helpless

С Ларсом что-то происходит, причём явно нехорошее — это давно уже стало понятно Джеймсу. Он осмотрел свои исцарапанные руки и сплошь покрытое свежими багровыми отметинами тело, и воспоминания пронеслись у него перед глазами. Видения были не из приятных; заново ощутив всё это, Хэтфилд сжал зубы и изо всех сил ударил кулаком в стену. Да, он был зол, но не только на Ульриха, но и просто на всю ситуацию. Днём ранее Едва самолёт преодолел последний сантиметр взлётно-посадочной полосы и остановился, Ларс подошёл к двери, первым спустился на землю и встал к багажному отделению, ожидая, когда можно будет забрать вещи. Опять куда-то торопится, подумал Джеймс. Ещё полностью не отойдя от сильного похмелья, он толком не мог уследить за поспешными действиями омеги, проносящимися мимо словно в ускоренном кино. Забрав свои вещи, Ларс, однако, дождался, пока это сделают все, и только потом попрощался, аргументируя свой скорый уход тем, что он опаздывал на какую-то встречу. — Зайдёшь потом ко мне? — внезапно попросил Джеймс. Ему неожиданно захотелось как в былые времена посидеть вместе с омегой, провести время вдвоём, послушать его незатейливую болтовню, вместе прорепетировать, придумать какой-то совершенно неприемлемый для альбомов бред и… возможно, нечто большее. Всю поездку Хэтфилд ностальгировал по этому периоду, оттого и решился вдруг сам предложить. — Ого, а я тебя хотел позвать, — улыбаясь, ответил Ларс, — с удовольствием приду. Он подмигнул Хэтфилду и забросил багаж в уже подъехавшее по его вызову такси. Джеймс молча провожал взглядом отдалявшийся от него жёлтый «Шевроле» и выпускал дым вслед стремительно набиравшему скорость автомобилю. Куда же Ларс ехал? Нет ни малейшей догадки. Омега ни о чём не говорил, всё скрывал, держал в тайне, то ли не доверяя блондину, то ли не желая заставлять его в лишний раз переживать. Вернулся Ларс где-то в начале пяти — к этому времени Джеймс уже успел распаковать все свои вещи, сходить в магазин за нормальной едой для себя и Дэйва, накормить его, даже немного поиграть на гитаре и, в награду за все свои труды, выпить одну маленькую баночку пива. «Больше нажираться в хлам не буду, — решил Хэтфилд, гордясь собой за свою выдержку, — мне и так уже хорошо, дальше будет только хуже.» Чувствовал себя Джеймс на удивление хорошо — оказывается, жизнь, не окрашенная водкой в беспорядочные цветные тона и до неразличимости размытая, тоже по-своему хороша. Практически сразу пропало ощущение, что все твои поступки неправильны и глупы, появилась нормальная, совершенно естественная уверенность в себе и своём будущем. Надо завтра попытаться так же продержаться, может, со временем это войдёт, а привычку, а к этому моменту и Дэйв придёт в себя и всё снова встанет на свои места?.. Может быть, не так всё и плохо, и скоро эта уже излишне задержавшаяся на его жизненном пути чёрная полоса наконец уступит место белой? Нужно только поверить, это же так просто… Именно в этот момент, в самый пик неожиданной эйфории Джеймса, раздался стук в дверь. На пороге стоял Ларс, чем-то прилично вымотанный, измученно улыбающийся, с букетом цветов в руке. — Какие красивые, — без тени издёвки произнёс альфа, — а кто тебе их подарил? — Никто, — усмехнулся Ларс, — это я тебе принёс. — Мне?.. Хэтфилд, давно уже позабывший о тяге Ульриха ко всему необычному, удивлённо уставился на букет. С чего это вдруг? Вроде бы международный женский день ещё не наступил, да и сам Хэт — далеко не тёлка. Впрочем, для Ларса, усиленно отрицавшего все стереотипы и склонного на вызывающие удивление поступки, такое было в порядке вещей. — Ну да, а что в этом такого? — в подтверждение его мыслей спросил омега, изящным движением руки поправляя волосы. — Можешь передарить Дэйву, если они тебе не нужны, я не обижусь. Джеймс старательно проигнорировал последнюю фразу, прощая Ларса за его порой достаточно желчный темперамент, забрал цветы и отнёс на кухню, чтобы поставить их в вазу. На самом деле смотрелось неплохо, для скудного на практически любые элементы декора, охолодевшего от полного отсутствия какой-либо женской души дома, букет послужил