Per aspera ad astra

Смска от Тёмы Игоря застает в пограничном состоянии - он как раз размышляет, а не лечь ли уже спать, тем более, что и заняться особо нечем. Это состояние - легкое, никчемное волнение, всегда возникающее перед матчем и мешающее выспаться, следовало жестко пресекать - просто ложиться в постель, закрывать глаза и приказать себе уснуть. Игорь это и собирался сделать, но едва только стянул футболку, пришла дурацкая, в Тёмином стиле, смска. Поселить этих галчат вместе было хорошей идеей. Что и говорить, Лебедев людей угадывал с полувзгляда. Гоша хотел сам с пацаном заселиться, чтоб лишней нервотрепки ему перед матчами не было, но Валентин Юрьевич всегда был убедительным, как танк. И, возможно, для одного Ванечки было бы и лучше под Гошиным присмотром, но всей команде определенно шло на пользу, что две их звезды - совсем юная, и вполне уже взрослая, - оказались в одном номере. Артём о мальчишке заботился и себе не давал спуска. Вот и сейчас сообразил Игорю написать, а дальше уже Гошина проблема, где взять самого универсального средства от всех невзгод - молока с мёдом. Артём, получив ласковый, благодарный подзатыльник, самодовольно хмыкает, демонстративно напяливает наушники, и перекатывается набок, спиной к Ванькиной постели, запуская какое-то смутно знакомое кино на мобильнике. Тоже бы лучше спал, но к нему Игорь не лезет, сам разберется, не маленький. А вот Ванька, усевшийся на постели и нахохлившийся, всё ещё тянул на звание “мелкого”. Мелкого, очень обаятельного, милого… - Игорь Владимирович, - тихонько выговаривает Ванечка, попытавшись вдруг спрятать под одеяло давешнего пушистого медведя с мячом. Наверное, даже, почти неосознанно, просто порыв - скрыть то, чего жутко стесняешься. Игорь суёт ему в руки тёплый стакан, наказывая: - Пей и ложись. И можешь звать меня по имени, я же тебе говорил. - Говорил, - соглашается Ванечка, тихонько отхлебывая молоко из стакана. - Спасибо, Игорь Владимирович. Игорь тихо фыркает, невольно улыбнувшись и ласково потрепав пацана по голой коленке, торчащей из-под одеяла. На самом деле, страшно хочется к этой трогательной коленке прикоснуться губами, просто помешательство какое-то. Не только коленки, конечно, его вызывают - Ванька весь такой трогательный, и в чем-то даже тискательный, что хочется его опекать, учить, и еще раз опекать. И иногда целовать. Часто. Не будь в Ванечкином взгляде чего-то затаённо-глубокого, помимо привычного Игорю обожания и восхищения, которыми его осыпала молодежь, он бы никогда себе таких мыслей не позволил. Но Ванечка им, конечно, восхищался, как игроком и капитаном, и даже, наверное, обожал - ну, как кумира, что ли. Но ещё нежно розовел щеками, стоило оказаться рядом, робко улыбался, стараясь, чтоб никто, кроме Игоря этой улыбки не видел и, несмотря на то, что играли они в разных позициях всегда за помощью, советом и поддержкой тянулся к Игорю. Ванечка маленькими глотками допивает молоко, судорожно-сонно вздохнув, когда пустой стакан чуть не выпадает из рук. Стакан Игорь убирает на маленький столик между кроватями, поставив себе мысленную зарубку забрать его с собой, когда будет уходить, и сполоснуть, и мягко укладывает засоловевшего Ванечку на постель, укрыв всего, от пяток до подбородка тонким одеялом. - Не уходи, м? - невнятно просит Ванечка, из-за подушки доставая медвежонка и обнимая смешную пушистую игрушку. - Не ухожу, - обещает Игорь, устраиваясь бочком рядом - кровать узковата, но Ванечка тоже на бок переворачивается, уютно устроившись “маленькой ложечкой”, и так и замирает, то ли засыпая, то ли выжидая чего-то. Честное слово, если бы Петров на соседней койке не спал, Игорь взялся бы тихонько