25.
Первое осознанное чувство? Тошнота. Неосознанное? Конфетти из микроинсультов, взрывающихся по всему телу. Я почти подавилась мерзким чувством загнанности в безысходность, которое было похоже на смердящую рвоту, застрявшую в горле, и ощутила растущий комок напряжения, что постепенно наматывал узлы друг на друга. В какой-то момент внутри живота этому скоплению стало настолько тесно, что комок расползся до лёгких и тазобедренных костей. Вызывая до того много вопросов в голове, что она стала походить на воздушный шарик, раздувшийся до предела и полный шумных роящихся пчёл. Что это? Откуда я это знаю? Оно уже было у меня когда-то? … Когда? Улыбка в отражении бокала, куда я скосила глаза, чтобы они не бегали по округе в поисках спасения, натянулась до состояния: «Ха-ха, как жаль, что у вас много людей, с которыми нужно пообщаться, но уходите, пожалуйста, побыстрее». Но основная проблема заключалась в том, что парочка вела себя так, словно не торопилась общаться с другими знакомыми. Они приветливо улыбались, вели разговоры на нейтральные темы, ловко соскакивая с одной на другую, чтобы не конкретизировать и не углубляться в обсуждение чего-то одного, и удивительно цепко держались вокруг меня, притворявшейся, словно это ни капли не напрягало и вообще не было заметно. Я могла бы разразиться елейным, желчным смехом от осознания всей нелепости ситуации, но скулы от доброжелательной улыбки свело и мне с трудом давалась простая речь. Даже ставшее мерзким шампанское в бокале ощущалось не таким тошнотворным в сравнении с ощущением своего смешного положения и выжимающей из лёгких воздух паранойи. Поэтому, как только на горизонте спасительно маякнула возможность сбежать, я без раздумий воспользовалась своим шансом. — … Прошу прощения, — прервав Киоко на середине её делового — или всё-таки деловитого? — монолога об умении Хару выбирать себе друзей и партнёров, я собрала в кулак все свои актёрские способности и обезоруживающе улыбнулась. — … Могу я ускользнуть на пару минут? Ничего серьёзного — просто чтобы подышать свежим воздухом. — Тебе плохо? — девушка почти непритворно забеспокоилась, в то время как её муж лишь окинул меня скептично настроенным, но притом крайне заинтересованным, взглядом. — Может, присядешь? — Нет, всё отлично, — настрой Савады меня, если честно, мало волновал, в отличие от готовых вот-вот порваться нервов, моливших о маленькой передышке. — Немного захмелела. — Ну, если тебе так нужно… — Киоко сперва рассеянно повела плечами, откровенно недоумевая, и вдруг одарила меня и супруга такой улыбкой, что, наверное, жемчуга в украшениях Хару не были такими сияющими и ослепительными. — Проводи, пожалуйста, Полину, дорогой. Я думала сделать глоток. Хорошо, что не успела — из носа полилось бы… Простите, что?! — Вы боитесь, что я не найду, где выход? — нервная шутка слетела с уст быстрее, чем до мозга дошло, что мой болтливый рот общался не с друзьями и уж тем более не с учениками. Хотя, судя по виду, пара в штыки параноидальный юмор не восприняла. — Скорее мы боимся, что за тобой увяжутся не менее захмелевшие гости, — мужчина слегка наклонился и невесомо коснулся улыбающимися губами щёки супруги. — По себе знаю, насколько наши друзья надоедливые, когда нетрезвые. Господь. Всемогущий. Как же я должна была согрешить, чтобы мужчина оставил свою невероятно красивую и утончённую жену, к которой на этом изобилии писаных красавцев никто, разумеется, не станет подкатывать, и самоотверженно бросился провожать пьяную гостью, которую пару минут назад в глаза не видел, на воздух? Надеюсь, больше за мной грехов не тянется — боюсь, что следующее божье: «получи-ка-по-заслугам» могу и не пережить. — Большое спасибо за беспокойство. — ей богу, если бы Савада Тсунаёши не был начальником Хару, чёрта с два я позволила бы красавчику даже стоять рядом со мной. — Я быстро протрезвею, так что моё отсутствие не будет заметно. Киоко молча кивнула и упорхнула куда-то в сторону, мгновенно скрываясь в самой гуще