Всё под небесами

Простите, если очень стеклянно. Но что-то по другому не получилось. Могла не попасть в характер. Ни в чей. ________________________________________________________________________ Вэй Ин проследил за тем, как каменная глыба закрыла проход, положил Бичэнь между собой и стеной, чтобы в лихой момент, если такой случится, вынуть его из ножен, встать между врагом и Лань Чжанем, и будь что будет. Потом взглянул на бледное лицо Ванцзи, проступившее в холодном мраке каземата, и не выдержал, разрыдался сухим мужским рыданием, которое надрывает душу. — Кандалы, — сказал Лань Чжань. От этих слов у Вэй Ина моментально высохли глаза и перехватило дыхание. Он совсем забыл про браслеты на руках и ногах, забыл попросить Вэнь Нина разбить их. Заговоренное железо все еще блокировало ци. Переданная Лань Чжаню духовная сила не текла единым потоком, а прерывалась на уровне запястий и лодыжек, уходила через браслеты вовне. «Как же я мог забыть!» — Я сейчас, Лань Чжань, — хотелось сказать бодро, но голос Вэй Ина не слушался, рыдания все еще сдавливали гортань словно железные пальцы. — Найду что-нибудь. Может, даже ключ. Наверняка тут полно всего, надо что-нибудь прочное и узкое. Усянь принялся шарить в темноте, под руки попадались какие-то отсыревшие бумажки, листья и сосновые иголки, занесенные в каземат ветром и подземными водами, пустые баночки из-под мазей, глиняные осколки и обломки кистей. Ничего стоящего. — Направленный удар, — хриплый голос Лань Чжаня всколыхнул сырую тьму, заставил Вэй Ина замереть. — У меня не получится, Лань Чжань, — помедлив ответил он. — Слишком ювелирно. Ты же знаешь, я вечность не фехтовал с применением духовной силы. Тем более таким сильным мечом, как Бичэнь. Не смогу точно рассчитать. Или промахнусь, или снесу тебе не только браслеты… Вэй Ин не договорил, потому что рука нащупала гвоздь, завалившийся между стесанными плитами и забытый на десятилетия. Ждавший своего часа. — Нашел, Лань Чжань! Нашел! Я быстро. Вэй Ин выковырял железяку, повертел между пальцами. Точно такой же он в свое время вытянул из головы Вэнь Нина. Ржавый, но подойдет! Наполнил гвоздь инци. Артефакт жадно выпил темную силу, нагрелся, сделался гладким и тяжелым. Вэй Ин бережно пристроил теплый металл между стыками кандалов. Надавил. Провернул. Цок. Щелк. Бряк. Ручные браслеты упали на каменный пол. Еще одно усилие, и лодыжки тоже свободны. Под металлом — стертая в кровь кожа, набухшие жилы. Но перед ци нет больше преград. Нужно только время. — Прости. — Вэй Ин бережно уложил руки Лань Чжаня на коленях, с трудом удержался, чтобы не поцеловать лоскутки содранной кожи. — Если бы был сильнее. Если бы… Больше тебя не подведу. — Я сам виноват. Слишком самонадеян, — возразил Лань Чжань. Сказал это ровным голосом, словно извинился за разбитую дешевую плошку, но у самого пальцы были ледяными, влажными и подрагивали. Но и без этих знаков предельного изнеможения Вэй Ину было понятно, какими усилиями давались Ханьгуан-цзюню спокойные ноты в голосе. — Конечно самонадеян, Лань Чжань, и всегда был, — затараторил Вэй Ин. — И больше такого не повторится. Я буду за тобой присматривать. Сам буду тебя защищать. Начну тренироваться. Каждый день. Вот увидишь. Вернее, оглянуться не успеешь, как мое Золотое Ядро будет сильнее твоего. Вэй Ин подождал, что ответит на его глупое бахвальство Лань Чжань. Наверняка выдавит из себя что-нибудь типа «трепач» или «убожество», или просто одно из своих многозначительных «мгм». «Ну же, давай, поругай меня, Лань Чжань. Стань самим собой!» — мысленно торопил Вэй Ин, но Лань Чжань молчал. То ли собирался с силами, чтобы возразить, то ли уже сосредоточился на Золотом Ядре и начал медитировать, отстранившись от реальности. В наступившей тишине Вэй Ин почувствовал, как вдоль