Notebook

      — Эй, Джон! Гэвин распахнул дверь практически с ноги и походкой победителя, задрав подбородок к самому потолку, прошествовал через весь бар, провожаемый заинтересованными взглядами посетителей.       — Накрывай поляну! — Рид шлепнул на барную стойку сложенную купюру. — Только давай без этой твоей ссанины. Налей что-то нормальное.       — А что, — бармен Джон прислонился к тумбе позади себя, скрестил на груди руки и обвел детектива насмешливым взглядом, — есть повод налить тебе чего-то стоящего?       — Еще какой, эй, — Гэвин улыбнулся и смущенно опустил голову. — Я, блядь, наконец-то закрыл дело, и если это не повод для тебя налить мне лучшего виски, то я даже не знаю что...       Джон прищурился и скептически посмотрел на Рида. Тот был хорошим полицейским, это общеизвестный факт, но посмотришь на него — дурак дураком, сопли на кулак наматывает, в стены тыкается, телефон от утюга не может отличить. Впрочем, сейчас технологии до того дошли, что уже никто одно от другого отличить не мог.       — Закрыл, говоришь? — уточнил Джон.       — Ты меня слышишь плохо или что? — Рид наклонился вперед, заглядывая приятелю в глаза.       — Слышу-то я тебя хорошо, — бармен развел руками, — но верю ли тебе — другой вопрос.       — Ты серьезно?.. — Гэвин запрокинул голову. — Я еще тут за свои кровные должен тебе, блядь, доказывать, что достоин хорошей выпивки, а не этой ослиной мочи, которую ты всем наливаешь?       — Эй, Джон, — возмущенный мужской голос шел из темного угла бара, — налей ты уже нашему парню нормальной выпивки! Неужто он не заслужил? Ты и так ему должен...       Джон поморщился, бросил недовольный взгляд в темный угол, но спорить не стал. Раз он в меньшинстве, так уж и быть, нальет ему лучшего виски. В порядке исключения. Как герою сегодняшнего дня.       — Чего это я ему должен? — недовольно бормотал мужчина. — Не припомню, чтобы что-то был ему должен...       Рид лишь усмехнулся.       — Спасибо, Пол, — он отсалютовал в темный угол.       — Обращайся, приятель, — черный мужчина, сливающийся с темнотой, надвинул на глаза кепку и улыбнулся белоснежной улыбкой.       — Непременно, — хмыкнул Гэвин и повернулся к бару, где уже ждал его стакан с виски.Рид кивнул, но от «спасибо» решил воздержаться. Вместо этого толкнул пальцами купюру в направлении Джона.       — Надеюсь, этого...       Договорить Гэвин не успел. Его прервала открывшаяся со скрипом дверь бара, и предложение его уже не нуждалось в логическом завершении, ведь все присутствующие тут же устремили свои взгляды на вошедшего. Все, кроме Рида.       В баре, где и без того было тихо, повисла гробовая тишина. Люди, кажется, перестали дышать. Гэвин стоял спиной к двери и не видел, кто вошел, но судя по реакции присутствующих, вариантов могло быть два: либо внепланово случилось второе пришествие Христа, либо сегодняшний трезвый водитель Рида решил явить себя народу.       — Ты не сильно торопился, да? — детектив устало потер ноющие глаза. Кто бы там ни был — Иисус или сам Господь Бог — эта фраза уместна в любом случае.       — Добрый вечер, — мягкий бархатный голос раскатился приятной обволакивающей волной по помещению.       Джон недовольно поморщился. Против пьяниц и дебоширов, евреев и черных он ничего не имел, но вот андроидов видеть здесь не желал. Об этом явно свидетельствовала предупреждающая надпись на двери, которая, видно, была проигнорирована.       Напряжение чувствовалось в воздухе. Никто не был рад появлению андроида. Его не любили. Нет, их всех здесь не любили после того случая. И людей даже не волновало, что эти ребята пришли с миром, ведь их добро уже показало наглядно, что оно с кулаками. Как ни крути, если однажды твой пылесос хорошенько долбанет тебя током, ты будешь относиться к нему с большей осторожностью.       