собравшихся гостей. Где-то неподалёку от того места, где я видела её светлое лимонно-жёлтое платье, промелькнула сексуальная походка Бьянки, но её я тоже быстро потеряла из виду и с чистой совестью забыла об этом, направившись к выходу из банкетного зала. — … Знаете, теперь я действительно не так уверен в том, что вас стоит оставлять на этом празднике одну. — Последовавший за моей спиной голос будто усмехнулся. — Почему? — Вы собираетесь наружу, но идёте не в ту сторону. Обернувшись, я молча показала в сторону дверей, по моим воспоминаниям ведущим к свободе от людей и оков душного торжества. Савада в свою очередь с издевательской и совсем недружелюбной ухмылкой указал рукой в совершенно противоположную сторону, где даже издалека можно было рассмотреть другие — распахнутые настежь — застеклённые двери, весьма красноречиво демонстрировавшие озеленённый, обставленный со вкусом, уютный внутренний двор. Сладко улыбнувшись в ответ, я отвернулась и прихлебнула из последнего позволенного на сегодня бокала побольше, чувствуя, что лучше уж гадость во рту, чем на лице умника.26.
— … Спасибо, что проводили. Теперь-то уж вы точно можете с чистой совестью оставить меня и вернуться к жене. Мы дошли до места более-менее безлюдного, где я с удовольствием и облегчением (шпильки всё-таки не для долгой ходьбы предназначены) присела на нижнюю ступеньку мини-амфитеатра, чтобы успокоиться, наблюдая вблизи умиротворяющую картину с зелёным садом, пёстрыми цветами, птичками и фонтаном. Самое оно для настроя на волну медитации и размышлений. Фраза, в переводе на мой родной, невежливый, означало: «Иди туда, откуда пришёл, и не мешай мне шевелить куриными мозгами наедине с собой». Вслух я, разумеется, таких вещей никогда бы не сказала, потому что выглядеть в глазах другого человека невоспитанной хамкой — себя не уважать. Поэтому ушам нового знакомого досталась упрощённая, доступная для понимания версия, за которой, впрочем, легко можно было рассмотреть тонкий намёк. Видимо, слишком тонкий. Или недостаточно настойчивый. — Вам со мной некомфортно? Знал бы ты — как. Вместо того, чтобы как послушный мальчик, исполнивший просьбу, развернуться и покинуть моё личное пространство, мужчина будто предпочёл нагло залезть в него как можно дальше. Он встал спиной к фонтану, чтобы уж наверняка загородить моим глазам живописный вид, и заулыбался так, что начал смутно походить на избалованного, озорного мальчишку, который нашёл себе достойное развлечение на время скуки, пока взрослые дяди и тёти были заняты. — В данный момент? Или вообще? — прикинувшись дурочкой, я улыбнулась, одновременно с этим стараясь как можно незаметнее снять с пятки намозолившую туфлю. Многозначительное покашливание вкупе с не менее красноречивым выражением лица чётко дали понять, что путь в актрисы Полине Виан заказан, и косить под неумную лучше с тем, кто гораздо легкомысленнее относится к собеседнику, нежели Савада. — Мы с Хару дружим уже больше десяти лет, и она ведёт себя со мной по-деловому только для вида — чтобы не ставить под сомнение мой авторитет у сотрудников. А чаще всего, чтобы поиздеваться. — Вполне в её характере. — Вот поэтому я не тот человек, с которым необходимо держать дистанцию, как с боссом. Проклятая обувь давила на ноги. Прилипчивый, как растаявшая на солнце жвачка, мужчина — на нервы. Но вот от тесной обуви я могла избавиться, просто вынув свои пятки, а вот от собеседника не помогали ни намёки, ни почти откровенное хамство, ни даже тупость (а я в ней была исключительно хороша). На самом деле новый знакомый не был неприятен — я бы не прочь поболтать подольше и все дела — но какая-то больная, нелепая и насквозь абсурдная связь между ним и первыми ощущениями, посетившими мою голову, не давала воспринимать всё в более-менее адекватных тонах. Стойкое чувство не самого лучшего в мире дежавю было сродни пожарной сигнализации, которая сработала мгновенно и без осечки. И с тем, было ли это случайностью, ещё предстояло разобраться, чему приклеившийся