3_Пленная память

— Алах тугасал! /Кит побежден! — провозгласил старейшина китобоев. Не думая более ни о чем, Имагми вытянул свою треснувшую байдару из моря и почтительно поклонившись Тойону, устремился мимо толпы, среди среди которой заметил Иниру. Услышав крики охотников: "Имагми атикуу алах" /'Принесенный морем убил кита'!, девушка заликовала и поблагодарила духов, в очередной раз пришедших на помощь. Она очень хотела кинуться обнять, но не решилась это сделать сразу, находясь рядом с отцом, которому старейшина докладывал подробности охоты. Однако герой дня не спешил принимать ее поздравления, удаляясь один по дороге в свое тайное убежище. Догнав его по пути с берега, Инира крикнула, останавливая его: — Нус кагасакун игаликоакан! / Спасибо тебе за твою храбрость! Он кивнул ей с усмешкой и хотел было идти далее, но девушка больно потянула его руку, стремясь наклонить к себе. — Тин кинуда! /поцелуй меня. Шум толпы помешал разобрать малознакомые слова. Имагми поморщился: "Почему она так тянет меня, куда? Я же сделал все, что она просила... странная девочка..." — Тин асханич! /Я устал! — бросил он раздраженно и добавил на своем: — Я хочу побыть один, понимаешь? — и указав на себя, поднял указательный палец. Девушка пожирала его растерянными глазами. — Прустих айал... / Прости. — сказал Имагми, пожимая ее руку, удаляясь вдаль. "Уж не обидел ли я ее ненароком? — думал новоявленный китобой, проходя через скалы. Но ему действительно не было дела до ненужных поздравлений... Все тело дрожало от сумасшедшего напряжения. Он едва дождался озера, в котором смыл с себя кровь кита и немного расслабил болевшие мышцы. Зайдя в вожделенную пещеру, измученный мужчина снял с себя промытую одежду, и опустился на ложе из веток и сухих водорослей, закутавшись в теплую шкуру. Давая отдых телу после ожесточенной битвы, он все еще испытывал ярость схватки, что настроило на злую иронию: — К чему было это пустое геройство, интересное только местным? По-глупому погибнуть ради чуждых мне традиций? Ведь ни защиты близких, ни родины! Всего лишь доказал свою храбрость и выполнил чудную просьбу... Ну что же, теперь ты — герой, Имагми! Он со злостью отбросил из-под себя коловшую спину ветку. — И да упокоится твой череп в пещере меж двумя китовыми ребрами, как положено знатным охотникам... Но сколько лет пройдёт до этого и как их выдержать? И кто я, вообще — без прошлого, без родных и без долга? Лишь тело, родной язык и разум... Да уж, вот немного разума пока мне оставили, благодарен весьма! Хотя скоро и его лишусь! Имагми глянул на вшитые обереги из птичьих перьев, коими щедро снабдила его камлею взволнованная предстоящей охотой Инира. — Бедная девочка, ведь есть очарование, смекалка и умелые руки, но с детства верит в эту чушь! Защита от сил зла и привлечение добычи — как бы не так! Идиотом я выгляжу с этими перьями... Сила и наглость — вот была моя защита! Он с трудом расправил тянущие плечи и поднял глаза на круглый свод пещеры. — И помогают мне не эти их дурацкие бесчисленные духи — нет, надо мною другая сила! И пусть сами друг другу басни сочиняют, что мои прошлогодние увечья излечил шаман! Неужто эти несчастные не понимают, что мое выздоровление пришло от их компрессов и сшивания раны, а не бубнения этого странного типа? И что ж он не долечил мою голову, коль так всемогущ? Хотя... позвольте... Имагми, словно, ошпаренный, подскочил, вмиг позабыв про свою болезненную усталость. — А, может, не такой уж глупец этот старик? Что если это не травма вызвала мою душевную хворь? Чего он там все бормотал, пока мне было худо? Но как же выяснить это, ведь не пытать же мне силой немощного старца и престарелого Тойона? Уставший китобой и до утра бы отлеживался в пещере, претерпев ночной холод, но понимал, что его отсутствие сейчас может вдохновить особенно любопытных на его поиски. А открывать это место, где он мог побыть сам с собой, ему совсем не хотелось. "Если это правда — нужно искать любую возможность побега. Каяк... как далеко я смогу добраться, не погибнув в волнах?" — так раздумывал Имагми, когда немного отдохнув, возвращался в поселок. Но вскоре выяснилось, что беспамятство было вовсе не единственной его западней на этом острове.

