3_Пленная память

В храме не только не оказалось восприемников, но и случайных прихожан — один священник. Из всех деревянных щелей и пола сквозило холодом. София не бывала здесь раньше, её познания о Васильевском острове заканчивались первыми линиями. Но то, что рядом находилась церковь поменьше и каменная, где людей хватало, она успела заметить. Стало немного обидно за себя — коль будущий супруг так хвастал своим влиянием на всех и вся, почему из сорока с лишним петербургских церквей смог договориться лишь в этой? «Что ж, допустим, это ближний к нему приход, а венчание вне календаря, скрытое и срочное… Хотя всю дорогу уверял, что брак будет признан, не взирая ни на что, коль есть высочайшее позволение… Но отчего сообщил лишь при выходе о неудобствах, не веля раздеваться? Дурацкий вид, должно быть — в шубке и с какой-то старой фатой. Интересно, как бы маменька поступила на моем месте? Впрочем, что мне за дело!» Вскоре от стояния на одном месте новобрачная продрогла и соображать стала совсем плохо. Молитва о прощении жениху многобрачия её не касалась, и можно было на некое время отстраниться. — …Господи, помилуй. О еже податися им чадом в приятие рода, и всем яже ко спасению прошением, Господу помолимся… О низпослании любви совершенней, мирней… — наконец, донеслось до сознания. Слова великой Ектении, несмотря на еле внятное бормотание священника, были какими-то величественными, и никак не вязались с её стихийной затеей. «Только чада не доставало… И причём тут любовь? Конечно, так положено по требнику. Но раз у нас заведомо не может быть ничего такого — так, может, я грешно лгу и что-то теряю в будущем?» Последующее благословение в непорочном жительстве немного утешило, хотя сожаление осталось. Трижды ей перстнем начертали на голове крест, и надели на палец. Предстояла следующая, основная часть обряда. Пора было сдвинуться с места, чтобы пройти ближе к алтарю… И ноги почему-то отказывались идти. Может, настолько сковало холодом? Или страхом? Почему-то вспомнилось похожее ощущение из детства… Их семья тогда заехала на несколько дней в деревню проверить дела. В один из дней Софи с утра надулась на папеньку: где-то в лесу, во время верховой прогулки, он нашёл цветок с большими, красивыми лепестками, и принёс его в супружескую спальню. Цветок был только один — а ей, маленькой девочке, выходит, красота не полагалась… Конечно, дверь в спальню полдня была открыта и никто не запрещал бегать и любоваться… Но после обеда родители всё же уединились. В другой раз бы она покорно отправилась в свою комнату, сделав вид, что поверила в их «дневной сон». Но тогда тихая обида превратилась в вызов. Софи поняла, что во что бы то ни стало найдёт себе такой же цветок, и улучив момент, удрала в лес. Прекрасное растение уже красовалось на виду, когда под ногами помокрело и начало чавкать… Сорвать хотелось по-прежнему, хоть стало страшно идти не только вперёд, но и назад… К счастью, из окна спальни была видна дорога и её заметили идущей к лесу. А крестьяне, собиравшие ягоды, помогли отцу в поисках. И пускай заместо цветочка от родителя нежданно досталось жгучей крапивой, но как же спокойно было выбираться с болота, держась за руку! Эх, сейчас бы в кого вцепиться! Только некому про неё вспоминать — от всех отдалилась. Как бы то ни было, князь единственный человек, предложивший в её одиночестве стать опорой! И он непременно поймёт и потерпит! — Простите, Самсон Васильевич, я… Хочу уйти отсюда. — еле слышно проговорила София, но стоявший рядом жених будто не слышал, и пришлось повторить. — Не волнуйтесь, милая, я же рядом. — Мне холодно, и ещё дурно! Вы же не хотите, чтоб я заболела?! — капризно воскликнула невеста, озираясь на святые образа, прося поддержки. Во взгляде Мещерского, обращённом к ней, промелькнула злая досада. Впрочем, это могло померещиться… — Противу ея воли к царским вратам не смею вести, ваше сиятельство, негоже сие… И без того грешим. — охотно подхватил батюшка, перекрестившись. С