позвоночника к самому горлу волной поднимается раскаяние и новые слезы. Хотелось просить прощения, тормошить Ванцзи, говорить красивые и нежные слова — до тех пор, пока Лань Чжань не оттает от этого своего молчания. Это же не Лань Чжань самонадеянный. Это он, Вэй Ин, так и не научился защищать то, что ему дорого. Вечный неудачник. И как Лань Чжань его терпит подле себя? Но Усянь тормошить не стал — медитация полезней бессмысленных извинений. Просто придвинулся поближе, потянулся к спутанным волосам Ванцзи, слегка пошелушил пряди, стряхнул с них присохшую кровь, вытянул соломинки. Старался сделать хоть что-то полезное, хоть как-то занять руки. — Обещаешь? — вдруг нарушил тишину голос Лань Чжаня. — Что, гэгэ? — подскочил Вэй Ин. — Что обещаю? Защищать тебя? Тренироваться?! Да, гэгэ, да, обещаю! Вэй Ин спохватился, что почти кричит. Прикусил язык. Широко улыбнулся, пусть Лань Чжаню этого и не было видно. Сжал своего Ханьгуан-цзюня в объятиях, тут же отпустил: «Прости, какой же дурак, тебе же больно!» Проморгался и заговорил уже медленнее: — Я все сделаю, гэгэ, все, что ты скажешь. Даже спать буду ложиться в девять, как прилежный ученик. И про вино забуду. И медитировать научусь. Ванцзи в ответ опустил ему голову на плечо, Вэй Ин слегка приобнял его, передвинулся так, чтобы голова легла не на плечо, а на предплечье — хотел видеть лицо. Тут же представил, что нет ни каземата, ни вони, ни ран, ни опасности, а есть река и лодка, река раскачивает лодку, как колыбель, река успокаивает. Вода лечит, смывает боль. Начал покачивать Лань Чжаня, словно баюкать. Слушал, как неглубоко дышит его любовь, потому что глубоко вздохнуть мешали сломанные ребра, и приговаривал в такт: — Кто-то строит дворец, или дом, или клан. Пусть. Я рад за этого человека, но мне самому, поверишь, Лань Чжань, этого не нужно. У меня есть ты — и это все, что мне нужно под небесами. С каждым вдохом тело Лань Чжаня становилось все податливее, мышцы расслаблялись, боль уходила. Хотя слова Вэй Ина вовсе не были заклинаниями, а были простыми чувствами, облеченными в форму речи, они все равно лечили, как лечат сильные эмоции, которые выходят наружу, обжигая губы. Вэй Ин больше их не сдерживал, не прятал, не стеснялся: — Кто-то лелеет зазнобу, мечту, или цель. Я их понимаю, Лань Чжань. Но я — не они. У меня есть ты — это все, что я лелею под небесами. — У кого-то есть тихая жизнь, и дети, и жена, — продолжил за него Лань Чжань, поднес руку к губам Вэй Ина, очертил пальцами контуры, и даже в темноте было видно, как он улыбнулся одними глазами. Закончил через улыбку: — А ты — это все, что у меня есть под небесами. И мне больше ничего не нужно. Вэй Ин нашел ладонь Лань Чжаня на своем лице, положил свою сверху. Закрыл глаза. На душе стало спокойно. От сердца отлегло. В этот момент по коридорам прокатилось эхо ужасного рева лютого мертвеца. И оборвалось. *** Когда каменная плита закрыла проход в каземат и спрятала Вэй Ина и Лань Чжаня от врагов, к Вэнь Нину подошел и хищно улыбнулся Цзян Чэн, похлопал себя по бокам, разогревая ладони, чтобы лишний раз не тратить силу Золотого Ядра. И только он собрался что-то сказать, как в дальнем коридоре появился Чжулю. Цзян Чэн почувствовал его взгляд, вернее почувствовал, что кто-то за секунду словно прожег дыру в его спине. Сичэнь тоже обернулся. Свет факела озарял лицо Чжулю, плясал в глазах, делал его похожим на дьявола. — Уводим его, быстрее, — зашептал Сичэнь, хватаясь одной рукой за шею Вэнь Нина и входя в роль еле живого Ванцзи. — Шевелитесь, пока он не понял, что его обманывают, — цыкнул сквозь зубы глава Цзян, расправляя плечи и нащупывая рукоять Саньду. Потом добавил уже на бегу: — Я там прошелся вперед, разведал территорию. Свернете в третий проход налево. Как только он побежит за вами, я