***
Тогда Мария, так её звали, будучи совсем молодой вдовой, попала под внимание заезжих матросов. Ее скрутили грубые руки и повалили просто на землю, за сараем. Она отчаянно кричала, но сил противостоять мужской неистовости все одно не хватало... Но внезапно ее обидчик ослабил хватку и с перекошенным от злобы лицом, потирая ухо и разбитый нос, воззрился на высокого мужчину, который яростно выговаривал ему сквозь сжатые зубы. Пальцы, все еще сжатые в кулак, были в крови. — О, благодарю вас! Вы так отзывчивы! — опасаясь, что защитник из-за неё пострадал, женщина сняла с шеи платок и в порыве благодарности принялась вытирать руку. Сердитый темно-серый взгляд немного смягчился и оттенок его глаз стал похож на серо-голубое небо... Но ещё до этого, несмотря на ярость, могущую исказить даже точеные черты, она успела заметить, что мужчина хорош собой. — Ну, сволочь, ты ещё увидишь... Думаешь, как офицерье, право на все имеешь, даже бабу отбирать, - отплевываясь из-за разбитого носа, бубнил удаляющийся матрос. — Не стоило этого делать, я могу сам вытереть. С вами все хорошо? - немного строго спросил ее офицер, забирая у неё испачканный платок и настойчиво протягивая в ответ упавшую накидку. В голове ее мелькнула малодушная мысль: "А, может, это и вправду — всего лишь дележ по чину? И этот суровый красавец захочет воспользоваться ею также, на правах главного? Он ведь сразу не ушёл..." — Сударь, вы желаете остаться тут, со мной? - робко спросила она, сама не зная, истинно ли боится этого или втайне готова. Последняя мысль показалась немного постыдной для верущей христианки... Хоть и грянуло вдовство после тяжкого разочарования в избраннике, но случилось это всего полгода тому. Но отчего-то сейчас... словно стая лёгких мотыльков прилетела с юга, проникла в её тело и порхала там, заставив сердце забиться часто-часто... Офицер покосился на нее каким-то странным взглядом. Проследив за ним, она, наконец, вспомнила, что надо бы прикрыть рваную сорочку. Когда неловкость была исправлена, защитник, наконец, соизволил смягчиться: — Я не совсем понимаю вас, но... позвольте представиться... Белов Александр Фёдорович, капитан гвардии... Волею судьбы выпало охранять очаровательную островитянку по имени... — Мария Орестовна... Дементьева... — покраснев, ответила женщина. — Что же, весьма рад знакомству, но... мне пора. Ждёт ваш старейшина, дела ещё нерешенные есть, попытаемся как-то с ним изъясниться, через толмача... И да... приношу извинения, что не смог уследить за этим болваном. С этими наемниками, право, столько хлопот, никогда не знаешь, что они ещё сотворят... Он развёл руками, кивнул головой и ушёл, оставив груз на совести за то, что глупо усомнилась в честности его защиты. И ещё — необьяснимое чувство сожаления, которое то и дело напоминало о себе грезами... Спустя полгода, узнав от членов вернувшийся на обратном пути команды, что командир охранного отряда погиб, Мария долго, безутешно плакала. А при виде некоторых из них, грубых и нагло бесчинствующих, ее все более одолевали мысли о несправедливости бытия. Но теперь... Он здесь, живой, все так же хорош собою, и, кажется, более не хмурый, только на лицо его легла печать глубокой задумчивости...***
Александру действительно было сейчас о чем задуматься, хоть и без особой пользы. Из смутных сведений последнего накануне крушения дня имелось некое злобное упоминание о стычке с одним из "подопечных", коих требовалось защищать от местных. Тот упоминал в разгар спора про то, что он, Белов, жизни им не даёт, да радостей мужицких лишает... Вероятно, таки доходило и до защиты местных женщин от этих самых радостей... — Нет, что вы! Ну посмотрите на меня, разве мне мог навредить какой-то негодяй? — Александр продолжал, улыбаясь, поддерживать разговор, абсолютно не помня ни имени женщины, ни конкретного матроса. "Надо бы хотя бы имя узнать осторожно... Ведь мы наверняка успели хотя бы друг другу представиться... " — Эй, Сашка, ну далеко ж ты убежал... Там местные на котиков собираются, ты ж вроде с ними просился... — сообщил внезапно догнавший его Корсак. И Белов сказал вслух, делая длинные паузы: — Позвольте представить вас, мой друг, капитан Алексей Корсак, и... Женщина назвала свое имя и протянула руку Алексею. — Простите, сударыня, спешное дело... Надеюсь, мы ещё увидимся, нам тут еще дней десять... Белов, склонившись следом, поцеловал ее дрожащие от волнения пальцы и поспешил по улице, погруженный в свои мысли. Глядя в миловидное лицо незнакомки, он вдруг остро почувствовал, как давно не видел землячку, да еще такую хорошенькую... Разумеется, здесь стирались и города, и сословия, и лишь родственная внешность и принадлежность к материку неумолимо притягивала людей друг к другу — и это было очевидно. Но между этой Марией и другими женщинами, которые ему помнились на родине, лежало не просто расстояние, это была целая пропасть, 18 неизвестных лет... "Возможно, она была последней русской, которая мне встретилась, и теперь стала первой, поразительно... И все таки, если она так меня волнует, что могло быть меж нами в тот раз? И отказывался ли я от обычных моряцких радостей, находясь вдали от