инеем на бороде он напоминал ледяное изваяние. — Однако вы отныне обручены... Отец Амвросий сам дрожал, и не только от холода. Тугой кошелек постоянного прихожанина едва утешал его в тяжком проступке — проводить венчальное таинство перед Рождеством. Ещё б незаметно в метрическую книгу вписать… Мещерский явно о чем-то задумался, отчего недовольное лицо посветлело. А затем церемонно поклонился и подал руку, чтобы выйти из церкви. — Что ж, сударыня, мне придётся смириться с вашим желанием. Но поедемте, хоть отужинаем! Вино и камин вас непременно согреют. Вдохнув замерзшим носом морозный запах, София отстранилась и оглянулась вокруг. Узкая, протоптанная в снегу, дорога из церкви прямиком вела в карету. Кажется, ехать в дом обрученного жениха не возбранялось, но терзали сомнения. Однако и во дворец не хотелось — прощаясь с фрейлинской светлицей, она дала себе зарок вернуться венчаной княгиней — даже презрела странную просьбу сжечь записку! Но самое главное — после волнений и холодной цервки её всю трясло, и дорога в загородный дворец сулила всерьёз простыть. Последнее и решило выбор. — Не волнуйтесь, моя дорогая, я всё понимаю… Вам будет предоставлена горничная и удобный ночлег. Изысканная трапеза была накрыта на двоих. Её пальчики то и дело накрывала мужская ладонь. Конечно, под предлогом отогреть, но это было какой-то помехой. А ещё глаза все время упирались в женский портрет. Выразительные глаза, высокое чело и ровный нос… Светлокаштановые локоны струятся по длинной шее. Изображенной незнакомке было не меньше тридцати, но у них было что-то общее. Судя по моде, писано в сороковые. Князь говорил, что дважды овдовел. Значит, первая жена? Это отдалённое сходство неприятно кольнуло самолюбие. В отведенные ей спальные покои, где София ожидала горничную, неспешно вплыла добродушного вида женщина, одетая в кокошник и простое платье из темного сукна. Полные, но ловкие руки распустили тесёмки, и приподняли верхние юбки. — Вы не беспокойтесь, милая! Покойной княгине я справно в этих делах служила. Ах, какие у вас стройные ножки! — тараторила женщина, явно расположенная к беседе. — Батюшка с матушкой живы? Ведают ли они о событии вашем? — она не унималась. — Прошу, поскорее! Я устала и хочу в постель! — процедила София, уже сожалея о своей милой, деликатной Параскеве, брошенной на произвол судьбы. Едва были сняты фижмы с корсетом, настырной служанке было указано на дверь. Ещё какое-то время она сидела в задумчивости, затем умылась из графина, изгоняя остатки хмеля. Снова услышав скрип и шаги, девушка хотела было сердито прикрикнуть, и обмерла. К ней приближался её «друг и покровитель». Парик был снят, обнажив залысины и открыв новые морщины на лбу. Теперь перед нею был не строго одетый и причесанный франт «в летах», а некое престарелое существо мужеского полу. — Моя дорогая, пленительная Софиюшка… — начал он, впившись в неё вожделеющим взглядом. — Вы могли понять, мои намерения честны. — Но вы пока не супруг! И вообще, вы обещали, что… Всё зависит от моей воли. Так вот, я желаю пораньше лечь спать, а на рассвете вернуться в Ораниенбаум! София попыталась сохранить спокойный тон, хотя руки её задрожали. — О, разумеется, ваша воля для меня священна! — Мещерский мягко рассмеялся, едва сдерживаясь от нетерпения. — Разве не отложено по вашей воле венчание? Всё ради ваших прекрасных глаз! — Я имею ввиду… другую волю. Делить с вами ложе. — она покраснела и отвернулась. — Дитя моё, да как вы можете говорить без всякого опыта?! Уверяю вас, в супружеском долге нет ничего дурного… Вы ещё станете молить меня еженощно! Князь взял ее руку, поцеловав палец с новеньким кольцом. — Полно, девочка, все будет хорошо… Мы ведь скоро обвенчаемся, да вот-вот уедем. Иди же ко мне, моя душенька, не бойся… Он присел на пол, и собрался снять с неё чулок. — Нет, я не хочу! Нет!!! Не смейте! — девушка отдернула ногу, задев по лицу, и вскочила на кресло. — Зачем драться, глупышка… Ну кому ты ещё нужна, окромя