отрежу ему путь назад. Загоним мерзавца в ловушку. — Наверняка прибежит подмога. — Пусть прибегает. Разомнусь с ними. Сниму напряжение. *** Свет факелов переплетался с тьмой ходов, темнота и свет так часто менялись местами, что глаза начинали обманывать Чжулю. Вот Лань стоит перед ним, а вот его уже нет. То это Лань Чжань, и то уже совсем не он. То он видит наглую спину Главы Цзян — только руку протяни, а вот фигура Цзян Чэна превращается в черную пыль. Пару раз Чжулю начинал паниковать, что потерял беглецов из виду, что Призрачный Генерал или Лань наслал на него морок. Но потом впереди с четкой определенностью появлялись залитые кровью траурные одежды Гусу, и Чжулю ускорялся, подстегиваемый жаждой мести и безумием. Цзян Чэн проследил из темноты закутка, как прислужник Хуайсана, на которого он до этого дня не обращал никакого внимания, стремглав бросился в боковую галерею вслед за Вэнь Нином и Сичэнем. «Отлично. Мышеловка готова». И шагнул вперед, закрывая проход перед бегущими с другого конца коридора заклинателями. Он даже не стал прикидывать, сколько их. Неважно сколько. Он был так зол, что лучше бы противники не заканчивались. Два взмаха меча, и Цзян Чэн заставил отряд, прибежавший по тревоге, притормозить, перегруппироваться, сменить тактику. Позволил им взять себя в полукольцо. Сделал обманный маневр, чтобы увидеть, кто будет нападать первым. Еще два взмаха Саньду и один Цзыдянем — три тела скорчились на земле, четвертое, уже мертвое, но еще не понимающее этого, осталось стоять. Цзян Чэн брезгливо толкнул его носком сапога и встал в позицию обороны. Дальше это отребье не пройдет. Или он не Глава Цзян. И мерзавец Хуайсана из этого коридора живым не выйдет. Цзян Чэн синхронно рубанул с обеих рук, и две головы покатились ему под ноги. Остальные, еще живые, посмотрели на него с ненавистью. В некоторых устремленных на него взглядах Цзян Чэн почуял осторожность и нерешительность. — Да ладно, девочки?! Уже собираетесь уходить? Не советую, мы ведь только начали. Он поднял меч перед собой, поводил им по воздуху: справа налево и обратно. Яростное пламя духовной силы Саньду осветило присутствующих. Их стало больше. К уже прибывшим добавились новые. Задние ряды начинали напирать. Духовная энергия Цзян брызнула искрами по каменной кладке, свет превратился в огонь — свирепый, как глаза Главы Цзян. И огонь был готов поглотить все на своем пути, все превратить в пепел. Цзян Чэн сделал резкий выпад, ударил не мечом, Цзыдянем. При свете факелов фиолетовая вспышка превратилась в черную молнию. Вскрик, к ногам Главы Цзян долетело отрезанное ухо с ошметками скальпа: видно, кто-то пытался увернуться, и удар пришелся по касательной. А потом Цзян Чэн начал рубить не присматриваясь направо и налево, уже без разбора и остановки. Чтобы только не грызла душу тревога и что-то еще, давно забытое, но готовое всплыть в памяти, если только Цзян Чэн хоть на минуту замедлится. Он не давал себе замедлиться, но и не замечал, как губы упрямо шептали: — За брата, за брата, за брата… *** Чжулю вынырнул из тумана теней прямо перед Сичэнем. Лезвие короткого меча скользнуло по ханьфу, прошло через защитные прошивки, как сквозь масло, дотронулось до живота, прижалось к промежности, обещая боль. — Удивлен, Первый Лань? Думал, что я могу вас перепутать? Ну, может быть. В первые несколько минут погони. Но меня не провести. Я хорошо знаю своего врага. И тебя. Вся вязь на твоей одежде — детские картинки. Вязь на моем клинке — вот сила. Чувствуешь ее? Острие укололо кожу. — А ты? В шею Чжулю на ли вошло острие «Новолуния». Полвздоха на размышления, и оба противника сделали неуловимое движение в противоположные стороны. Между ними образовалось свободное пространство. — Я уже видел этот клинок, — сказал Сичэнь и тут же осознал, что