За неделю до нападения на разведчиков Синих Полосок...
На дереве было неудобно, то и дело приходилось аккуратно поправлять своё положение на одной из больших, крепких веток самого старого дуба поблизости, густая крона которого отлично сокрывала сидящих на нём, томно выжидающих людей, с ног до головы облачённых только в иссиня чёрные доспехи из крепкой, ещё не расхоженной кожи, отчего при малейшем движении кожаные вставки неприятно скрипели, отираясь друг о друга. Дея сидела низко, укрываясь за листьями, из-за которых было видно только лишь истоптанную, пыльную, широкую тропу, на которой еле виднелись следы копыт и колёс повозок, и судя по размытости сих следов, на купецкий тракт уже давно никто не въезжал. Этот факт совершенно не казался странным, ведь пару лет назад ошивающиеся в окрестности банды разбойников устроили здесь кровавую резню, прямо под многолетним дубом. Мужчин они прирезали сразу, женщины были изнасилованы и позже отправлены в самые дешёвые бордели Вызимы, где те, судя по слухам, поумирали от рук нетрезвых клиентов. От самой мысли о судьбе женщин Дею передернуло, поэтому она предпочла сконцентрироваться на настоящем, которое так же её не устраивало. Купецкий караван, везущий с собой важную информацию в лице пожилого мужчины, никак не появлялся, как бы девушка не вглядывалась, ища медленно приближающуюся заветную чёрную точку на горизонте. Они задерживались, по словам испуганного информатора купецкий караван должен был проехать этим маршрутом уже минут как десять, если не больше. С каждой секундой обеспокоенность и притупленное разочарование всё росло, смешиваясь в непонятный коктейль эмоций, мешающий Дее мыслить трезво. Казалось бы, который год шли поиски последней памяти о её родителях, который раз, будучи на волоске от заполучения оной памяти, планы на победу уничтожались один за другим. Нужно было к этому привыкнуть. Определённо. Потуже затянув перевязку на талии, к которой были прикреплены ножны для двух мечей, девушка решила подняться по веткам чуть выше, к ждущим её распоряжений бравым хлопцам, если оных быков в человеческих телах можно было так назвать. Дея перескакивала с ветки на ветку легко и бесшумно, длинные пальцы раз за разом цеплялись за хлипкие ветки и старые, истёршиеся от таких же «скалолазов» сучья. Добравшись, наконец, к группе не подающих виду, но явно взволнованных мужчин, девушка уселась рядом с Глыбой, её суровым и молчаливым советником, другом и просто лучшим бойцом из отряда. — Что на этот раз? — хриплый тенор Глыбы вмиг рассеял густую тишину, неприятно охватившую каждого. — Ничего. Или информатор солгал, или нас попросту кто-то опередил. — тихо выплюнула Дея. Она всегда сдерживалась, стараясь не показывать раздражённости, но в этот раз её ледяной голос предательски дрогнул, что не предвещало ничего хорошего. Глыба с Мишелем неоднозначно переглянулись. Сегодня пыточную комнату вновь зальет мелодичный вопль совравшего парнишки, после чего крики утихнут так же быстро, как и начались. Ночной, прохладный воздух заставлял листья дуба умиротворённо шелестеть, обдувая находящихся на дереве приятной свежестью и речным запахом тины с илом. Напряжение, нарастающее с каждым словом недовольной командирши, начало медленно спадать, принося мужчинам долгожданное облегчение. Дея глубоко вздохнула и свесила с ветки ноги, готовясь к прыжку. Ждать было незачем, не слишком хитроумный план Деи с треском провалился, вновь оставляя банду головорезов ни с чем. Окинув всех пятерых тяжёлым взглядом карих, бесстрастных глаз девушка, словно крадущаяся кошка, через мгновение оказалась внизу, беззвучно приминая под собой высокую траву. Сопровождающие не нуждались в озвучивании приказа. Они её понимали. Без слов. С самого детства.***
Когда в шатёр ворвался запыхавшийся, еле дышащий парень, командир Синих Полосок и не думал отрываться от своего дела, тот даже не удосужился поднять взгляд с нового кинжала на солдата. Роше был раздражён, нет, он был в ярости, которую скрывал от взора своих солдат. С момента их встречи каждую ночь его посещали кошмары, где он видел только эти тёмные, полные ненависти и презрения глаза. Через мгновение, закончив полировать только что заточенный кинжал, Вернон нехотя окинул взглядом нежданного гостя. Форма Синих Полосок на нём утратила чистый, небесный оттенок и превратилась в разодранное, чуть влажное от свежей крови тряпьё ярко бордового цвета. Тень удивления скользнула по грубому лицу командира, ведь в последние несколько дней территория, контролируемая его отрядом была относительно безопасна, если не считать мелких неприятностей в виде различных чудовищ, относящихся скорее к ведьмачьему ремеслу. Тотчас маску безразличия ко всему болезненно сорвал с лица его собственный крик. — Бьянка, мать твою, живо