напевать колыбельную, откуда-то из детских воспоминаний выплывшую. Он напевает её про себя, мягко поглаживая Ванечку по боку и прижимаясь губами к вихратой русой макушке до тех пор, пока его дыхание не выровняется, и Ванечка не засопит, крепче обнимая медведя. Тёма к этому времени тоже уже спит, так что Игорь аккуратно, стараясь никого не потревожить, поднимается с кровати, забирает стакан, и, мягко чмокнув Ванечку в макушку, на удачу, бесшумно выходит из номера, без особого труда ориентируясь в вязкой гостиничной темноте. Благотворительные матчи хороши тем, что не стоит задачи порвать противника на британский флаг любыми законными методами. Расслабляться тоже никто не собирался - проиграть местной команде в первом же матче с новым тренером было бы не просто провально, это был бы концентрированный пиздец, - но особого нервного напряжения в воздухе тоже не носилось. Артём знал прекрасно, что соскучился по живой игре, но до момента, когда матч начался, даже не представлял, насколько. Его просто потянуло, завихрило - ничего больше во всем мире не существовало, только поле. Сердце аж на части рвалось, частило, чуть нахрен из груди не вывалилось, когда Гриня забил первый гол, открывая счёт. Не великая победа, если смотреть объективно, но какой же всё-таки кайф! Тем более, что и соперники стараются, прямо видно - на полную выкладываются, и неудивительно, журналистов понаехало - бессчетно. Первый матч с новым тренером, да ещё с Лебедевым - это вполне тянет на событие недели как минимум. Шум небольшого, но донельзя забитого стадиона увлекает рекой - Тёма любит этот шум. Игру эту любит. Поле. Команду. Когда Ванечка оказывается в какой-то совершенно дурацкой - но не противоречащей никаким правилам, так что, блять, никаких претензий, - свалке, никто, наверное вообще никто на стадионе, ни Тёма, ни Лебедев, ни Гоша, не могут предположить, что он отправит мяч прямиком к нападающему противника, а тот - головы на две выше Ваньки, длинноногий, - с размаху шарахнет его прямиком в ворота. Самое-то паршивое, конечно, что Гоша не ожидал. Тёма, блин, словно этим мячом под дых получил, да и Гоша выглядит не лучше, а Ванька бледнеет до синевы, глядя на Игоря с таким немым испугом, словно боится, что земля у него под ногами разверзнется и его затащит в футбольный Ад. На трибунах вообще что-то невообразимое творится. Тёма ещё от шока отходит, когда на плечо коротко опускается горячая ладонь. - Готовься. Пойдешь на замену. Это самое остро-счастливое мгновение за последние несколько недель. Подписанные контракты и рекламные съемки - которые Тёма тоже любил, - даже сотой доли этого восторга не приносили. Он ещё успевает ободряюще похлопать по плечам синюшне-бледного, но в целом довольно спокойного Ванечку. - Не дрейфь, бывает, - Тёма подмигивает парню, хоть и знает, что расшевелить того за имеющиеся несколько секунд невозможно. - Я однажды с двух метров в ворота не попал. - Врёшь, - невольно улыбается Ванечка. - Давай. Удачи. “Петров, на поле” Это как проснуться. Сны это тоже хорошо, они бывают красивые, бывают приятные, бывают и страшные, от которых хочется отделаться. Но даже самый лучший, самый интересный сон - хуже реальности, которую ты любишь. Для Тёмы выйти на поле - проснуться. Нырнуть в настоящую жизнь, без всякой шелухи, без всего лишнего. Счастье в чистом виде. А ещё он забивает гол, и это тоже счастье. У Тёмы эйфория не проходит до самого вечера, игристая такая, лёгкая, как шампанское, и улыбка наверняка с лица не сходит. Он краем глаза присматривает иногда за Ванькой, и тот вроде держится неплохо - в конце концов, они всё равно выиграли, никто ребёнка ругать не собирался - у всех бывают косяки и