весьма приятным украшением. Блондин поправил случайно смятые его же неосторожной рукой лепестки хризантемы и подумал, что было бы замечательно вот так дарить цветы Дэйву, чтобы тот потом, каждый раз, когда заходил на кухню, чтобы покурить или налить себе зелёный чай, любовался этой красотой и вспоминал его, Джеймса. Конечно, такое уже вряд ли возможно, но надежда умирает последней, не так ли? Захватив из холодильника несколько бутылок пива, Хэтфилд вернулся в прихожую. — Ну что, в комнате будем сидеть или на кухне? — спросил он Ларса, в предвкушении смотря на алкоголь. Конечно, воздержание — хорошая штука, но иногда хочется и расслабиться, да и одна бутылочка — не совсем уж и много. — Где ты хочешь, — омега безразлично пожал плечами, практически не смотря в этом момент на Джеймса. «Что-то он замышляет, — начал вдруг подозревать Ларса Хэтфилд, — либо он подозрительно долго смотрит в пол, либо у меня паранойя.» Не став высказывать свои сомнения, — уж больно они были необоснованными, — Джеймс указал в сторону кухни. Стараясь избавиться от ненужного в данной ситуации недоверия, он решил подумать о кое-чём другом, о вещи, гораздо более приятной для размышления, чем эти заморочки — об алкоголе. Вот сейчас можно на время отказаться от этого глупого воздержания и расслабиться; сразу же выпить вторую — первая, залитая внутрь за полчаса до прихода омеги, уже успела бесследно раствориться в слишком привыкшем к алкоголю организме — банку пива и после этого сидеть с якобы понимающим лицом и слушать вполуха непрекращающийся трёп Ларса, уже больше не не несущий никакой смысловой нагрузки… Вот, уже они на месте, самое время открыть… — Убери это дерьмо, — Ларс вырвал пиво из рук не ожидавшего подобного Хэтфилда, — у нас тут почти что светский вечер, просто неподобающе будет хлебать эту мочу… Джеймс с разочарованием отвернулся от этого кайфолома и принялся строить планы о том, как же всё-таки принять на душу без ведома Ульриха. Это было вполне возможно — требовалось лишь отпроситься в туалет, а на самом деле отправиться в комнату и применить по назначению запасы на чёрный день, надёжно спрятанные под кроватью. Хэтфилду было немного стыдно за подобные мысли, но удовольствия себя он лишать тоже не собирался, поэтому после того, как совесть была успешно послана в известном направлении, альфа вновь повернулся к Ларсу, собираясь сообщить о своём надуманном зове организма. Увиденное заставило Джеймса забыть о своих намерениях — умело орудуя невесть откуда взявшимся штопором, омега открывал бутылку дорогого красного вина, с улыбкой посматривая на Хэтфилда. — Думаю, оно будет более подходящим напитком для этого вечера, — не прекращая говорить, Ларс, не раз гостивший у Джеймса и наизусть запомнивший, где что лежит у него дома, уверенно подошёл к кухонному шкафу, собираясь достать оттуда фужеры, — не волнуйся, там градус больше, и такая бутылка у меня не одна, так что напиться у тебя получится… Или нет, я не разрешу, нельзя тебе много… Чёрт, Джеймс, помоги, чего смотришь? Хэтфилд прекрасно видел, какая от него требовалась помощь, — наделённый не самым высоким ростом, Ульрих не мог дотянуться до самой верхней полки, где и стояли эти бокалы, уже давным-давно забытые и покрытые чуть ли не вековой пылью, — но всё равно продолжал сидеть, сложа руки. Не хотелось помогать, не хотелось, и всё. «Я не разрешу, нельзя тебе много, — ворчал про себя альфа, — да что он о себе возомнил? Я сам знаю, сколько мне достаточно!» — Ты там оглох? — прикрикнул на него Ларс, отчего-то нервничая. — Нет, — усмехнулся Джеймс, ощущая давно уже забытую гордость за себя любимого, не согласного терпеть унижения и готового ответить тем же, — сам встань на табуретку и достань. — Это унизительно, — омега хлопнул дверью шкафчика и с обидой уставился на Хэтфилда, скрестив руки на груди, — почему ты не можешь просто встать в свой полный дурацкий рост и дотянуться до этих тупых фужеров? — Не хочу, — улыбка альфы стала шире, а всё его эго и самооценка внутри пустились в ликующий танец в честь себя великих, — да зачем ты так паришься? — в чашки налей, и дело с