ему противостоит клинок Яо, такой же яркий и убедительный, как сам Яо, такой же стремительный, как мысли Яо, такой же безжалостный, как правда о Яо. Сичэнь невольно сделал еще один шаг назад. — Хорошо, что не забыл. Мэн Яо им мало пользовался, но передал много своей духовной силы. Пока жив я — жив и Хэньшен*. Хочешь убить меня? Хочешь! Как младшего названого брата?! Пойдешь против духовной силы Гуанъяо? Сичэнь поискал глазами Вэнь Нина. Тот уже ушел вперед, крушить созданный Чжулю орден. Посчитал, что для чести Сичэня важно одержать победу в финальной схватке без его вмешательства. Молодец. «Не оставь там камня на камне, а я разберусь тут. От судьбы не уйти», — успел подумать Сичэнь, вздохнул и сделал выпад вперед. Призрак Мэн Яо засмеялся у него в голове, а еще всплыло наставление, которые дал Сичэню перед расставанием Вэй Ин: «Не позволяй ему коснуться тебя левой рукой!» Сичэнь слегка кивнул, словно ответил на эти слова Вэй Ина, стал следить за левой рукой Чжулю очень пристально. Со всем вниманием, на которое был способен. А Чжулю наслаждался. Казалось, что он играет. Как играет дикое животное со своей добычей. Знает и наслаждается эффектом, который оказывает на Первого Ланя меч Мэн Яо и знание о губительной силе, заключенной в его левой руке. Поэтому не спешил показывать и применять свой главный козырь. Сичэнь двигался быстро, так быстро, чтобы левая рука Чжулю не могла до него дотронуться. Не могла лишить сил. Он выматывал отпрыска Сжигающего Ядра, заставляя промахиваться, делать один неудачный выпад за другим. Атаковал. «Призрачная жизнь» звенел под натиском ударов, но как только Чжулю открывался, делал ошибку и можно было закончить схватку победой, Сичэню казалось, что он нацелился острием «Новолуния» в собственное сердце. Иллюзия была убедительной, даже слишком. Сичэнь подозревал, что не сможет завершить смертельного движения, не сможет лишить меч Яо его духовной силы. Что ему оставалось? Только продолжать этот красивый танец со смертью. «Призрачная жизнь» пел в руке Чжулю. Сичэню казалось, что это поет Яо: «просто будь тем, кто помнит, и этим со мной горит. сохрани. сохрани меня там, где тебе болит».** Сичэнь заткнул бы уши — да руки заняты. Он бы забыл Яо — но как забудешь себя? Сичэнь понимал, что это схватка не с Чжулю, а с призраком. Призраком его любви и его вины. Иероглифы имени Мэн Яо кружили перед глазами во тьме, вплавлялись в тело. Ум проваливался в полузабытье, оплетенный иллюзией, но «Новолуние» резал и резал эти призрачные нити, не давал воспоминаниям утянуть Цзэу-цзюня назад, в пережитое. Меч не позволял вине взять верх над реальностью. «Призрачная жизнь» гнался за Сичэнем, тянул за собой руку Чжулю, словно нитка иголку, искал плоть и старался уязвить, но натыкался только на тень. Пока. Сичэнь был предельно быстрым, но с удивлением заметил, что Чжулю тоже ускорился, что он отлично фехтует и без особого труда подчиняет себе тесное пространство подземных галерей. Было в его технике что-то знакомое, что Сичэнь сам не видел, но слышал от… Сичэнь моргнул, стараясь вспомнить давнее. Воспользовавшись этой малой передышкой, Чжулю сделал движение запястьем, вынул из рукава цянькунь еще один меч и без малейшей заминки, с легкостью перешел к фехтованию парным оружием. Второй меч отсвечивал весьма сумрачным и угрюмым сиянием, а при взмахах словно оставлял за собой невесомую черную дымку. «Это «Цзянцзай»*** — меч Сюэ Яна», — узнал Сичэнь. И техника сражения тоже его. Он старается нанести раны смертельные и болезненные, но не убивающие сразу. Такие, что позволят насладиться кровопролитием и долгой агонией. От понимания ситуации Сичэня обдало жаром, потом холодом. Все зло, против которого Глава Гусу сражался, в борьбе с которым столько потерял, победой над которым столько