Останови меня

За день до концерта в Бразилии Намджун угрюмо сидел у себя в номере и делал вид, что пишет песни. На самом же деле, его музы, кажется, остались в Корее, потому что вместо текста песни в голове ворочались тяжелые мысли. Совесть говорила, что если бы он так старательно не избегал Чонгука неделю назад, он смог бы заметить, что тот истощен и измотан, а значит, смог бы его остановить и не дать ему довести себя до такого состояния к концерту. Совесть буквально требовала, чтобы он немедленно поднял свою задницу и пошел поговорить с макне. Это была его обязанность как лидера, как старшего, как друга в конце концов. И поэтому Намджун, поспорив с собой еще полчаса, в итоге все же поднялся и выпнул себя за дверь. Чонгук сосредоточенно расстреливал кого-то на экране ноутбука, но увидев Намджуна, тут же отложил мышку и сделал оленьи глаза. Набирая в легкие воздух, Рэпмон проследил, как полоска жизни его персонажа стремительно сокращается, а на экране возникает надпись “игра окончена”. — Как ты, Чонгуки? — мягко спросил он, оперевшись поясницей на стол. — Я в полном порядке, хен, — бодро заверил макне. — Меня накачали витаминчиками, и я уже устал валяться. — Зачем было так себя загонять? Ладно танцы, хотя у тебя и так с ними все в порядке, но диета? Тренировки? Скажи мне, на-фи-га тебе все это в туре, где и так хватает нагрузок? Чонгук опустил ресницы и затих, ковыряя дырку на коленке модных джинсов. — Гукки? Младший вздохнул. Лидер продолжал внимательно смотреть на него сверху вниз. — Я хотел… выглядеть взрослее. Для тебя, — последняя фраза прозвучала почти неслышно, на выдохе. Рэпмон поперхнулся воздухом. Гук все так же смотрел на свои коленки. — Чонгук, тебе не нужно... — осторожно начал лидер. — Нужно, — отрезал Чонгук. — Мне надоело, что все вокруг считают меня ребенком. Что ты смотришь на меня как на ребенка, хен. Намджун прикрыл глаза на секунду и снова открыл. Протянул руку и приподнял его за подбородок, заставив посмотреть себе в лицо. — По-твоему, я смотрю на тебя как на ребенка? Сейчас? Чонгук отвел взгляд. Намджун знал, почему. Всего лишь на секунду он дал себе слабину, выпустил внутреннего зверя, взглядом показал младшему, что он думает на самом деле, и макне испугался. Оставалось только закрепить успех. — Чего ты хочешь от меня, Чонгук? После вопроса в лоб младший, которого Намджун знает, должен засмущаться, сбежать — в общем, сделать все, что делает нормальный выращенный им Чон Чонгук. Должен бы, да. Но только что-то во вселенной пошло не так, потому что Чонгук этого не делает. Вместо этого он тянет руку нерешительно, но быстро — попробуй улови момент, и вот она уже оглаживает бок Намджуна, скользит вдоль ремня джинсов, находит ширинку, касается робко, но настойчиво. А лидер, кажется, застыл на месте, превратился в камень целиком и не смеет двинуться, впиваясь пальцами в стол позади себя до побелевших костяшек, и только сглатывает тяжело и смотрит на младшего не отрываясь. Чонгук тоже замирает, поднимает глаза и снова ныряет в его бездну с головой. Сползает с кресла на пол, становясь на колени, и щекой о член трется. Чувствует его возбуждение, улыбается чуть безумно, почти как в клипе, и уже смелее обеими руками вдоль ширинки проводит. Намджун жмурится, и Чонгук медленно расстегивает ремень, вслепую, потому что продолжает смотреть на его лицо. Длинные пальцы с обкусанными ногтями скользят на пробу за пояс джинсов, гладят горячую кожу на животе, трогают, чуть царапая, добираются до пуговицы и расстегивают и ее тоже. Намджун сдерживается каким-то невероятным усилием и сам себя ненавидит за то, что не сопротивляется, не понимает, почему до сих пор не прекратил это. Чонгук задирает его футболку и утыкается носом в кожу на животе. Вдыхает жадно, будто дорожку с его тела втягивает ноздрями, а Намджун вздрагивает и рефлекторно подаётся бедрами ему навстречу. В ту же секунду, опомнившись, дергается назад, но Чонгук замечает, опять улыбается уголком губ, слегка прикусывает живот перед собой и рукой тянет вниз его джинсы вместе с бельём. Член