случайности. Ну, в будущем на тренировках ему наверняка припомнят, в плане, как таких ситуаций избегать, а пока всё без напряга. Но это только до вечера - когда Тёма, набесившись вдоволь с не менее счастливым Гриней, возвращается к себе, Ваньку он застает закутавшимся в одеяло на постели на манер гусеницы, и тихонько что-то подвывающим - только лохматая макушка торчит между одеялом и подушкой. И голые пятки, потому что одеяло на такую гусеницу не рассчитано. - Вань, ну ты чё? - беспокоится Тёма, садясь на край кровати и укладывая руку куда-то предположительно в район плеча. - Ты чего, мелкий, всё ж хорошо. Что тебя, Полковник прижал? - Не-ет, - глухо подвывает Ванечка, стараясь натянуть одеяло на голову. Не получается, потому что Тёма на какой-то его части сидит. - В-валентин Юрич сказал, что я не должен за-заци-икливаться. - Ну и правильно сказал, - Артём пожимает плечами. - А чего ты воешь-то? - Я всех подвел, - сообщает Ванька. - Команду… ВалентинЮрича… И… ИгоряВладимировича-а… - Ну ты блин… дурак, - в сердцах ворчит Артём, пытаясь как-то ущипнуть эту гусеницу за бок, но кроме одеяла ничего не попадается. - Никого ты не подвел. Мы хорошо отыграли, ну а это… Ну, внесло определенный кураж… - это Тёма сегодня от какого-то журналиста услышал. - Вань… Одеяло отвечает невнятным, печальным мычанием. - Ну хочешь… хочешь шоколадку? Я сгоняю. Поднимает настроение. - С орехами? - из недр нежно-голубого одеяла показывается припухший красный нос. - Можно и с орехами, мелкий, - милостиво разрешает Тёма. - Сиди здесь, никуда не уползай. Абсолем, блин. Гусеница издает согласный звук, а Тёма подхватывает ветровку и выходит из номера, прикидывая, не купить ли шоколадку и себе, он тоже заслужил. Но как-то и без шоколада нормально. В маленьком круглосуточном супермаркете неподалёку Тёма перекидывается парой фраз с мило краснеющей девочкой-кассиршей, поглядывающей на него из-под густо накрашенных ресниц, берет молочную шоколадку с фундуком и, зачем-то маленькую бутылку минералки себе. Просто как-то по привычке руки схватили. Вечер по весеннему-тёплый, немного даже душный, Тёма думает, что если Ванечка слишком долго страдать не будет, можно даже выбраться погулять. Без приключений, просто побродить по тихому городу, ещё раз пережить тот яркий момент абсолютного счастья, когда Лебедев всё-таки решил выпустить его на поле, вопреки абсолютной Тёминой уверенности, что он все матчи на сборах будет торчать на скамейке. А в номере обнаруживается Гоша. Он пытается повторить Тёмин подвиг - распутать и разговорить синюю одеяльную гусеницу, отзывающуюся тихими, скорбными всхлипами. Тёма тихонько прокрадывается в комнату, легонько стукнув Игоря по плечу и приложив палец к губам, когда тот оборачивается. Ванечка, по прежнему завернутый в одеяло, его даже не видит. Тёма отдаёт Гоше шоколадку, кивнув на Ваньку, кивает в ответ на благодарную улыбку, и так же тихонько, на цыпочках, выходит из номера. Теперь с чистой совестью можно погулять, пока Гоша своего птенчика успокаивает и шоколадом кормит. Маячить и мешать Тёма не собирался. Настроение было то ли трусцой побегать, то ли мяч попинать - ни капли усталости, сна ни в одном глазу, хотя на улице уже темень и день выдался насыщенным. Завтра, правда, тоже будет весело, завтра пресс-конференция. Но такие мероприятия Артёма никогда не беспокоили, отбалтывался он на раз. Лебедева на “вечернем променаде” встретить было немного неожиданно. Тёма просто не задумывался над такой возможностью, поэтому немного оторопел, увидев знакомую фигуру с жесткой, чуть ли не военной выправкой. Лебедев, заметив его, и узнав, сдержанно кивает, подходя ближе. На нём короткий тёмный тренч и