утешался, теперь снова стояло перед ним, насмехаясь. Неуязвимое. Глумящееся. Ниспосылающее несчастья. Сичэнь посмотрел этому злу в глаза, в его взгляде не было ненависти, было что-то за ее пределами. Сжал зубы. Он не проиграет. Под прямым взглядом Сичэня Чжулю почувствовал себя сыто — наконец старший Лань потерял свою хваленую выдержку, наконец с его лица смыло превосходство и всепонимание. Но одновременно почувствовал и странное беспокойство. Все-таки лучше прекратить играть с этим гордецом прямо сейчас. Игра подзатянулась, и Вэнь Нин может вернуться в любой момент. Для повторного укрощения Призрачного Генерала понадобятся все силы и все внимание. Хорошо, что гвозди, сдерживающие волю, лежат в рукаве, хорошо, что Чжулю нес их с собой. Правда, нес, чтобы опробовать на Лань Чжане. Но этот пока может и подождать. Надо решать проблемы по очереди. Вэнь Нин уже испытал на себе силу небесного металла, который, однажды попав в плоть — мертвую или живую, не важно — остается в ней как неизлечимая болезнь. Поэтому, как только Вэнь Нин покажется, достаточно будет просто достать гвозди и приложить к его телу — даже мимолетного касания хватит, чтобы парализовать порождение Вэй Ина, а там, пара хитрых мантр — и Призрачный Генерал будет в его полной власти. Прекрасный план, но старший Лань ему мешает. Значит, Ланю пора умереть. *** Цзян Чэн получил передышку в несколько минут. Вокруг него валялось несколько десятков мертвых тел, но он слышал, что по коридорам гулко раздавался бег живых. Они спешат. Будут стараться прорваться через него на помощь ублюдку. Цзян Чэн поправил кольцо на пальце. Заметил, что кисти рук слегка подрагивают от возбуждения и стремящейся вырваться на волю духовной силы. Хорошо. Цзян Чэн чувствовал себя хорошо. Даже отлично. Ни одной лишней мысли в голове, ни одного глупого желания, ни одного сожаления. Впервые за столько лет все, наконец, просто: враг — впереди, друзья — позади, и от него зависит, чтобы друзья не пострадали. От этого пело все внутри, от этого хотелось петь самому. Надо будет потом попросить у Сичэня, пусть научит его хорошей, но несложной песне, чтобы подходила к таким вот моментам. Потому что момент замечательный и надо будет как-нибудь повторить. Эххх. Первому прыгнувшему на него из теней Цзян Чэн срезал голову фиолетовой плетью, голова отлетела Главе Цзян под ноги, продолжала клацать зубами, ее глаза удивленно смотрели то на собственное тело, корчащееся в судорогах, то на сапоги Цзян Чэна. Следующему атакующему Цзян Чэн что-то пронзил, судя по положению меча, скорее всего почку. Третьему, не успев развернуть Цзыдянь, просто выколол глаз. Нападающий заорал так громко, что пришлось дважды ударить его пяткой в основание черепа, чтобы замолк. Цзян Чэн так потом и не вспомнил, что сделал с остальными. Когда посмотрел по сторонам, уже никто не шевелился и стояла гробовая тишина. Только противно болела правая нога от многочисленных резких и беспощадных атакующих бросков. Давно он так не отрывался — мышцы отвыкли. Только в подмышке почему-то была зажата чья-то оторванная рука, уже на руку не похожая, похожая скорее на кусок мяса, бесформенный и кровоточащий. Вдруг эхо донесло до него ужасный рев Призрачного Генерала. Такой сильный, что Цзян Чэн зажал уши руками. Потом рев оборвался. *** Их битва с Чжулю зашла в тупик, из которого ни одному уже не суждено было выйти победителем. Сичэнь держал «Новолуние» у горла Чжулю и считал вдохи. Чжулю тоже их считал и сжимал шею старшего Ланя между лезвиями. «Призрачная жизнь» и «Приносящий несчастья» оставили на нефритовой коже два ровных надреза, но пока дальше этого не продвинулись. Сичэню на удивление легко думалось. Да, теперь Яо и Минцзюэ не приходят за ним в снах, но это не значит, что он про них забыл. А они про него. Они