супруги?" Вспыхнувший интерес, смешанный с проснувшейся ностальгией по далекой родине, заставили его снова искать встречи. Проходясь по поселку на следующий день, Александр направился к уже знакомой избе, остановил раскосого камчадала с охапкой шкурок и спросил, где найти ему женщину, что здесь бывает. — Машу, что ль? Господин офицер как раз застанет ее, она там мальцов грамоте учит. С интересом зайдя внутрь, он обнаружил просторную светлицу, чем-то похожую на редкие крестьянские дома в его родном поместье, в которой сидела орава алеутских ребятишек. Женщина писала им цифры на дощечке, и они повторяли следом, показывая пальцами количество. Видно, что получалось у них вразнобой. Белов улыбнувшись, невольно стал им подсказывать. Заметив оживление и стройные правильные ответы, женщина оглянулась. — Сударь, вы решили сорвать мне урок? —Вот уж ничуть. - улыбнулся он. - на правах заезжего гостя хотел вас проинспектировать, продолжайте, обещаю впредь не подсказывать. После урока он познакомился с Марией, наконец, поближе. Сидя рядом в опустевшей комнате рядом за столом, молодая женщина поведала ему свою печальную историю. Дочь богатого иркутского купца, гостя в Охотске у тётушки, познакомилась на местных верфях с казаком-заготовщиком и вышла за него замуж. Родители были против, но кто же их слушает, когда в юную восторженную головку льются сладкие речи о любви и богатом будущем! За этим самым будущим ее супруг, едва женившись, отправился на острова, в надежде заработка на заготовках пушнины. Она полагала, что обязана быть рядом и поехала с ним, решив осесть на этом острове. Ребёнка родить они так и не успели, а вскоре после первого неудачного промысла начались споры: — Душенька моя, Маша... Не поможет ли твой отец мне заново снарядиться, коли податься нам обратно к материку? Мы обязательно разбогатеем, мне нужно только помочь...— заговорил тот, кто клялся не просить у богатого родственника ни копейки... И тогда любовь её впервые дала трещину... А после нескольких неудачных уговоров она и "душеньки" более не удостаивалась: —Бестолковая дура... Нужна ты мне здесь с гордыней своей, и так забот по горло... Только, смотри, не понеси мне — домой отошлю...— таким был один из их последних разговоров. Вскоре после этого её непутевый муж отказался от очередного промысла своих неудачливых сотоварищей и связался с некой весьма сомнительной командой, пообещавшей ему горы лёгкой наживы. Ещё до отплытия, во время нелепого скандала с дележом этой будущей наживы его нечайно зарезали, в одночасье сделав Марию вдовой. Словно в насмешку над судьбой покойного бывшие друзья вернулись с обилием лисьих, песцовых шкур и выгодно выменяных у китобоев прочных усов. Представив, как встретят её снисходительно её родители и сестры, женщина отказалась вернуться на родину, но по старой дружбе ей все же перед отъездом помогли обустроиться получше. Она осталась здесь совсем одна, и чтобы не скучать без собственных детей, открыла школу. Купцы, что позже помогли ей со учебниками, обещали наиболее способных ребятишек забрать через год в Охотск. Все это Мария почти откровенно рассказала нежданно обретенному другу, скрыв лишь самые унизительные слова мужа, но суть их была очевидна. Хотя собеседнику сложно было понять их до конца, невольно представляя себя на месте её недотепы супруга. Александр слушал, не перебивая, иногда хмурился, думая о том, как же странно и убого так унижаться пред избранницей. Хоть и без стремления и клятв, но в семью и дом тойона он-то сам вошёл после знатной добычи, и без того одарённый сполна своим излечением. О своём поведении с настоящей женою в бытность нищим юнцом, оставалось догадываться лишь по сумбурному рассказу Алеши... И он нарушил молчаливую паузу, накрыв её лежащую на столе ладонь своей: — Почему вы не желаете, сударыня, вернуться к своим близким? Вас недостаточно любили в родном доме? — Любили, и я вряд ли буду обузой. Но меня непременно начнут жалеть, а я не желаю видеть от них снисхождений! Пускай уж лучше считают, что я сгинула... А у вас есть своя семья, Александр? — спросила Мария, затаясь в ожидании ответа. Белов немного помолчал и кивнул, ответив сухо: —Да, в Петербурге жена и трое детей. Но я давно не видел свою семью... Позвольте уж мне подробно не рассказывать... "И я так же не знаю, как примут меня там, и как долго смогу я избегать снисхождения... Ты так прекрасна и беззащитна, и при этом столь горда, что впору мне снова задуматься... Не проще ли остаться для близких погибшим героем, нежели вернуться обузой, уговаривая себя, что исполняешь долг? Толку им будет с таких исполнений?" "Я сама не желаю этого рассказа, и на что только надеялась? Красивый и храбрый столичный офицер до сих пор один? И пускай его пылкие глаза вдруг потускнели при упоминании жены... Для него я просто случайная встреча, а впереди ничего... Но как же хорошо с ним рядом!" Более недели стоянки сблизили их. Белов, когда не был занят корабельными хлопотами с провизией и общением с местными, навещал Марию в школе, иногда ему даже доставляло удовольствие просто сидеть на уроке, что по-прежнему чуть смущало его новую знакомую, несмотря на их сближение.