концом. Самовлюблённость — хоть и далеко не в громадных количествах, но она всё-таки присутвовала у Джеймса, и порой именно она руководила всеми его поступками, противореча иногда здравому смыслу и другим более ценным понятиям. Вот сейчас Хэтфилд наблюдал за тем, как Ларс краснел от злости и стыда, небрежно толкая скрипящий о пол стул к шкафу, — должно быть, бедняга неслабо так комплексовал из-за низкого роста и нелегко переносил подобные выходки своего друга, — и вместо того, чтобы ощущать стыд или хотя бы осознавать свою неправоту, довольно улыбался. Вот Ларс забрал с полки один фужер, спустился и аккуратно поставил его на стол, затем забрался на стул снова и… — Эй, Джеймс! — звонко выкрикнул омега, привлекая к себе внимание Хэтфилда. — Поймаешь? — Они же стеклянные, твою мать!.. — Джеймс вскочил на ноги и кинулся к шкафу, к ножкам которого стремительно летел вниз брошенный Ларсом бокал. Скорость реакции альфы, хоть и ещё относительно трезвого и вполне бодрого, оказалась недостаточной, и треснувшее стекло разлетелось по всей комнате мельчайшими осколками. «Он ведь всегда был таким, — осознав вдруг Джеймс, с интересом ребёнка тыкая ногой в маленькие стёклышки, — сначала всё терпит, а потом становится ужасно вспыльчивым и ведёт себя как последняя стерва. И Дэйв такой же, он бы вообще «розочку» из этого говёного бокала сделал и набросился бы на меня. Оба в одну и ту же сторону двинутые.» Словив ностальгическое воспоминание о Дэйве, поступившим бы похожим образом, Хэтфилд ничуть не расстроился утере, — таких бокалов у Джеймса было полно, а денег на них — ещё больше, — а отчего-то начал смеяться. Немного истерично, но вполне себе искренне. — Ларс, ты мудак, — заключил альфа, смахнув салфеткой все осколки в один угол, где и без того уже скопилось прилично мусора, и оставив эту кучу до лучших времён, — заканчивай уже кокс долбить, это от него ты таким становишься. Слезай уже, давай выпьем и забудем об этом. — А если я прыгну, то что? — сбросив свою злость вместе с несчастным фужером, Ульрих снова вернулся в то шутливое и немного беспокойное настроение, в котором пребывал в самом начале их встречи. — Плитку жопой проломишь, вот что, — совершенно не собираясь извлекать из уже благополучно забытой ссоры урок, Хэтфилд продолжил тешить самолюбие и язвить, — если хочешь, чтобы я тебя поймал, похудей хотя бы кило на десять. Мысленно ожидая какой-то ответной пакости от Ларса, альфа приготовился ловить какие-либо летящие в его сторону предметы или уклоняться от них, однако ничего такого не произошло. На удивление изящно спрыгнув со стула, минуя кучу осколков в углу, Ульрих молча подошёл к Джеймсу и поставил второй бокал на стол. Лицо омеги было совершенно бесстрастным и спокойным, однако по тому звуку, который издала встретившаяся с посудой поверхность, было всё понятно. «Всё-таки обиделся, — сделал вывод Хэтфилд, по-прежнему, однако, не осуждавший себя за своё поведение, — а буквально несколько минут назад это всё было похоже на какую-то извращённую игру. Как же всё-таки сложно его иногда понять…» — Иногда я ненавижу тебя, — чеканя слова, Ларс взял тряпку, вытер пыль, покрывшую дно одного фужера, и придвинул его к себе, — вот держи, протирать твой я не буду. — Ну и ладно, — улыбка не сходила с лица Джеймса, совершенно не испугавшегося перспективы пить из нечистой посуды и порядком привыкшего к подобному, — больше грязи — шире морда. Омега закатил глаза, поднял бутылку и сделал вид, будто бы собирается стукнуть ей Хэтфилда по голове. Тот даже не попытался увернуться, догадываясь, что Ульрих не опустится до такого. Все действия Ларса — то, как он махнул рукой, принимая поражение, протёр второй фужер и принялся осторожно наливать вино, стараясь сделать так, чтобы в обоих ёмкостях было одинаковое количество — казались альфе донельзя предсказуемыми и ожидаемыми. Ларс больше никак не будет мстить, он проиграл, а Джеймс победил. — Ты отвратителен, — уже беззлобно добавил напоследок омега, — но ничего, я ещё на тебе отыграюсь. — Ну и как ты собираешься это делать? — Хэтфилд издал смешок и задумчиво посмотрел на свой бокал с манящей