(Don't) let me go

Дым пополам с невольными слезами жжёт глаза. Она хватает губами воздух, судорожно вдыхая кислород вместе с гарью, что заполняет легкие. Мышцы ноют и, кажется, горят. Из открытой раны на ноге течёт кровь, и кончиком языка она чувствует её медный вкус, когда трогает разбитую губу. Касается головой грязной земли, прикрывая на мгновение глаза, позволяя забрать себя темноте, что так манит прекращением боли, сожалений, раскаяний, новых бесконечных сражений. Внутри всё сжимается от мысли, что это конец. Конец. Она не боится смерти. Ей не страшно умереть. Просто она только что обрела всё — всё самое важное. Она только нашла его. И теперь потеряет. Эта мысль приносит больше страданий, чем удушливый дым, уютно располагающийся в её сжатых лёгких. — Это любовь, агент Романофф? — Любовь для детей. А я обязана ему жизнью. Она представляла сотни раз, как вытащит его из передряг и скажет, что они квиты. Он ведь бешеный. Сумасшедший. Думает, что чертов ниндзя или кто его разберёт еще с этими стрелами и замашками камикадзе. Они вытаскивали друг друга тысячи раз из очередных бед, сваливающихся им на головы. Но ни разу она не почувствовала, что отблагодарила его достаточно. Ни разу ей не показалось, что они квиты. У неё всё еще неоплаченный долг перед ним. А умирать должницей ей совсем не к лицу. Что ж, пожалуй, выбора у неё особо и нет. Она хрипит, пытаясь выкашлять, поедающий внутренности дым. Опирается на локоть, морщась от боли во всём теле, и ползёт, стараясь хоть что-то разобрать сквозь угольно-серую пелену и едва приоткрытые ресницы. Перед глазами всё плывёт. Гудящая боль в затылке не даёт сосредоточиться, и ей всё ещё хочется просто прекратить всё это, но Наташа продолжает медленно ползти вперёд. Она не умрет не попытавшись. — Наташа! Голос Бартона разрезает её спутанные мысли точно одна из его метко выпущенных стрел. Прямо в цель. Прямо в её едва бьющееся сердце. Романофф сцепляет зубы и хрипит, сжимая рану на бедре. Её ладонь перепачкана кровью, она чувствует эту отвратительную влажность на пальцах. Темно. Так темно. Глаза больше не открываются. — Наташа! Надрывный крик её имени снова врывается в клубок черноты и тупой боли. В животе пусто и холодно. Ей всего лишь кажется. Просто влюблённая девчонка внутри неё хочет, чтобы он её снова спас. Это так по-детски. Грохот сотрясает здание. Стены и потолок рушатся, камни летят во все стороны, погребая под собой всё, что встречается на их пути. Что-то бьёт её по лицу, и она морщится от острой боли, чувствуя новую ссадину на щеке. Шорох и звук шагов почти не различим в стоящей какофонии разрушения. Он падает на колени рядом с ней, как только замечает в завалах и плотной дымке знакомую фигуру, привалившуюся к стене. Сердце уходит в пятки, когда Бартон видит её перепачканную кровью и серой с этими порезами на лице. — Нат, — хрипло выдыхает, борясь со страхом, что слишком поздно. Нет. Клинт отказывается рассуждать так. Он хватает её за подбородок и заставляет поднять голову. Ресницы слабо дрожат, не поднимаются, он пробует заглянуть в её мятные глаза, но она теряет сознание. В её последних мыслях перед этим Бартон находит её. Держит, словно она — самое дорогое для него. И говорит, что с ней всё будет в порядке. Снова так по-девчачьи. Не теряя ни секунды больше, он осторожно подхватывает её на руки и бросается к выходу.

***

— Нат. Уголки её губ чуть подёргиваются, намекая на улыбку, когда она поворачивает голову к нему. Сейчас она уверена, что это не плод её воображения. Он скрещивает руки на груди и вскидывает бровь, смотря на Романофф с нескрываемым осуждением. — Не начинай. Он качает головой и подходит к ней, опускаясь рядом с её креслом, в котором её только что подлатали агенты ЩИТа. Глаз с неё не сводит. Всё это кажется до боли знакомым. — Бестолку. Она жмёт губы, зная, что ему хочется сказать, какая она идиотка, что не должна была в одиночку идти на эту миссию, что Фьюри надо было послать к чёрту, что она должна была сказать ему, и он бы пошёл вместе с ней. Тогда бы всё не случилось так, как случилось. Они молчат, точно зная, что сказали бы друг другу. Он снова спас ей жизнь. Она не потеряла его. — Я не буду твоей должницей вечно. Обещаю. Бартон выдыхает, задевая пальцами её ладонь. — Только не умри в попытках расплатиться. На это я не подписывался.