женатик всячески препятствовал. — Вы пытаетесь втереться ко мне в доверие? — и нет, вопрос возник отнюдь не от попытки выяснить истинные намерения, прикидываясь дурой. Мне действительно было любопытно. — Я вами интересуюсь. — немедленно среагировал на мой вопрос Савада. Он затем тут же закрыл дыру в смысловой вариации: — Это плохо? Хару рассказала о вас буквально в день объявления помолвки, хотя вы дружите... пять лет, если не ошибаюсь?.. И мне, естественно, стало любопытно, что вы за человек. Всем нам, если честно. Но подойти с вопросом решился только я. Что ж... верю. Может быть дура, но верю. — Можете спать спокойно и передать остальным: я хорошая подруга, — не обделённая трезвомыслием, благоразумием... да и интеллектом, в принципе. — Слушаю, поддерживаю, от души веселюсь, когда она в чём-то проваливается. Ещё тружусь как пчёлка за сорок тысяч американских долларов в год — учу уму-разуму подростков — и периодически прославляюсь в ночных клубах, как весёлый завсегдатай барной стойки, но у кого в наше время нет грешка за душой? — Думаю, Хару ценит все ваши качества. В том числе невероятную скромность. Показательно разведя руки в стороны, будто искренность тоже была одним из наиважнейших качеств моего характера, я уверенно кивнула: — Как и безграничную доброту. Казалось бы — момент стоил того, чтобы напрячься ещё больше. В конце концов, как он смог так легко прочесть мрачный сарказм, когда я выдавала его за искренний и безобидный юмор? Стоило бы задуматься и вести себя осторожнее, но произошло всё с точностью до наоборот: внутреннее напряжение, охватывавшее каждый миллиметр тела ещё секунду назад, неописуемым образом стало по крупинке распадаться внутри. Не понимаю, что это был за трюк, но от него как будто стало... легче. Сжавшиеся лёгкие понемногу стали раскрываться, и речь уже не казалась настоящим испытанием. Он всего лишь улыбнулся иначе — может быть, ему понравилось то, что я больше не изображала из себя мраморную статую. — Хотя нет, я передумал: не уверен, что титул "завсегдатай бара" — то, что Хару оценивает по достоинству. Поставив локти на колени и положив подбородок на раскрытые ладони, я демонстративно надула щёки: — По правде говоря, она не разрешила мне выпить на своей свадьбе больше одной бутылки шампанского, — крайне удручённо проворчала. — Теперь официанты даже мимо не проходят, чтобы не дать мне возможности украсть дополнительный бокал. Они каким-то образом всё посчитали и предупредили остальных. — Думаю, Хару просто не хочет, чтобы все фотографии с вами в её свадебном альбоме были об алкоголе. Одна самая памятная уже есть. — Какая из? — Определённо та, где невеста бросает букет: все ловят, а вы стоите рядом с толпой сгорающих в нетерпении девушек и больше заинтересованы в том, чтобы найти смысл этого праздника на дне своего бокала. Непонятные вещи продолжали происходить с сознанием: в ушах прерывисто зазвенело, в груди разливались тёплые, мягкие волны. Мне в голову до последнего не приходило, что это был мой собственный смех, раздавшийся ещё до того, как воображение нарисовало эту фотографию и возмущение подруги, связанное с ней. От хохота на глазах выступили слёзы и я поторопилась запрокинуть голову, быстро заморгав, чтобы влага не навредила косметике. Приходилось списывать на нетрезвость, хотя пять с половиной бокалов чего-то непонятного с запахом спиртного никак не могли опьянить меня настолько, чтобы позабыть о страхах и опасениях. Или могли? — Я так сильно выделилась этим, что привлекла всеобщее внимание? — от всей души отсмеявшись, я аккуратно вытерла указательными пальцами под нижними веками и взглянула на компаньона. — Вы привлекли бы его и так, — простодушно откликнулся на мой вопрос Савада, продолжая выглядеть расслабленным и незамороченным. — Я запомнил, потому что смотрел на вас. Ха-ха… Ха. В отличие от него, мне веселиться как-то резко расхотелось. Слова, вроде бы, ничего конкретного за собой не несли, интонация и вовсе была беспечной — словно