В гробовой тишине, под тяжелыми взглядами присутствующих, андроид проделал свой путь позора, протянувшийся от входной двери до барной стойки, и замер в нескольких шагах от Рида. Тот даже не повернулся. Нервно опрокинул в себя стакан с виски и жестом попросил Джона повторить. Он кожей чувствовал враждебность посетителей. Они смотрели волком на андроида, их глаза угольками сияли из полумрака. Казалось, сделай хоть одно резкое движение, они тут же набросятся на андроида и разорвут его на части. Гэвин понимал прекрасно, что эти люди искренне надеялись, что он выставит своего пластикового напарника за дверь. Видеть его они здесь не желали, да только ничего сделать с этим не могли. Эта модель — RK900 — обладала уникальными правами, что были больше, чем у рядового посетителя этого бара. Запретить ему находиться здесь, как звену системы правосудия, они попросту не имели права. К тому же, формально андроид был напарником Рида, а значит его присутствие здесь было оправдано.       Возможно, в любой другой ситуации статус андроида этих ребят не остановил бы, но вот присутствие Гэвина, которого здесь все уважали, останавливало. Идти на конфронтацию с машиной у него на глазах никто не собирался. Это могло быть чревато.А Гэвин мог разрешить эту ситуацию, но делать этого не собирался. Встать на защиту андроида ему не позволяло мнение большинства. Это значило пройти против миниатюрной модели социума, что посетители бара собой в данный момент представляли. Ему бы пришлось противостоять мнению своих друзей-товарищей, потерять их доверие и симпатию.       Попросить RK900 подождать снаружи он тоже не мог. Хамить, грубить, стрелять прямо в лицо ему он мог, его мало волновало испытывает ли этот андроид к нему симпатию или нет. Он не за свои отношения с ним боялся, отказываясь идти на поводу у мнения большинства. Он боялся, что потеряет лицо в глазах своего пластикового напарника, ведь будет очевидно, чем именно продиктовано его решение. Для человека, который многие годы старательно делал вид, что ему плевать, что о нем другие думают, хоть от мнения их и был зависим, продемонстрировать это открыто было ударом по гордости. Он бы вряд ли смог выносить отблеск насмешки в голубых глазах и многозначительное молчание RK900.       И Гэвин сделал то, что делают настоящие мужики в такой ситуации — ничего. Он решил просто игнорировать присутствие андроида, будто от этого неловкость и напряженность ситуации куда-то пропадет. Если не будет замечать он, если будет вести себя как ни в чем не бывало, то и другие станут. И он опрокинул в себя еще один стакан виски, чтобы не чувствовать кожей давящее присутствие андроида, прожигающего детектива холодным взглядом.       — Как поживает твоя бывшая жена, Джон? — Гэвин подтолкнул пустой стакан к бармену.       — Жива, — коротко ответил бармен.       — Досадно пиздец, — протянул Рид, расползаясь по барной стойке. Он холодными пальцами чувствовал, что щеки его горят. Дело ли в выпивке или стыде — он не знал. Предпочитал все скинуть на виски, хотя знал прекрасно, что так быстро дать о себе знать алкоголь не мог. Гэвин трезв, как стеклышко, и это было досадно пиздец.       — Здесь как-то тихо в последнее время, — детектив окинул беглым взглядом помещение, считая быстро присутствующих по головам. Их было раза в два меньше обычного, это чертовски удручало. По новостям повторяли как мантру, что кризис миновал, но ощущение было, будто бы они только глубже в него погружаются. Ряды рядели, люди куда-то исчезали. Возможно, бежали прочь из Детройта в поисках лучшей жизни. Бежали точно так же, как полвека назад. Неужто город снова ждали запустение и разруха?       — Когда люди повально начинают коротать свои дни за выпивкой в баре — наступила жопа, — мудро заметил Джон, уж он-то в этом что-то понимал, — а как только резко перестают — надвигается пиздец.       Тяжелый вздох синхронно сорвался с губ присутствующих. Это было безмолвное согласие. Времена опять меняются, история заходит на второй круг и грозит повторить свой прошлый маневр. Все это чувствовали, но вслух не произносили. Боялись, что если озвучат, так все и случится.       