поклялись быть вместе. И они прокляты. И этого уже не изменить. Все обман. «Я делаю добрые дела, я защищаю справедливость. Или я просто хочу купить себе прощение. Сколько добрых дел надо, чтобы выкупить Яо из его ада? Почему я не могу отправиться за ним? Делать вид, что я не виноват в убийствах, спланированных Яо, в том, что пережил Минцзюэ — слабость и трусость. За такие вещи всегда приходится платить. Сейчас — самое время. По крайней мере, умру с честью и с пользой. Ведь все, до чего я дотрагиваюсь, все, что люблю — умирает. Пора и мне. Это глупость — надеяться, что мне есть место среди живых». «Одно движение, и я убью Чжулю. А он убьет меня. Это правильный конец». Но с этой мысли Сичэня сбил ужасный рев лютого мертвеца. Чжулю вздрогнул, а в его глазах Сичэнь увидел ужас и Вэнь Нина, несущегося на них и несущего с собой смерть. *** Вэнь Нин дал Призрачному Генералу взять над собой верх и убивал людей нового ордена, созданного Чжулю. Люди текли на него, как стремнина весной. А он их убивал. Он лютый мертвец, его работа — убивать. Когда работа закончилась, Вэнь Нин успокоился и оглянулся по сторонам. Ничего, кроме трупов. Никакого звука далекой битвы. Тишина. Никто не идет к нему навстречу. Но там, где он оставил Сичэня, слышатся два дыхания. Рядом. Полные последней решимости. Сичэнь не завершил схватку. Сичэнь собирается умереть. Если бы у Вэнь Нина было живое сердце, то в этот момент оно бы почувствовало, что чья-то рука сжимает его с нечеловеческой силой и бросает куда-то вниз. Но сердце живым не было и ничего не почувствовало. Была только нечеловеческая сила темной энергии, что подняла Призрачного Генерала из могилы. И она же бросила Вэнь Нина на звук сбившегося дыхания Главы Лань. Пронесясь ураганом до самой развилки переходов, Вэнь Нин увидел лезвия мечей на шее Сичэня. Увидел самого Сичэня, который стоял весь в крови, своей и чужой. Увидел, как напряглись мышцы предплечий Чжулю, готовые передать смертельный импульс клинкам. Но Вэнь Нин оказался быстрее. Молниеносный удар под локти, синхронно, двумя руками, и «Призрачная жизнь» с «Посылающим несчастья» разлетелись в разные стороны, освобождая горло Сичэня из плена. Еще один удар по запястьям, и клинки выпали из рук Чжулю. Вэнь Нин ждал, что тот отступит, но не тут-то было. Чжулю ловко выхватил из рукава гвозди, кинулся вперед, впечатал заговоренный металл в виски Вэнь Нина. «Те самые гвозди, — медленно проплыла мысль в голове, — ненавижу их. Зачем?» Наверное, действие с гвоздями должно было как-то повлиять на него. Подчинить? Но тело Вэнь Нина жило в этот момент по новым, известным только темной энергии законам. Рука Вэнь Нина вырвала артефакты у Чжулю и отбросила в темный угол. А потом Вэнь Нин схватил этой же рукой Чжулю за горло. С удивлением уловил движение мощных мышц под пальцами, биение дикой, извивающейся животной жизни, которую нужно было прекратить во что бы то ни стало… Очистить от нее мир. Черты Вэнь Нина исказились от творимого им насилия. Он сжимал, сжимал пальцы все сильнее, пока не услышал хруст позвонков, пока не почувствовал содрогание порванных связок, и все продолжал сжимать, удерживая в ладони последний трепет угасающей жизни. Вернул себе контроль над телом только тогда, когда Чжулю превратился в тряпичную куклу с вылезшими наружу глазами. Приказал пальцам разжаться. Переступил через бесформенное тряпье, упавшее к его ногам, сделал шаг к Сичэню, который так и не сдвинулся с места. — Первый господин Лань! Тот слегка повернул голову на его голос, но Вэнь Нин был вовсе не уверен, что Сичэнь его увидел и осознал, что произошло. Вэнь Нин сделал еще один шаг. — С вами все хорошо, Первый господин Лань? Самому Вэнь Нину было плохо от пустых холодных глаз, которыми смотрел на него Глава Лань. Взволнованный, Вэнь