные волосы небрежно спадали на лоб «брата», отчего он выглядел куда младше своих лет и опять же напоминал медведя. Девчушка всегда замирала, как только замечала спящего Маркуса, боясь его разбудить лишними движениями, от которых металлические вставки на облегчённой броне, подарке Глыбы, скрежетали и звякали друг о друга. Громкая и тяжёлая отдышка после длительного бега за юрким Глыбой, по её мнению, тоже могла развеять пребывание братика в царстве Морфея. Почему-то «Кус» называл сон за столом медитацией, но это мало её волновало, ведь обычно Эверек приходила сюда за отдыхом, тихим разговором о человеческой натуре и психологии, за относительным одиночеством и спокойствием. С ним всегда было хорошо.       Малютка Дея аккуратно отложила меч, повесив его между двумя сучьями на дереве и тихонько, на носочках прокралась к лавке напротив. Ноги гудели от бесконечных физических нагрузок, хотелось лишь плюхнуться в бадью, полную горячей, мыльной воды, а потом мигом в кровать. Да, в кровать… От этих мыслей ужасно захотелось домой, но ведь нужно было навестить каждого опекуна, что бы никто не обиделся. Яцек, к примеру, однажды жутко обиделся на то, что она предпочла скакать между деревьев и размахивать палкой, но потом надулась сама Дея, когда узнала от Йоанна, что это была всего лишь шутка. — Здравствуй, юная леди. Сильно устала? — Его голос был резким и неожиданным, разрывал серебристым баритоном мёртвую и неестественную тишину. — А? Так ты не… Эх, ладно, не в первой ты меня обманываешь. — Она фыркнула, сдувая выбившуюся с косы чёрную прядь, упавшую на мокрое от пота лицо. — Устала, значит. Что сегодня интересного было? Эй… Что у тебя там? — Маркус подвинулся ближе к столу и, буквально ложась на него животом, дотянулся рукой до её личика, левую часть которого та упорно скрывала ладошкой. Даже когда он попытался отодвинуть ладонь, девчушка не поддалась и отпрянула от него. — - Так, ты же знаешь, что я не вылечу тебя, не зная о проблеме, леди Эверек?       Дея нахмурилась и медленно, как бы неуверенно опустила руку на стол. На щеке, ближе к подбородку, красовался фиолетово-красный яркий синяк, контрастирующий с молочной кожей так же сильно, как её волосы, в которых, кстати, было полно листвы и сухих иголок с сосен. Мужчина тяжело вздохнул. — Когда же ты наконец прекратишь вести себя, как глупый деревенский мальчишка и начнёшь хотя бы пытаться вести себя под стать дворянке, дочери самого Ольгерда? О-ох, ну иди сюда, не хнычь. — Маркус оперся о спинку лавки и протянул руки к подопечной, приглашая её к себе. — Нет-нет, всё в порядке. Мне не больно, по крайней мере фичи… Физи… Кус, я хотела поговорить. — Девочка утёрла чёрным рукавом обжигающие слёзы, стекающие по пухлым щекам. — Да? Я всегда готов помочь, мы все гото… — Маркус, не надо. Я…Не могу так больше. Где мама? Кем она была? Почему папенька не приходит? Почему вы всегда рядом, не они? — Дея засыпала брата вопросами, и с каждым словом её голос становился всё плаксивее, сильнее дрожал. Крупные слёзы капали на её колени. Впервые она была настолько искренней и серьёзной. — Мы… Точнее… — Мужчина тихо выругался себе под нос. Он знал, что этот момент когда-нибудь настанет, но не знал, как себя повести, что сказать и что делать.       Он, как и остальные, в буквальном смысле не помнил ничего, что происходило в его жизни перед появлением Деи в их небольшой хатке на окраине деревни Янтры. Братья изначально понятия не имели, что делать с грудничком, так некстати принесённым Глыбой в «семью». Несмотря на долгие и жаркие споры, страхи и просто неумение обращаться с детьми, тем более с девочками, молодые бандиты рискнули и оставили малышку у себя. Приказ Ольгерда есть приказ, только вот после этого он бесследно пропал. Поговаривают, что где-то в окрестностях Оксенфурта его изредка замечали прохожие, но вероятнее всего это были лишь слухи. Первое время братья отчаянно искали отца девочки, но, так и не получив плодов своих стараний, бросили это гиблое дело. Оставить её под вратами какого-нибудь храма и обречь на судьбу обычной жрицы какого-то там Мелетеля было нельзя, ведь, как ни крути, она была дочерью их атамана. Это всё, что братья знали, ведь даже для них обстоятельства провала памяти, исчезновения Ольгерда, резкая смерть его жены были загадочными. Скорее всего, они знали даже меньше, чем сама наследница.       Маркус охотно рассказал всё, о чём ему было известно своим неизменным, монотонным серебром, разрывающим мёртвую тишину. Малышка Дея перестала проливать свои крокодильи слёзы примерно на середине рассказа, а под конец так вообще прикрыла глаза. Безусловно, она была до ужаса любопытным и активным ребёнком, но после нескольких часов, проведённых с никогда не устающим Глыбой с ног валился бы даже ведьмак. Она уснула крепким сном, оперевшись лбом в грязную от земли и запёкшейся крови ладонь. Послышалось тихое сопение.