будущего супруга? Откуда-то с первого этажа раздался стук, голоса и Мещерский с беспокойством оглянулся: — Кто ещё тут разгуливает? Долго не раздумывая, она быстро потянулась к графину и швырнула его в жениха, попав по затылку. — Вот вам венец! Мещерский тут же свалился, как подкошенный. Софи замерла, и такой, перепуганной, стоящей в чулках на кресле, её увидел Оленев, с ноги распахнувший дверь. — Никита Григорьевич, как вы здесь… Я, кажется, его убила… — раздались всхлипы. — Простите, я не знала, что будет так… гадко! Губы Софи дрожали, она в панике и стыде подхватила снятые юбки и прижимала их к сорочке. Никита в изумлении охнул, про себя обдумывая последствия и вспоминая ехидство Лядащева. Вот же чёрт, как в воду глядел! — Однако же… — Я сама за всё отвечу… Меня ведь сошлют, да? Вошедшая следом графиня скинула шубу и присела рядом с лежавшим телом, брезгливо коснувшись его шеи. — Не сошлют, живой он… Сударь, вы меня слышите? Со стоном Мещерский разлепил веки и приподнялся, потирая синяк на лысине. Увидев посторонних мужчину с женщиной, он прохрипел: — Кто вы такие? По какому праву? — Я крестный Софии Беловой. Извольте вначале пояснить, сударь, по какому праву была похищена девица? Никита рывком схватил Мещерского за плечи, отчего ткань шлафрока затрещала. Кажется, он готов был трясти до тех пор, пока тот сам не распадется на лохмотья. Но, остановившись, швырнул его к кровати. Наталья встретилась взглядом с девушкой и тихо сказала. — Ступай за мной. И та легко спорхнула с кресла на пол, быстро обулась и послушно последовала рядом. Но у двери в замешательстве оглянулась на крестного, который лишь отмахнулся. Обе молча вышли, и найдя рядом пустую комнату, приступили к облачению. София не решалась спросить, как едва знакомая с ней дама оказалась здесь, хотя по восхищённому взгляду Оленева возникла смутная догадка. После того, как женщина расправила сзади её пояс, она оглянулась, порывисто шепнув слова благодарности. Мужской разговор, тем временем, продолжался. — Послушайте, господин… — Мещерский, пересевший с кряхтением на кровать, постепенно приходил в себя после удара и тряски и смотрел исподлобья на рослого визитёра. — Князь Оленев. Никита Григорьевич. Извольте пояснить поскорее. Предупреждаю, ждать долго не стану. — нарочито холодный тон Никиты скрывал неприязнь, что усилилась при виде забегавших тёмных глаз. — Боюсь, вы не так поняли… Я готов был венчаться! Забудем это недоразумение, милейший. Наверняка, у вас имеется свои личные… Соображал Самсон Васильевич пока с трудом, ещё не отойдя ни от удара, ни от прерванного похотливого порыва. Норовистая девица, но при должном подходе должна была перестать противиться… Чёрт бы побрал эту парочку соглядатаев! — Оставьте, значит… Позволить надругаться над крестницей? А что бы вы сказали её родному отцу? Иль в суде? — Отцу? Ха-ха-ха! Я не боюсь духа предков! А что до суда… — незадачливый жених зло ухмыльнулся, приложив к раздутой шишке платок. Голова его трещала, как орех. «Иль, всё же, обуздать себя, и отказаться сходу, от ущерба подале? Подорожная-то почти готова... А обручение пусть ещё докажут…» — Для начала, девица уехала со мною по доброй воле. Хотите поведать всему свету, как ваша дорогая подопечная разъезжает ночами по мужским спальням? — он усмехнулся.— Много ль желающих найдётся на юную блудницу? К слову сказать, чем я-то не угодил? Пусть ещё благодарна будет, что титулом награжу… Никита снова схватил Мещерского за плечи и тут же резко отпустил. — Тогда решим согласно титулам… Я пришлю секунданта! Как опомнитесь — сообщите свои условия! Хлопнув дверью, он вышел в коридор, где его ждали спутницы, и метнул на крестницу сердитый взгляд. София смотрела в ответ робко и выжидательно, не особо надеясь на благость. В её жизни случалось крайне редко, чтобы причина осуждения была очевидна. Но как было бы просто обойтись поркой… Пускай даже настоящими розгами, которые ни разу к ней не применялись. И просто забыть о безумной затее…