Андроид, воспользовавшись тем, что на него уже не смотрят, взобрался на барный стул. Гэвин ничего не сказал ему, даже взгляда короткого не бросил. RK900, впрочем, уже привык к роли тумбочки. Он примирился с тем, что был лишь тогда, когда Риду это было нужно. Их обоих это вполне устраивало. Когда они существовали в разных плоскостях, каждый сам по себе, у них было меньше поводов для конфликтов.       Гэвин молчал долго, крутил в руках стакан, глядел пустым взглядом на свое мутное отражение в плещущейся жидкости, и так ему на душе было мерзко. Как будто не он сегодня победитель. Атмосфера уныния и обреченности, царившая в этом баре, угнетала его.       — Это убивает меня, — тихо произнес он.       Его душа раненой птицей билась в грудной клетке и требовала отчаянно то ли кричать, то ли петь. Надрывно и громко, немного пьяно, не слыша себя, сбиваясь и задыхаясь, еле выговаривая слова, но вместе со всеми. Как в старые-добрые времена. В лучшие времена.Джон с легким недоумением посмотрел на детектива, ожидая пояснения сказанных слов, но тот не заметил. Он озирался, щурился и явно кого-то искал.       — Где чертов Билл? — возмущенно выплюнул Гэвин, очевидно не найдя то, что искал.       — Билл? — Джон вскинул бровь. — Понятия не имею. Он уже давненько здесь не появляется.       — А я думаю, почему здесь так тихо... Без этого его, — Рид постучал пальцами по столешнице, изображая игру на фортепиано, — блядского бренчания.       — И слава богу, — Джон многозначительно округлил глаза. — У меня от этого бренчания уже крыша ехала. Мы в филармонии или где?       Гэвин неопределенно качнул головой.       — Не важно, — бармен махнул рукой, — он все равно играл весьма посредственно.С этим не согласиться было сложно.       Билл был тощим несуразным парнем, вечно себе на уме. Пить толком не пил, пропускал стаканчик-другой ради условности, а потом сразу садился за старое, почти развалившееся фортепиано в углу, стоявшее здесь еще с тех времен, когда вместо этого бара было вполне себе приличное увеселительное заведение.       Играть Билл особо не умел, академий не кончал, но так самозабвенно отдавался музыке, что ни у кого язык не поворачивался попросить его заткнуться нахрен. И каждую неделю с пятницы по воскресенье он садился за фортепиано и гонял по кругу свой скудный репертуар из почти десяти песен, из которых исполнял хорошо только две.Петь Билл тоже не умел, но любил. Горланил фальшиво, но душевно. На его счастье, аудитория была здесь не музыкальной. Пели они так же отвратительно, но, выпив изрядно, с радостью подпевали, так же фальшиво и душевно.       Гэвин толком Билла не знал, ни разу с ним не разговаривал даже, но остро ощущал его нехватку. Для него настолько вошло в привычку выпивать под одни и те же песни в дурном исполнении, что он не чувствовал без этого завершенности. Тишина отдавалась пустотой и в ней слишком заметно было, что город медленно вымирает вместе с людьми. Выносить это было невозможно. Алкоголь не способствовал, наоборот обострял нехватку. Гэвин вздохнул тяжело и осушил стакан. Он в этой давящей тишине начинал задыхаться. Она обнажала все то, от чего он так активно хотел сбежать: реальную ситуацию, пустоту, собственные мысли.       Рид поднял обреченный взгляд на Джона и уже было открыл рот, чтобы сказать ему что-то, как вдруг в глазах его зеленых что-то блеснуло, он передумал и повернулся резко к андроиду.       — Эй, Ричи, — Гэвин выдохнул буднично, с интонацией «так на чем мы остановились?», будто и не игнорировал его существование ровно до этого момента.       — Неверно, — мотнул головой андроид.       — Дик, — понижая голос, произнес детектив.       — Попытайтесь еще, — пропел RK900, увлеченно смахивая пальцами невидимые крошки со столешницы.       Гэвин нахмурился. Его захмелевший мозг никак не мог понять, что он именно делает не так. Закрадывалось подозрение, что он спутал андроидов. Или их имена.       — Девятка, — выдохнул он, выбирая беспроигрышный вариант.       — Допустим, — с неохотой согласился андроид.       — Ты ведь мастер-фломастер, так? — Гэвин сел поудобнее и доверительно наклонился к напарнику.       RK900 озадаченно нахмурился.       — Допустим, — с сомнением протянул он.       — Значит, на пинанине лобать умеешь? — вопрос прозвучал больше как утверждение, а заплетающийся язык выдал легкую степень опьянения.       — Никогда не пробовал, — честно признался андроид.       — Но ведь умеешь, так? — Гэвин вскинул руку, указывая на Девятку. Он в своих словах противоречий не наблюдал.       — Скорее всего, — согласился андроид.       — А сыграй нам...       Гэвин многозначительно двинул бровями. Джон неодобрительно поморщился.       — Сыграть? — переспросил Девятка и бросил долгий взгляд через плечо на фортепиано в углу. — На этом?       — Да, — уверенно заявил Рид тоном, не терпящим возражений.       Андроид задумался на несколько коротких мгновений. Он явно не считал эту идею хорошей и в срочном порядке взвешивал все за и против.       — Что сыграть?       Гэвин и Джон переглянулись и, не сговариваясь, ответили хором:       — Пианиста.       RK900 хотел было уточнить, о каком конкретно пианисте идет речь, но на то он и был продвинутой моделью, чтобы не уточнять.       — Хорошо.       Он помедлил мгновение и изящно соскользнул с барного стула. Путь до фортепиано был проделан им под заинтересованные взгляды присутствующих. Уже не было в них прежней враждебности, лишь любопытство и доля настороженности.Девятка остановился у фортепиано и несмело коснулся клавиш. Ему было страшно прикасаться к инструменту, тот, казалось, мог развалиться даже от дуновения ветерка. Андроид надавил несильно на клавиши, фортепиано вторило ему фальшивыми нотами, режущими слух.       — Оно расстроенно, детектив, — RK900 отшатнулся.       — Так подбодри его, придурок! — прикрикнул Гэвин.       — Не думаю, что это хорошая идея, — андроид помотал головой и стал отступать, — ничего путного из этого не выйдет.       — Черт, Ричи, — с раздражением выдохнул детектив, — сделай хоть раз что-то полезное...       — Простите?.. — напряженно переспросил андроид, явно задетый тем, что все его прежние заслуги были проигнорированы.       — Просто сыграй, лады?       Девятка выдохнул недовольно, поджимая губы.       — Как пожелаете, — буркнул он язвительно, но недостаточно громко, чтобы его можно было услышать и, подхватив ближайший стул, уселся на него за инструмент.       Вновь гробовая тишина. Все замерли и, кажется, даже перестали дышать. Следили неотрывно за Девяткой, а он чувствовал себя пианистом на сцене. Это был его дебют, весьма волнительно, однако он знал прекрасно, что выполнит свою программу идеально. Ошибаться не в его природе.       Он расправил плечи. Руки застыли над клавишами на короткий миг. Гэвин вдохнул, но так и не выдохнул. Первых трех нот хватило, чтобы заполнить ноющую пустоту. Все снова встало на свои места и в темном баре, кажется, даже стало светлее.       — It's nine o'clock on a Saturday, — негромко и мягко, однако уверенно начал Ричард, — the regular crowd shuffles in...       В помещении резко стало светлее, как будто кто-то щелкнул оставшиеся выключатели. Холодный свет ламп стал теплым желтым.       Гэвин задрожал всем телом, как будто ему в затылок кто-то легонько подул. Мурашки пробежали по спине. Он впервые слышал, чтобы RK900 пел, и его голос, уже привычный, бархатный сейчас звучал по-особенному приятно. Касался кожи мягко, обволакивал, будто шелк, и проникал внутрь, разливаясь в груди приятным чувством, вибрирующим, как мурчало у котов.       Гэвин поплыл. Он бы хотел сказать, что все дело в алкоголе, который резко ударил ему в голову, но соврал бы.       — Че-е-е-ерт, — только и смог выдавить из себя Рид, потому что других слов, чтобы описать происходящее, у него не было.