***

      Всю ночь Бестия пыталась сконцентрироваться на написанном в книге о истории Северных Королевств, но никак не удавалось. Она лишь пробегала пустым взглядом по строкам, совершенно не осознавая написанного, поэтому приходилось задерживаться на одной странице более десяти минут. Девушка просидела так до первых лучей солнца, мягко очертивших силуэты мебели и различных предметов декора в комнате. Насмешливый огонёк в глазах Ольгерда вновь вернулся, всё встало на свои места. Приступы страха медленно уходили, оставляя лишь послевкусие слабости, сонливости и лёгкого, остаточного тремора. Несмотря на это Дея была твёрдо намерена пойти с Глыбой в лес, на разведку, да и просто размять кости на охоте, подышать свежим воздухом, наконец услышать мелодичный голос соловья, беспечно напевающего причудливые мотивы. Как же не хватало жизни в Эверековском саду…       Дея протёрла глаза тыльной стороной ладони, окончательно прогоняя нахлынувшее желание крепко и долго поспать. Сдерживаясь перед соблазном прыгнуть обратно в кровать девушка подошла к зеркалу и лёгким движением рук скинула с себя пеньюар. На бледной и тонкой, почти прозрачной коже цвели фиолетово-бордовые синяки, полученные в результате недавнего похода на купецкий тракт. Некоторые появились в результате сильных ударов о ветки дуба, а те, что на плечах — от не слишком щадящего нежную кожу доспеха Новолуния, принесённого откуда-то заботливыми братьями. Ремесленник, сделавший эту красоту, действительно был мастером своего дела. Броня прекрасно на ней сидела, сочетала эстетику и надёжность, чем и запала в душу.       Уже завязывая шнурки высоких сапог, Дея услышала стук в двери и, готовясь сказать привычное «войди», заметила боковым зрением знакомую фигуру. Глыба, не дождавшись позволения, вошёл в комнату и выдохнул с облегчением, ведь на этот раз «подопечная» была полностью одета и не стала кидать в него охотничьим ножом. Девушка не удосуживаясь повернуться к нему, окинула его равнодушным взглядом через зеркало и продолжила расчёсывать непослушные волосы. Самой было тяжело управиться с такой длиной. — Доброе утро. Поможешь? — Дея потянулась рукой к туалетному столику и взяла гребешок матери, украшенный крупными рубинами. — Всегда к твоим услугам, леди Эверек. — Мужчина взял гребень и осторожно отделил прядь спутанных волос. — Я просила не называть меня так. Мне уже не девять лет. Ты собрал всё необходимое? — Да, леди… Кхм. Конечно, как я мог забыть? Куда сегодня пойдём? Я видел следы копыт неподалёку, совсем свежие, да и в ловушки наверняка что-нибудь да попалось. — Глыба едва заметно усмехнулся. Он любил подобные вылазки на природу, даже сама мысль о походе грела его душу. — Осторожнее, не повыдирай мне все волосы. Следы? Интересно, какой идиот забрёл сюда. Я-то думала, что после последнего нашего похода в таверну о «проклятой знатнице» знает пол севера. — Несмотря на неподдельный её интерес к находке, в её интонации не было ни капли эмоций. Увы, проклятие с годами становилось всё сильнее и медленно обращало сердце в кусок холодного, как её голос, камня. — Прошу извинить. — Он украдкой взглянул на леди Эверек и тихо вздохнул. Тёмные круги под глазами свидетельствовали об очередной бессонной ночи. — Снова? — Да. Тревога предвещает беды, мой хороший, и я чувствую, что они уже совсем близко.       Дея повернулась к опекуну и заглянула ему прямо в глаза. Вокруг них повисла напряжённая тишина. — Грядут тяжёлые времена. Предназначение — не шутки, я поняла это слишком поздно. — И что ты хочешь этим сказать? Хочешь, что бы твоё самоубийство было самым изощрённым и глупым? — Я хочу, что бы человек, убивший моего отца отплатил мне жизнью за жизнь. И ты поможешь мне в этом. — Ты сходишь с ума, Дея. Тебе правда нужен отдых, забудь наконец. — Глыба подошёл к девушке вплотную и чуть склонился над ней. Его голос стал тише, вкрадчивее. — Живи, пока можешь. Живи своей жизнью, усопших ты уже не спасёшь. Мы не можем допустить твоей смерти, тем более такой. Ты это понимаешь?       Эверек нахмурила брови. Больше всего её раздражала старая песенка опекунов о защите последней насленицы. — Следи за словами, брошенными в мою сторону. Ты играешь с огнём, я всё ещё могу отсечь тебе голову. Малышка Дея, которой вы могли запрещать выходить из дому ночью погибла. Знаешь, почему? — В голосе Бестии зазвучал металл. — Более чем. — Он боялся её. Да, именно боялся. Одна неверная фраза и любой мог бы оказаться на месте темерского разведчика, тело которого до сих пор лежит в своей же засохшей крови. Где ты, маленькая Эверек? — От лап Фольтестовской псины. В тот день он убил двух зайцев.       Не отрывая взгляда от глаз опекуна, Дея медленно отошла на пару шагов назад и выпрямилась. Тишина давила на мозг не менее её строгого вида. — Через час жди меня у ворот. Проверь наличие оселок и моих кинжалов.       Мужчина кивнул и, не обронив ни звука, удалился из комнаты. Через час у ворот. Оселка и кинжалы.