тёмные же джинсы, кажется - шагнёт в тень и растворится. - Вечерняя прогулка? - интересуется тренер, кажется, без подоплеки, типа, а не собрался ли ты у меня, Петров, пойти в ближайший кабак, нажраться? Нет, просто спрашивает и смотрит без какой-либо подозрительности. - Да, спать вообще не хочется, - честно откликается Тёма. - Энергия, знаете, бурлит. Ну и ещё у нас там Гоша мелкого успокаивает. Переволновался пацан. Бывает же… - Бывает, - соглашается Полковник. - Хорошая игра, Артём. Ты молодец. Тёма аж рот открывает, услышав - впервые! - своё имя от тренера. А едва он собирается его захлопнуть, как Лебедев достает из кармана киндер-сюрприз и протягивает Тёме с короткой, одобрительной улыбкой. - Не задерживайся сильно, - напутствует Лебедев, вложив шоколадное яйцо Тёме в ладонь, и собирается уже уходить, когда Тёма, слегка прифигевший от нахлынувших детских воспоминаний, останавливает его, неловко коснувшись рукой рукава. Тёма в детстве ужасно любил киндеры. Ни шоколадки, ни мороженое, ни печенье, хоть трижды облитое шоколадом-мармеладом, не вызывало у него столько радости, сколько шоколадное яйцо с игрушкой внутри, которое Александр Юрьевич ему вручал в качестве похвалы. Это и символ, и целая куча воспоминаний - от всего этого в груди тянет так сладко-остро, так сильно, что слова в горле застревают комом. У Артёма до сих пор где-то в коробках с “детским хламом” хранились коллекции игрушек из тех киндеров. И его очень давно никто не поощрял вот таким способом. Деньги, контракты - да, он ведь уже взрослый мальчик. В носу и уголках глаз немного щиплет, словно Тёма сейчас разрыдается, как сентиментальная девица, но он этого, конечно, не делает. Он, наверное, долго молчит, а Валентин терпеливо ждет, и Тёма порывисто выдыхает, опасаясь, что Лебедеву надоест ждать и он уйдет: - Спасибо, что на поле пустили. Я ведь здесь хочу играть, понимаете? С вами, - добавляет каплю застенчиво, но тут же продолжает - слова где-то за рёбрами огнём обжигают, и их просто необходимо произнести, чтобы не вспыхнуть. - Не торчать на скамейке, не прозябать где-то в ебенях… не потому, что играть с вами - круто - нет, это круто конечно, но… Я просто… не из-за этого. Не из-за престижа. Я люблю эту команду, и… Тёма глотает окончание фразы, понимая, что и так лишнего наговорил, и Лебедеву впору его оборвать и напомнить, что он здесь тренер, и ему решать, кто будет на скамейке, кто в ебенях, а кто на поле. Но Лебедев только молчит недолго, аккуратно высвобождается из Тёминой хватки - он, оказывается, так и держал тренера за рукав, и спокойно Тёму осаживает: - Поздно уже, Артём. Не задерживайся. Тёма угукает, отходя на шаг, и Полковник уходит в сторону гостиницы, а Тёма добирается до ближайшей скамейки, неторопливо, с каким-то благоговением разворачивая свой маленький - заслуженный! - презент. - Вань, ты никого не подвел, - твёрдо повторяет Игорь, разворачивая как нельзя вовремя принесённую Тёмой шоколадку. Ванечка выглядывает из-под одеяла на хрустящий шум обертки. - Ничего страшного не произошло. И моя доля вины в этом есть, если ты не заметил… - Нету, - убежденно шмыгает носом пацан, всё-таки приняв вертикальное положение, когда Игорь потянул его к себе. Из одеяла он пока выпутываться не стал, так и сидел, закутанный в кокон и нахохлившийся, как воробей. - Если бы я так не облажался, ты бы никогда мяч не упустил. Игорь деловито разламывает шоколад на кусочки, хмыкая про себя из-за этого уверенного “никогда”. - Всякое бывает, Вань. Всё в порядке, никто на тебя не сердится. На, - Гоша протягивает мальчишке кусок шоколада и тот всё-таки частично выпутывается из одеяла, высвобождая руки. Лицо у него покрасневшее, глаза