мужчине нужно было дополнить фразу и он сделал это таким незамысловатым образом. Взгляд же — пристальный, внимательно изучавший реакцию и жесты, — доказывал совершенно противоположное. И если этим своим выпадом он добивался смущения, что ж, он достиг определённого успеха: по крайней мере стало душно и неловко. — ... Ну и зря, — неуклюже сделав вид, будто последних слов не существовало между нами, я наивно похлопала накрашенными ресницами. — Зря? — не знаю, притворился ли он, но если да, то удивление было изображено мастерски. — Что вы имеете в виду? Незамедлительного ответа не последовало: я крепко задумалась над тем, как бы правильно преподнести свои мысли, и надолго замолчала. Из недр зала приглушённо лилась чудесная инструментальная музыка, создававшая лёгкий, ненавязчивый аккомпанемент к атмосфере банкета. Сидя на месте, мне легко удавалось покачивать спущенной туфлёй в такт мелодии. А потом в голове клацнуло. Так резко, словно щёлкнул переключатель света в комнате. Как сигнал — пора сворачиваться, деточка. Не откладывая свою решимость в долгий ящик, я медленно поднялась с места, оставляя бокал позади и покидая вместе с ним то чувство, что многие назвали бы живым интересом, а в моём понимании было лишь злым намерением навредить самой себе. Ведь даже если когда-то где-то было что-то, что напугало меня. Даже если оно заставило меня ползать по земле от нехватки воздуха. Я не буду ввязываться в это. — Вам стоило смотреть на свою супругу, а не на меня: именно она была просто очаровательна, когда пыталась болеть за всех своих незамужних подруг одновременно.27.
Логичным завершением сказочной свадебной церемонии, превратившейся в душный светский приём, был мой отъезд. Разумеется, перед этим я сердечно поздравила молодожёнов ещё раз, взяла с Хару обещание связаться со мной до дня отъезда и устроить небольшой праздник только для нас двоих, несколько раз подряд отказалась от предложения подвезти до отеля, и только потом, когда стихла суматоха вокруг первой покидавшей торжество гостьи (то есть меня), укатила в закат на серебристом седане с горящими в сумерках жёлтыми шашками. Чем дальше становился праздничный зал, тем больше раскрывались лёгкие — больше свежего, пропитанного морем и солнцем воздуха они могли в себя вобрать. В номере отеля ситуация и вовсе перестала быть такой уж критичной, какой казалась ещё два часа назад. Я спокойно сняла все побрякушки, смыла макияж, переоделась в то самое, что называют «первое, выпавшее из шкафа», и рухнула на кровать, переосмысливая своё поведение и мучительно стыдясь его. Как уснула — не помню. Помню, что спала плохо: ворочалась всё время, мучилась жаждой (опустошив к утру мини-холодильник и графин с водой) и видела какие-то отвратительные психоделические картинки. К утру лучше себя не почувствовала, поэтому с чистой совестью решила весь день посвятить самой себе — поваляться в ванной с ароматическими маслами, привести в порядок волосы за просмотром фильма (не удивляйтесь — уход за такой роскошной шевелюрой занимал час-полтора), переделать поднадоевший за вчерашний день маникюр, прогуляться по побережью и совершить легкомысленный променад по городу. Однако только-только раскрутив смесители в ванной и достав из багажа набор эфирных композиций, чтобы выбрать аромат под настроение, я оказалась грубейшим образом прервана в своём уединении. Обслуживание номеров? В такую рань? — время на часах едва перевалило за девять утра, когда в дверь постучались. — … Синьорина Виан? — приятно улыбнувшись, уточнил молодой консьерж, мигом вызвав приступ злобного негодования. Какого хрена он тут выглядит так, словно только что с эксклюзивной фотосессии для vogue сбежал, а я, будучи совсем неготовой, встречаю его в старом растянутом барахле и чувствую себя как капустная гусеница только потому, что встала всего лишь полтора часа назад и не успела ничего с собой сделать? — Слушаю? — нетерпеливое бурчание получилось таким обиженным, что вряд ли меня можно было отличить от насупившегося