Нин не заметил, как позволил себе фамильярность: — Сичэнь?! Что с тобой? Сичэнь вздрогнул, словно получил пощечину, сглотнул ржавую на вкус кровь, сказал так, словно подписал себе смертный приговор: — Мир никогда не исправить, и я все еще его часть. Не уверен, что ты сейчас сделал правильный выбор. Может быть, тебе надо было дать мне умереть. Вэнь Нин встал перед Лань Сичэнем, почувствовал, что надо сказать ему что-то правильное. Такое, чтобы словом снять с первого господина Лань накатившую безысходность. Но слова никак не приходили. А сделать то, что было нужно, он не решался. Это могло быть истолковано как непочтительность. Хуже, как непристойность. Но с другой стороны, он ведь обещал Главе Лань всегда быть рядом, когда демоны прошлого будут утягивать его за собой. Оберегать Сичэня от мира мертвых — это его служба. Сейчас самое время ее исполнить. Если бы Вэнь Нин умел дышать, он вдохнул бы. Но он не умел. Поэтому просто сделал еще один шаг вперед. Опустил руку на плечо Сичэня. Тот дернул головой, чтобы отстраниться, задел мокрыми от чужой и собственной крови и пота волосами по щеке. Вэнь Нин не почувствовал ни запаха этих волос, ни самого Сичэня, но зато почувствовал необходимость убрать черные до синевы пряди с высокого скорбного лба, прижать к себе этого сильного и одновременно слабого, и именно поэтому такого живого человека. Прошептать ему в самое его ухо: — Зачем исправлять мир? Попробуйте исправить смерть. Сичэнь ничего не ответил. Не отдавая себе отчета в том, что делает и зачем, поддавшись внезапному порыву, он, вместо того, чтобы отстраниться, наклонился, дотронулся губами до губ Вэнь Нина. В благодарность. Было не противно. Вэнь Нин доверительно принял прикосновение, понимая, что Первый Молодой Господин еще не полностью пришел в себя, что он поцеловал не его, а попрощался с тем, кто больше его никогда не потревожит. А потом Сичэнь поцеловал еще раз. Совсем по-другому. Вэнь Нин не чувствовал на мертвых губах нежности и теплоты этого поцелуя, но зато услышал, как все быстрее и быстрее застучало в груди живое сердце Главы ордена Гусу Лань. «Все будет хорошо, — подумал Вэнь Нин и осторожно ответил на поцелуй, коснулся губами губ Сичэня, стараясь передать тому эту мысль. — Теперь все будет хорошо». — Ну что? Нализались? Пойдемте уже отсюда, там Вэй Ин ждет. Вэнь Нин и Сичэнь одновременно обернулись. «Как же так? — удивился Вэнь Нин. — Почему я не услышал шаги Главы Цзян?» «Как же так? — подумал Сичэнь. — Цзян Чэн не плюется и не угрожает нам Цзыдянем. Что с ним не так?» Но додумать мысль ни у того, ни у другого не хватило времени. Потому что Цзян Чэн, деловито счистив чьи-то кишки с Саньду, перестал сдерживаться и рассмеялся. Сначала тихо, потом все громче и громче. Мышцы его брюшного пресса ходили ходуном, он согнулся пополам, прислонился к склизской стене, глаза его заслезились. Оказалось, что у Главы Цзян очень заразительный смех. Хотя он и был вызван внезапно схлынувшим напряжением и огромной усталостью. Сичэнь тоже начал смеяться. Он тоже очень устал. Они все устали. Даже Вэнь Нин, который уставать не должен. — Веди нас, Генерал. Я могу заплутать. У меня в глазах что-то все плывет. Только топай посильнее, — сказал Цзян Чэн, отсмеявшись. — И давайте разговаривать, чтобы мой шисюн не укокошил нас, приняв за врагов. Когда у него едет крыша, он на все способен. *** Рев Призрачного Генерала внезапно оборвался. Там, в темных коридорах лабиринта, происходило что-то непредвиденное, и Вэй Ин уже чувствовал кожей надвигающуюся опасность. Он машинально закрыл Лань Чжаня собой, дотянулся до Бичэня, вынул его из ножен. Льдисто-голубой вихрь духовной энергии озарил каземат. Вэй Ин сделал три вздоха. Ничего не произошло. Из лабиринта больше не проникало ни звука. Тогда Вэй Ин помедлил