***

Когда на следующий день тушу кита выбросило на берег, старейшины извлекли из головы меченый наконечник копья и торжественно провозгласили имя того, кто покорил животное. Недавний пленник, едва не убитый в прошлом году жестоким обычаем и травмами, благодаря ловкости и отваге в одночасье был причислен к самым почетным людям в селении. Его добычей стала живая гора зимнего запаса мяса и жира на целый поселок, непромокаемый материал для камлеек и мешков из китовых кишок, сухожилия для веревок и нитей, усы для остова лодок, тетивы для лука и рыболовных сетей... И, главным, что требовалось ему самому — были стропила из ребер и челюсти для постройки жилища. А по законам, победитель имел право на лучшие куски, поровну разделив остальное с вождем и остальными охотниками. Тем временем Тойон, наконец, позволил дочери желанный союз. Правда, обещал в любой момент отменить, если на то будут причины. Но конечно же, по причине слабого знания языка и правил Имагми не замечал всех этих разговоров и событий, решающих его судьбу. Сам мужчина понимал, что стал завидным женихом, видя улыбки местных девушек и почтительное отношение охотников. Но Инира... Нет, скорее бы девочка создала семью с кем-то из местных островитян... Ведь это ее внимание к нему становилось излишним! На месте её отца он сам давно бы выбросил чужака подальше... А будучи на своём месте — полагал, что они имеют право быть просто "Агитадахал", друзьями. Именно так перевел их с ним отношения Нанухак. Этот 11-летний смышленый мальчонка помог ему в желании выбиться из рабов. Отчего бы его, как и дочь вождя, не называть друзьями? Праздник в честь кита был назначен неделей позже охоты. Все эти дни Инира, очень довольная, занималась подготовкой своей парки к празднику, нашивая на нее различные символические украшения. Но основное ее время было посвящено назойливой заботе о доблестном охотнике, чей подвиг позволил быть ей рядом теперь уже законно и навсегда. И, бесспорно, все ещё будучи надорван и утомлен, Имагми непременно должен был вдоволь отведать китового жира для восстановления сил... Последних уже вполне хватало, но пришлось таки уступить, преодолевая отвращение — что только усугубило протест, рождённый в пещере. На празднике, подвергая сомнению все подряд, Имагми наблюдал и бешеные пляски под бубен, посвященные "священному" убиенному животному, и чудные магические обряды, которые должны были обеспечить успех в предстоящей охоте. Вынужденно став участником ритуальной стрижки охотников, он демонстративно подрезал каменным кинжалом короткую прядь своих отросших до плеч локонов и швырнул в кучу черных, смоляных волос, снимаемых алеутами с самих челов. Зачем бросать в море куски китового мяса, хоть оно едва ли оказалось вкуснее жира, виновник торжества вообще отказывался понимать. Якобы, так возвращается жизнь убитым животным, дабы они возродились в новую добычу. Но это казалось странно, ибо кусок мяса — вовсе не дерево, прорастающее от косточки. И несмотря на прикованное к себе внимание и почет, герою дня быстро надоело сытное и шумное пиршество. Посмотрев на танцующую задорно Иниру, бросающую на него призывные взгляды, он поспешил удалиться в свою часть ульгамы и как следует поспать. "Чудны их празднества... Танцы возле костра с ряжеными в деревянных масках... Все ничего, если б не этот жир и дурацкий бубен..." — вспоминал мужчина, уже засыпая. Инира пришла спустя некоторое время, и, полностью раздевшись, устроилась рядом. В этот момент обитатель застеленного сухими травами ложа раскинулся на спине и смотрел беспокойный сон. Его подсознание пыталось разместить недавнее ритуальное застолье в некой просторной комнате с высокими потолками, резной мебелью, и сверкающим каменным полом, прямо на котором на костре жарилась дичь. И самого себя, попавшего туда через перегородку в ульгаме. Только одетого в какой-то сложный наряд и высокую обувь, с блестящим копьем на поясе. — Кто впустил сюда эту толпу? — спрашивал он озабоченно. — Почему мы бездействуем? Но вот с расписного потолка угрожающе накатывалось что-то громадное, похожее на кита... Девушка, некоторое время смотревшая на спящего в нерешительности, наблюдая как он, то хмурится, то шевелит губами, подалась ближе, погладив осторожно по руке. Наконец, испросив помощи у добрых духов и закрыв глаза, подобралась дрожащими руками под его глухую рубашку из шкур. Вначале она робко провела по бокам, затем, уже смелее поднялась к груди, ласково прикасаясь пальцами к коже. В тот момент, когда золоченые створки дверей торжественно распахнулись перед неким вошедшим Тойоном, вокруг самого Имагми вдруг поднялись языки холодного пламени. Он встрепенулся ото сна и посмотрел на девушку. Что-то в чутье и мыслях упорно протестовало и предостерегало от ее ласки. Она показала на себя, а затем на него, произнеся: — Инира - Нулика... (Инира — твоя жена). Имагми отрицательно покачал головой, и приподнялся, мягко выпростав ее руки из-под своей одежды. — Девочка моя, ты что надумала? Это лишнее.. — пробормотал он, и отведя в сторону жаждущий взгляд, накрыл озябшие девичьи плечи котиковой шкурой. — Пойдем, я провожу тебя. Мужчина протянул ей сброшенную парку и решительно направился к перегородке, отделяющей его комнату. Конечно же, было понятно, что его чужие слова звучат для нее незнакомыми звуками, но как иначе объяснить, что они не пара, он просто не знал... "Позвольте, неужели сам Тойон благословил дочь и бывшего раба, а нынче героя? Или я до сих пор ещё раб, коль вступил в брачный союз, того не ведая?" Когда нахмуренный Имагми, осторожно обнимая, уже доставил гостью к выходу, ее смуглое лицо покраснело, а из раскосых глаз брызнули потоком слезы. Она что-то говорила ему, плача и хватая его за руки, а потом повернулась к нему и уткнулась лицом в грудь. — Илахтал!/ Люблю тебя! Эти горькие всхлипывания и чувство близости пылкого девичьего тела рассеяли категорический протест. Прижав к себе черноволосую головку, он понял, что пресечь её порывы, да и свои спрятанные, уже не может. В условиях такого первобытного бытия, со слабым знанием языка и местных обычаев, мужские инстинкты взяли верх над рассудком. Собственно, даже рассудок подсказывал, что бежать ему все одно некуда, а Тойон неспроста глядел столь сурово на этом странном празднике, оказавшимся свадьбой дочери. После всей этой гонки за одинокое выживание на чужбине всей его сущности хотелось просто жить... Да и не только жить... И тогда Имагми уступил своим скрытым желаниям, вернувшись вместе на ложе.