тёмно-вишнёвой жидкостью внутри. — Харкнешь мне в стакан? Да ну, не верю, ты не позволишь себе такого, нужно же, чтобы сегодня было всё идеально, да? «Нет, всё-таки что-то он да задумал, — навязчиво подкрались старые подозрения, те самые, из-за которых Джеймс и прибегнул к этим глупым эгоистичным насмешкам как к неплохому способу расслабиться, — надо не терять бдительность, кто знает, как он там решил на мне отыграться. Если его разозлить, то он может всерьёз слететь с катушек, а это уже страшно…» Возможно, шутка про стакан насмешила была Ларса, учись он в пятом или шестом классе, однако так как омега был гораздо старше, она его привела лишь в ещё большее раздражение. — Я тебя не понимаю, вроде сам меня пригласил, — он вновь встал со стула и подошёл к Хэтфилду, гневно смотря на него свысока, — и в то же время делаешь всё, чтобы я ушёл. Скажи мне, Джеймс, зачем? «Нет, наверное, он больше блефует, — продолжил про себя размышлять блондин, особо не придавая значения готовым на него выплеснуться эмоциям Ларса, — нет у него никакого секретного оружия, разве только бабская истерика. Хотя это — зрелище не самое приятное, наверное, пора уже заканчивать…» Перегнул палку. Наконец, до Хэтфилда это дошло. Тоже привстав со стула, он по-дружески хлопнул Ларса по плечу и жестом пригласил присесть. — Прости, что-то увлёкся, — извинился альфа, с облегчением наблюдая за тем, как Ульрих в действительности молча сел рядом и посмотрел на него то ли с ещё не погаснувшей обидой, то ли с интересом, — больше не буду. Давай, раз мы собрались пить, поднимем тост за то, чтобы я перестал быть такой жопной дыркой. — Ну ты и сказанул, — засмеялся Ларс, — идёт, жопная дырка. Он снова натянул свою маску. Даже будучи поглощённым процессом самолюбования, Хэтфилд всё равно заметил, как быстро и неестественно омега сменил надменно-обиженный косой взгляд на доброжелательную улыбку, словно вся эта недружелюбная колкость альфы, его злобные насмешки, едкие оскорбления — весь этот негатив просто взял и растворился, будто его никогда не было. Или же никакой маскировки и театрального грима не существовало? Может, Ларс просто взял и безвозмездно простил его? Было же такое? Конечно, было — буквально день назад он по своей воле, не ожидая ответной благодарности, сам вытащил его, Джеймса, из той психоэмоциональной ямы, в которую тот падал, стремительно и, казалось бы, абсолютно безнадёжно. «Я слишком часто вижу в Ларсе злодея и манипулятора, — укорил себя за излишнее недоверие Хэтфилд, — а ведь он просто хочет, чтобы мне было лучше. Только сегодня он всё равно ведёт себя подозрительно, пускай я и поступаю плохо, думая так о своём друге, но, как говорится, доверяй, но проверяй.» Строя в голове свою конспирологическую теорию, Хэтфилд не забывал и про реальность и про то, что в ней происходило. В тот момент, когда он пришёл, наконец, к конкретному заключению, — Ларс не желал ему зла, но всё-таки стоило следить за его возможными странностями, — их бокалы звучно звякнули друг о друга, Джеймс сделал глоток, и по его горлу прокатился благородный напиток, слегка отдающий приятной кислинкой. Вино было хорошим, этот мелкий сукин сын наверняка слил на него не одну сотню и купил его не в простом супермаркете. — Нравится? — спросил Ларс, заметив, как лицо Хэтфилда просветлело, и как тот сделал второй глоток, не дождавшись тоста. — Ага, — довольно кивнул альфа и вновь посмотрел на уже опустевший бокал и пока что полную бутылку. — Ну вот, а ты всё свои ссаки гекалитрами в пузо заливаешь, — без слов поняв намекающие взгляды Джеймса, Ульрих наполнил его бокал и немного добавил в свой, — главное — сам можешь себе такое позволить, а всё ещё по старой памяти пьёшь какую-то мочу. Ну что ж, надо придумать, за что же ещё пить, а то просто так как-то не круто. — Да и так зашибись, — заметил Хэтфилд, уже ощущая свойственное вину мягкими волнами накатывающее опьянение. Он прикрыл глаза, мысленно включая воображаемый приёмник, и в голове заиграла спокойная ненавязчивая музыка, разливаясь по всему телу вместе с приливом тепла. Точно, музыка! — придумал. За наше творчество, благодаря