ко мне! Чем дольше Роше вглядывался в пришедшего, который уже успел осесть на землю, придерживая ладонью кровоточащую рану где-то на правом боку, тем больше повреждений он замечал. Нетронутые огнём остатки пшеничного цвета волос слиплись от засохшей крови и рвоты юного солдата, чьё лицо было опухшее и практически полностью сине-фиолетовое. Единственный глаз, который не скрывали опухшие веки, был залит кровью и гноем. На ладони пострадавшего красовалось искусно вырезанное изображение розы. Вернон знал, чьих рук это дело, отчего рассвирепел ещё больше. Осторожно оттянув раненного на соломенную лежанку, командир, одной рукой приподнимая занавесу шатра, рявкнул громче. — Бьянка! Быстро сюда! С лекарем! Через несколько мгновений в покои Роше ворвалась Бьянка, кинувшая на парня полный сочувствия и тревоги взгляд, а следом за ней зашёл суетливый лекарь, сразу же начавший осмотр и диагностику. Он то и дело хмурил густые, седеющие брови, придавая себе образ классического старика, являвшегося единственным в деревне хоть как-то смыслящим в знахарстве человеком. Командир посмотрел Бьянке прямо в глаза. Ей не нужны были слова, ведь она знала этот взгляд. Она понимала его. С самого начала. — Не говори, что ты собираешься идти к ней в одиночку, Роше. Он не ответил, лишь подхватил кинжал, лежащий на столе и запрятал его за голенище. Идеально отполированный клинок ярко отразил тусклый свет почти догоревших свечей, изрядно испачкавших растопленным воском подсвечник и пергамент с рисунком пышной фиолетовой розы.***
Резиденция Эвереков была поистине нагоняющим ужас местом, сюда не смели соваться даже случайные прохожие, будто чувствуя количество негативной энергии, скопившейся в одном месте. Ещё два года назад в полуразрушенном особняке можно было найти лишь присыпанные поломанными балками и кусками поддавшихся времени, разваленных потолков остатки счастливой жизни её родителей. Сразу после того, как до Деи дошла весть о посещении особняка самого Геральта из Ривии, Мясника из Блавикена, та, сломя голову, рванула с другого конца континента к себе…домой? Да, пожалуй мрачный, наполненный смутными следами происходящих ровно двадцать пять лет назад трагических событий особняк был её домом. Тут девушка могла почувствовать себя в полной безопасности, ведь строгий и насмешливый взгляд отца с одного из портретов авторства её матери всегда напоминал об этом, стоило лишь на него взглянуть.***
Шайка вернулась домой лишь под утро, каждый без лишних церемоний и прощаний незамедлительно направился в свои покои, не забывая снять грязные сапоги возле входной двери. Дея терпеть не могла, когда к чему-либо, созданное её матерю относились без должного уважения. В том числе интерьер, так скурпулёзно восстановленный заботливой дочерью после долгой и дорогостоящей реставрации фамильного достояния. Ни одна деталь не была упущена, все картины, написаные Ирис, висели на положеных им местах. И положение лишь одной картины Дея осмелилась изменить. Отец, дарящий фиолетовую розу своей возлюбленной был запечетлён на внушительного размера полотне, которое отныне висело на одной из стен комнаты покойной матери. Девушка на ходу расстёгивала многочисленные ремни кожаного доспеха, который до сих пор неприятно скрипел при соприкосновении с другими вставками. Хотелось спать, ужасно хотелось спать. Мысли о большой, мягкой постели, некогда принадлежавшей её маме, сплетались с осознанием того, что в подвале, приспособленном под пыточную комнату, ожидает изнемождённый и, скорее всего, до смерти напуганный разведчик, убраный в некогда небесно голубую форму отряда Синих Полосок. Синих Полосок под предводительством Вернона Роше. Имя, промелькнувшее в уставшей голове девушки заставило её изобразить печальное подобие улыбки, лишь искажающее тонкий шрам, проходящий через правую сторону её лица. Раздевшись до льняной рубашки, тоже окрашенной в чёрный, траурный цвет, Дея натянула на свои изящные ладони замшевые, скрывающие всю аристократичность её пальцев перчатки в цвет рубахе и кожаным штанам. Находясь в комнате она ни разу не отважилась поднять глаза, дабы случайно не встретиться взглядом с её отцом, вечно смотрящим на нее с насмешливой строгостью. Его выражение лица никогда не менялось, как и не менялись чувства смотрящей на него Деи. Ей было попросту стыдно. За каждое убийство, за всё содеянное и за то, что она собирается сделать там, в подвале. В очередной раз.Прости, папа.
Девушка поправила чёрную, густую прядь волос, выбившуюся из сложной причёски и взяла со стола блестящий, прекрасно заточенный кинжал и, осторожно уместив его в сапоге за голенищем, направилась к выходу из комнаты, напоследок взглянув краем глаза на миниатюрный рисунок пышной, фиолетовой розы, последнюю картину Ирис перед смертью.