Намджуна, такой же окаменевший, как и весь остальной Намджун, оказывается перед лицом Чонгука, и макне завороженно облизывается. Рэпмон наконец отмирает, чтобы поспешно схватить младшего за волосы на затылке, оттягивая его от себя. Чонгук сопротивляется, ворчит недовольно. — Что, блять, ты делаешь? — выдыхает лидер, пряча глаза. — Показываю, чего я хочу, — голос у Чонгука такой же севший. — Чонгук… не надо, — Намджун все ещё пытается воззвать к голосу разума, в основном собственного, но Чонгуку и его члену плевать, они уже победили большинством голосов. — Ты… тебе не нужно так жить. Ты мог бы… найти… девушку, — последние слова вырываются у него прерывистыми стонами, потому что Чонгук быстрыми движениями лижет покрасневшую головку кончиком языка, пробуя на вкус выступившую смазку, а после и вовсе обхватывает его член широкой ладонью и погружает в тягучую влагу своего рта. И Намджун сдаётся, он просто не может больше возражать, когда каждая клеточка его хочет в этот рот, слиться с ним, хочет младшего до дрожи, даже если после его выгонят из группы и он никогда больше не сможет заниматься музыкой. Пальцы на затылке Чонгука зарываются в мягкие волосы, ласкают, тянут голову ближе, и младший закашливается, когда член оказывается слишком близко от стенки горла. Намджун пытается отстраниться, чтобы дать ему отдышаться, но макне не позволяет, впившись пальцами в его бедра. «Вероятно, останутся синяки», — думает голос в голове лидера. «Вероятно, плевать», — думает лидер, и с силой толкается в горло Чонгука. Золотой макне снова кашляет, но не останавливается, лишь слегка фиксирует бёдра Намджуна одной рукой, ловит сбитое дыхание и двигает головой быстрее, помогая себе ладонью. У Рэпмона цветные пятна перед глазами. Остатки совести, долг лидера, ответственность за младшего — все это кружится в его голове, но будто в отдалении, будто это и не его вовсе мысли — их просто не может быть там, где так грязно и так горячо. Хочется больше, хочется яростнее в этот податливый ротик вламываться, не щадить макне, несмотря на его явную неопытность, но из каких-то последних сил Намджун не позволяет себе сорваться на быстрый темп. До тех пор, пока он не сжимает пальцы, запутанные в волосах Чонгука, вызывая у того что-то среднее между стоном и мурлыканьем. Вибрация, прокатившаяся по члену, окончательно срывает все заслонки, и Намджун просто тянет голову младшего на себя, с силой насаживает его ртом на член, ловя дрожь оттого, как вокруг судорожно сжимаются узкие стенки горла. Несколько мощных толчков — и Рэпмон чувствует, что долго не протянет. — Чонгуки, — задыхаясь, говорит он. — Я сейчас… Тянет волосы макне, пытается отодвинуться, но сильная рука удерживает его на месте, а жадные губы продолжают ласкать член. Чонгук пробегает языком по чувствительной нижней части головки, и Намджун, у которого волна удовольствия прокатывается от солнечного сплетения до яичек, с рычанием изливается в горло младшего. Тот как будто слегка удивляется, но быстро сглатывает и, хватая ртом воздух, оседает на пол. Его волосы взлохмачены, губы так восхитительно опухли от трения, что Рэпмон едва останавливает себя оттого, чтобы не впиться в них зубами, потому что по щекам макне катятся слезы. — Прости, — эйфория проходит, и тяжесть того, что он сделал, наваливается мертвым грузом. Этот ребенок смотрел на него глазами-сердечками с самого первого дня, боготворил и восхищался им как лидером и музыкантом, а что он? Выебал его в рот, поддавшись собственным демонам. И неважно, что Чонгук этого хотел, это ведь он, Намджун, его хен, и это он должен был быть взрослым и мудрым, это он должен был остановиться. И что теперь? Как он вообще сможет смотреть ему в глаза, не ненавидя себя? Что будет с Чонгуком после этого? Решение выглядит неправильным с самого начала, но Намджун не видит других вариантов. — Прости, — повторяет он, натягивая джинсы. — Мне очень-очень жаль, — отлепляется от стола и обходит Чонгука. — Пожалуйста, прости, — выскальзывает из номера. Прислоняется спиной к двери и в изнеможении сползает по ней на пол.