которому мы можем себе позволить такую роскошь. — Отличная идея, — похвалил его омега, поднимая бокал, — за музыку. — Ой, кстати, — неожиданно вспомнил Джеймс, не забывая осушить фужер. Про своё внутреннее обещание самому себе — не терять бдительность — он не то, что забыл, просто отложил его на некоторое время. Да, если он напьётся, то сложно будет следить за всеми странностями своего собутыльника, но ведь пока что он более-менее трезв, а Ларс ничего из ряда вон необычного не вытворяет; и пьёт почти столько же, сколько он сам, и поддерживает диалог, не переводя никуда тему, ничего подозрительного. Так почему же не расслабиться ненадолго? — Да, чего я там хотел сказать?.. Ах, вот! Про музыку — я сегодня рифф новый сочинил, пока тебя ждал. Спокойный такой, на акустике… Думаю, подойдёт для альбома. — Правда, что ли? — отчего-то это известие внезапно обрадовало Ларса, его глаза засверкали, и он, дабы усилить своё воодушевление, осушил свой бокал и уже нетвёрдой рукой принялся наполнять его заново. — Чёрт, да трахал я эти правила приличия в грязной подворотне, давай пить из бутылки, как нормальные люди! — Ну наконец-то, — поддерживая идею омеги, Хэтфилд последовал его примеру, — вот и он, тот Ларс, которого я знаю. Так что, хочешь пойдём в комнату, и я тебе покажу, что придумал? — Может, сюда принесёшь? Здесь так красиво, я перестаю дышать, а там у тебя наверняка опять всё засрано, кругом бутылки и окурки, всю романтику испортишь, ещё и Дэйва разбудишь… Всё равно акустика, подключать не надо… — Почему бы и нет, — не стал спорить блондин. Встав со стула, он направился в комнату, на ходу напоминая себе о принятом решении быть осторожным и анализируя всё произошедшее. Так, Ларс определённо решил его напоить — иначе бы он не предложил распивать вино столь разящим бескультурьем, но привычным Джеймсу способом, но это совершенно нормально. «Он как всегда, — подумал альфа, — сначала такой: «Ой, я не разрешаю тебе бухать как свинья», а затем сам нахрюкается и: «Пей, Джеймс, пей на здоровье, я не хочу быть пьянее тебя, я же весь такой холёный аристократ, а ты — плебей и деревенщина, меня с одного бокала развозит ровно так же, как и тебя с бочки, мы должны быть наравне, бла-бла-бла…» А смысл? Всё равно вдвоём нажрёмся и будем валяться на полу. Всё это — лишь пустые заморочки…» Довольный тем, как же легко ему удалось разгадать секрет омеги, Хэтфилд, уже давно оказавшийся в комнате, лишь ходил по кругу и строил новые теории, стараясь полностью убедиться, что сегодня он раскрыл все карты его друга. Так, что ещё было подозрительным? Как-то слишком бурно он обрадовался, услышав о новом рифе, даже попросил принести гитару и показать, не странно ли это? Но нет, такое поддаётся объяснениям — Ларсу, скорее всего, захотелось ощутить себя девочкой-фанаткой, чьи молитвы неожиданно оказались услышанными и для которой её любимый музыкант внезапно решил устроить персональный концерт, такое ведь есть в нём, хоть тот это и тщательно скрывал, вот только парочка бокалов, и все секреты вылезли наружу. «Так и быть, — чрезвычайно гордый своей проницательностью, решил Джеймс, — я ему такой концерт устрою, обоссытся от счастья. Всё, Ларс, я уже иду.» Не прекращая думать о предстоящем выступлении, Хэтфилд с гитарой в руке подошёл к кухне. — Что-то тебя долго не было, — заметил омега, — слушай, давай уберём эту посуду, а то ты сейчас снесёшь её гитарой, у нас и так уже один фужер разбился. — Это на счастье, — не желая предаваться былой агрессии и злобе, способной затмить нынешние позитивные мысли, блондин не стал вспоминать, отчего же в действительности его сервиз уменьшился на один прибор, — так там же что-то осталось. А, ладно, я знаю, куда это деть. За тебя, Ларс. Он покрутил в руках фужер и единым глотком залил всё его содержимое в себя, смакуя немного изменившийся вкус. Возможно, такому дорогому вину пребывание на воздухе не шло на пользу — приятный фруктовый аромат заслонил какой-то аптечный привкус и не самая приятная горечь. Впрочем, это всё могло ему лишь показаться, сейчас уж точно не время зацикливаться на таких мелочах, время зажигать.