еще немного, потом помог Лань Чжаню устроиться удобнее у стены, а сам привстал с Бичэнем наизготовку, огляделся. Из-за слез, еще стоявших в глазах, все вокруг было мутным. Вэй Ин как сумел утерся. На секунду зрение стало яснее, а потом снова заволокло мутной пленкой. Сквозь нее Вэй Ин все-таки рассмотрел, что в дальнем углу стоит что-то, похожее на столик для благовоний. Вэй Ин сказал: — Посиди, Лань Чжань, я гляну… Там тетрадь. — Бичэнь, — Лань Чжань протянул руку, сжал переданный меч в ладони. «Прочь от мирских забот» почувствовав хозяина, засиял ярче, а на лице Ванцзи появилось спокойное и решительное выражение. Вэй Ин подошел к столику, взял в руки листки в кожаном переплете. Стал рассматривать. Это были заметки, написанные тем же почерком, что и иероглифы на непростительных талисманах, найденных на теле заклинателя по металлу. — Если отдать это Хуайсану, — Вэй Ин обернулся через плечо и потряс листами, — то он наверняка скажет, похоже это на писанину Чжулю или нет. По крайней мере, сразу видно, что это не мое. Слишком аккуратно, слишком систематично. Вэй Ин углубился в записи, воскликнул: — О! А вот наблюдения за поведением лютых мертвецов. А вот о татуировках. О мазях. Он талантливый, — подытожил Вэй Ин, и в голосе его Лань Чжаню слышалась не столько ненависть, сколько неподдельное удивление, еще чуть-чуть, и понимание, еще немного — и жалость. — Хорошо. —  Лань Чжань принял оценку Вэй Ина как должное. — И собери под ногами. Вэй Ин наклонился. По полу были разбросаны талисманы. Множество вариантов непростительных талисманов, различавшихся или цветом чернил, или наклоном линии, или толщиной мазка кисти. Минимальные различия, трудно отличимые на глаз, но, вероятно, имеющие значения при произнесении заклинания. Сотни бумажек с ускользающей вязью иероглифического письма, близкой к совершенству. Вэй Ин встал на колени, стал собирать мокрые листы, складывать в рукав. Потом сказал почти шепотом: — Что-то тихо там, за стеной. Как думаешь? Уже закончилось? У них все получилось? В этот момент гулко застучали по камню шаги трех пар ног. — Вэй Ин? Лань Чжань? Мы открываем проход, — И каменная плита поползла в сторону, а свет факелов влил в темноту масляно-желтое мерцание. Цзян Чэна, Сичэня и Вэнь Нина встретила улыбка Вэй Ина, широкая как никогда, и Лань Чжань, который медленно, но с достоинством поднимался на ноги. Кожа на его лице была белая настолько, что кровь на подбородке в факельном свете показалась черной. Заметив устремленные на него встревоженные взгляды, Лань Чжань провел по подбородку рукавом, сплюнул тягучую кровавую слюну и поднял уголок разбитой губы вверх. Вэй Ин подумал, что это самая красивая улыбка, которую он видел в своей жизни. Лань Чжань взял из рук Вэй Ина листы и талисманы, сказал: — У нас доказательства. Сичэнь шагнул ему навстречу, положил руку на плечо: — Я рад, брат. Мы все рады. Пойдем? Все вместе, медленно, очень медленно они вышли из лабиринта крепости и направились в цитадель ордена Не. — А они… они лежали, такие мертвые, спокойные. Я испугался, подумал, что спят, — рассказывал о своем бое Цзян Чэн. — Умом знал, что умерли, и кое-кто страшной смертью, но все равно, я все ждал, что они очнутся, заговорят, позовут на помощь или закричат. А потом заревел Вэнь Нин. Меня аж передернуло. Я думал, сердце остановится. Это совсем не так, как на войне. Тут совсем другое. Вот сейчас думаю, а что было бы, если бы мы туда не пошли. Они бы все были живы. Но с другой стороны… Лань Чжань не слушал. Смотрел под ноги. Под ногами почему-то было очень много цветов, и он старался на них не наступать. Откуда они вдруг? Да не важно. И не важно, что на цветы капал с неба вечерний летний дождь. Еще чуть-чуть, и ливень. Еще чуть-чуть, и встреча с Хуайсаном. Надо собраться с силами.