ребёнка. — На ресепшене очень просили доставить это вам как можно скорее. — мужчина протянул ко мне руки. В которых лежал оглушительно пахший букет цветов. Розы. Красные. Штук пятьдесят, может быть. Ну, знаете, такие дорогущие кроваво-красные розы на длинных ножках, с огромными бутонами и бархатными листьями, которые могли бы использоваться в фотосессиях и на праздниках, как декорации, потому что дарить их какому-нибудь человеку было бы расточительством. Что ж… вот они. Во всей красе. Для меня… Что за чёрт? Я скоро умру? — Вы не ошиблись? — Для этого я специально уточнил ваше имя, синьорина Виан. К тому же, на карточке оно написано весьма разборчиво. Карточка и правда витиевато и помпезно обозначала меня получателем. А когда я вытянула её двумя пальцами и раскрыла, то узнала нечто более удивительное: содержание коротко и лаконично раскрывало всю суть подарка. Некто «Т.С.» любезно просил меня об одолжении — составить ему компанию за завтраком. Скажем, часов в одиннадцать. — Синьор просил передать ответ через меня, — любезно пояснил консьерж. На фоне воцарившейся тишины лившаяся в ванной вода шумела так, словно мы стояли около Ниагарского водопада. Конкретный подгруз, отразившийся, видимо, и на моём лице, с каждой пройденной секундой стирал с лица мужчины его уверенную сводническую улыбку. Я растерянно перечитывала приглашение и не могла понять, как на это реагировать. Если отбросить досадные подробности, вроде каких-то первобытных инстинктов внутри меня, то первое впечатление Савада оставил положительное. Он был приятен во многих смыслах: выверенная речь без тени акцента, манера держать себя и умение преподносить с правильной стороны, улыбка, жесты, внешность... он мне безумно понравился, если быть совсем уж честной. Да и какая дура в здравом уме сказала бы "нет"? Но что я ответила, увидев цветы и открытку? "Н Е Т". No, thanks. Ведь мне не нужны проблемы. — … У вас найдётся ручка? — Да-да, безусловно. Обрадованный тем, что закончились мгновения душного ожидания, консьерж аккуратно переложил цветы в одну руку, второй достал из нагрудного кармана именной Паркер с гравировкой инициалов, и охотно предложил его мне. Я написала свой ёмкий ответ на обратной стороне карточки и вложила его обратно в букет. — Прошу, теперь вы можете это вернуть. Спасибо за доставку. И, прежде чем опешивший сотрудник смог что-то возразить или вообще рот открыть, с превеликим удовольствием захлопнула дверь перед его носом. Всё хорошо. Просто нужно постараться забыть об этом. Никто не станет настаивать после очевидного отказа. Немного посидев на корточках, привалившись спиной к двери, я уняла расшалившееся сердце, которое, почему-то, колотилось как бешеное, стоило лишь задуматься о том, что меня звал на свидание некий богач, с которым мы накануне вечером общались минут сорок от силы. Двадцать пять из которых в этом разговоре присутствовала его супруга. — Я что, выгляжу как легкодоступная?.. — я вслух пробормотала себе под нос и твёрдо встала на ноги, вознамерившись задать этот вопрос уже своему отражению. — Правда выгляжу?! Губы девушки в зеркале возмущённо зашевелились, беззвучно повторяя всё то, что было произнесено настоящей мной. Но как бы я ни силилась разглядеть в своём лице хоть что-то, что говорило бы мужчинам: «Эй-вы-я-ведусь-на-красивую-внешность-и-подарки!» — отражение показывало лишь самую обычную меня. Без очаровательной, почти невинной, пусть и немного искусственной, прелести Киоко; без раскрепощённой сексуальности Бьянки; без притягательного восточного обаяния Хару с её остроумием! Нет-нет, это точно какая-то ошибка. Была мысль позвонить маме. Секундный порыв, который быстро угас. Я ведь уже отказала — чего воду мутить? Жаль, что мысли об этом никак не покидали голову. Они возвращались так упорно и настойчиво, что я уже и не знала, было это сожалением об отказе или же просто интересом к эпизодическому моменту из жизни. А ведь и впрямь интересно... Если я до него дотронусь — я смогу что-то узнать?