3_Пленная память

Ночлег в доме Натальи Ростопчиной обещал отдушину после незадавшегося венчания, однако Софии всю ночь хотелось провалиться куда-то сквозь уютную перину и заодно паркет. С хозяйкой дома они были знакомы около полугода. Графиня иногда посещала придворные концерты, которые устраивал Великий князь, лично музицирующий на скрипке. Как-то, оказавшись по соседству, они живо разговорились, и даже вспомнили детство. Молодая женщина сходу расположила к себе живым обаянием и самоуверенностью, но при этом без высокомерия к юным девицам. Но едва Никита Оленев проводил их до дверей особняка, её будто подменили. Наталья стала мрачна, молчалива и едва скрывала напряжение. За скудным постным ужином казалось, что вот-вот её темно-синие глаза наполнятся влагой. Они успели кратко обсудить незавершённый обряд, и Наталья велела помолиться ангелу, что отвёл от неисправимой беды. Лишь намекнув на некие грехи Мещерского, известные наверху, она быстро удалилась к себе, поручив горничной подготовить для гостьи спальню. Конечно, их с Никитой задумчивые взаимные взгляды и замершие в пожатии руки при выходе из кареты окончательно подсказали девушке причину, по которой Наталья взялась его сопровождать, а теперь беспокоилась. "Ах, как бы я втайне радовалась, и даже рада была утешить, кабы не устроила того беспокойства лично! Ведь крёстный убеждал меня, ещё и обижаться посмела... Только б не случилось дуэли!" — сокрушалась про себя Софи, так и не решаясь обсуждать вслух. Чувствуя себя кругом виноватой, девушка не стала злоупотреблять гостеприимством, и с самого утра поспешила в дворцовые светлицы Ораниенбаума. Но в дороге угрызения совести отодвинуло новой паникой: как там ещё восприняли при Малом дворе этот странный отъезд, и, главное, не пронюхали бы, с кем да с каким намерением... Приехав прямо в канун Сочельника, да ещё после вести о новом тяжёлом припадке императрицы, Софи оказалась избавлена от долгих светских бесед и ехидных расспросов. Праздничный день прошёл без увеселений, в церковных службах. Молебны о здравии Ея Величества, да, как обычно, о победе войск в Пруссии, и, наконец, литургии... Такое тихое проведение Рождества вполне отвечало нуждам Софии: повиниться перед иконами за дурную затею, и заодно, побыть наедине с собой, избегая общества. А к Великой вечерне прискакал курьер, сообщив о смерти Елизаветы Петровны. С этих пор молебны сменились долгими, печальными панихидами. Не сразу, но тихий шепоток за спиной всё же подсказал Софии, что её загадочные деяния замечены и не забыты. "Ну понятно! — думала она, тревожно озираясь. — Эти старые девы Шафировы не премянули всунуть свои носы. Двоим их сестрам мужей нашли, а двоим не хватило, хотя уж под тридцать. Вот кто бы от венчания не сбежал! Хотя какой с этих завидющих старух спрос? Здесь и милая собой ровесница Аннушка Вейдель походя выдала первой встречной, даже не зная, друг это, или враг..." Год назад наивной, начинающей фрейлине привиделась в Аннушке новая подруга. Но, видимо, только привидилась — не знала она тогда всего закулисья новой службы. Правда, маменька всё порывалась о чем-то предупредить, да было бы желание слушать... Да уж, немного остаётся поводов для дружбы, когда идёт бесконечная борьба за милость свыше, за подарки, и наконец, за само фрейлинское место... Анна-Мари с сестрою Машей, в малолетстве осиротев, пребывали здесь на правах государевых воспитанниц, будучи вне штата. В случае отставки она, София хотя бы останется в столице, а вот Вейдель вернутся в имение под Воронежем, либо же пойдут замуж за кого попало. Так что вся их надежда на дядюшку Пассека, что в гвардии на хорошем счету, а также на свою удачу и хитрость. Да будь то Шафировы, Вейдель, или кто ещё — а непременно доложат Екатерине про её тайны и странности — и тогда уж точно: прощай, дворцовое убежище... Минуло ещё несколько дней, и "молодой двор" начал разъезжаться. В канун нового, 1762 года сестер Вейдель таки зачислили в столичный штат. А вот о прочих пока распоряжений не поступало. И София сама запросила аудиенции, желая определиться поскорее. Меж тем приходилось признать, что привычка избегать семьи боролась с усталостью от неволи, где стоит выйти за порог — и тут же надо что-то скрывать, защищаться, кому-то угождать. В томительном ожидании ещё чаще начал сниться дом и его обитатели, но, что странно, без родителей, будто они где-то в отъезде. И всякий раз видилось утро. Вот, хотя бы, она просыпается, и к ней на кровать тут же прыгает уютный, пушистый комочек — Фиса, или кто там ещё у них водился. Вкусный запах из кухни тянет полакомиться, не дожидаясь завтрака. Кто-то из слуг, замечая, шутливо охает, а Липа, её старая нянька, за что-то сердится. Не желая размыкать веки после своих сновидений, девушка представляла на окнах светло-розовые портьеры полога, а на каминной полке — усаженную в царской позе куклу Пандору, одетую в милое домашнее платье. Этот ценный подарок, привезенный папой из Вены, таки пришлось отдать перед отбытием Саше — будто заместо себя. Ведь сестрёнка души в ней не чаяла и в отсутствие матери во всём слушалась. Скучает ли она сейчас? Говорят, малыши быстро забывают близких... Но главное — ей самой отчаянно не хватает Пашки. Славного, такого родного брата, с которым так привычно быть опытной всезнайкой, хоть теперь и самой можно спрашивать о чём угодно. Как же хочется иногда поболтать, порассказать ему истории, или послушать что-нибудь от него! Вместо этого они с Пашкой уже почти полгода обходятся короткими письмами. И ведь сам тоже не навещает: то ли мать не велит, то ли повода выжидает для семейной встречи. А ещё Софии отчаянно захотелось излить кому-нибудь душу, и желательно женскому полу. О том, какой была наивной, и как противен оказался старец Мещерский... Заодно про сны, и о том, как надоело ждать подвоха даже от стен. Но кому довериться? Липа свою подросшую питомицу, конечно, пожалеет, только непременно разволнуется, да схватится за сердце... Софья Матвеевна выслушает, но позанудствует. Её дочка, да и прочие городские подружки теперь не так уж близки. Графиня Ростопчина, бесспорно, годится для девичьих откровений, но как-то совестно ей навязываться, коль так расстроилась. Интересно, что ответит матушка, если прийти к ней с просьбой поведать друг другу всю правду? Помогло бы это немного избавиться от неприязни, что истерзала всю душу?