припухшие, весь взлохмаченный - ну чисто зарёванный школьник. - Все мы иногда косячим, Вань, - Игорь задумчиво перемешивает разломанный на кусочки шоколад, пока Ванечка жуёт дольку. - Это ведь игра. Не всегда всё зависит от техники - от неё много зависит, но иногда ещё нужно везение… Да много чего. Ты себя хорошо показал. Тренер тебе что сказал? - Что я хорошо себя показал, и чтобы не зацикливался на неудачах, - рапортует Ваня, получив ещё кусок шоколада. - Ну и что, по-твоему, похож Полковник на человека, который просто так хвалить будет? Ванька трясет головой, потому что, что-что, а сдержанную похвалу от Лебедева ещё заслужить надо. - То-то же, - Игорь вздыхает, со смесью облегчения и лёгкой усталости - мотать сопли на кулак Ванечка, кажется, передумал. Завтра предстояло новое испытание с журналистами, пацан к такому непривычный, а потом, через неделю, вроде, их втроем, его, Тёмыча и Ваньку собирались в город отпустить на рекламную съемку. Артёму было наказано раньше времени не говорить, чтобы планов не строил, а Ванечке приходилось не говорить, чтобы не сболтнул Петрову. Игорь, как-то об этом всём задумавшись, не заметил, что Ваня ему кусок шоколада подсовывает, уже почти прижав к губам. Гоша рассеянно принимает угощение, заодно слизнув - совершенно на автомате, подтаявший шоколад с тёплых пальцев. Не то чтобы он не хотел чего-то такого, просто сам не ожидал. И Ванька, кажется, не ожидал, но тоже определенно хотел - сначала отдернул руку, а потом снова протянул, по губам погладил. Несмело, будто боялся, что на этот раз Игорь укусит. Или встанет и уйдет. И всё это как-то глупо, не вовремя - после нервотрепки, на сборах, в комнате, куда в любой момент может зайти кто угодно. И здесь они ещё долго пробудут, а значит, если и зайти дальше полуневинных прикосновений, то только по углам где-то прятаться, а Игорь ни для себя, ни для пацана ничего подобного не хочет. Тем более, что он только-только реветь перестал, и ему нужны дружеские объятия и крепкий сон, а не вот это вот всё. Привычка всё анализировать на этот раз подводит, потому что порывистый хавбек предпочитает как раз не сон, и явно не дружбу - прижимается губами к губам, легонько несмело кусает, словно упрашивая. Не надо было, но Игорь поддается, размыкает губы, чувствуя отчетливый вкус шоколада, и вспыхивает мгновенно, как сухая щепка от искры - до дрожи в пальцах, скользнувших под одеяло к крепким, горячим бедрам. Хотя бы сжать, погладить, пока поцелуй становится настойчивее и глубже. Хотя бы недолго, просто позволить себе чуточку больше, чем можно именно сейчас. Он отстраняется первым, осоловевший и дурной от желания, рассматривает красные, припухшие Ванькины губы, и буквально тянет себя от них, манящих, мягких, потому что ещё один поцелуй, и Ванька окажется спиной на постели, а там - будь что будет. - Не… не лучшее место, - выговаривает наконец Игорь, погладив Ванечку по щеке, переводя дыхание. Тот согласно угукает, кажется, без капли обиды. Во всяком случае, когда он поднимает на Игоря глаза, они у него вполне счастливо сияют, несмотря на недавние слёзы. Пресс-конференции и интервью Валентина волновали мало - их в его жизни было достаточно, и далеко не все были настолько благожелательны, как предстоящие. Основная повестка дня это, конечно, его возвращение, плюс молоденький, подающий большие надежды полузащитник. Он как раз немного беспокоил - видно, что к повышенному вниманию и к прессе мальчик ещё непривычный, но Лебедев и сам его проинструктировал, выдав, как и всем примерный список вопросов, которые будут задавать, и Игорь всё утро от пацана ни на шаг не отходил, всё что-то рассказывал, объяснял. Ваня на него смотрел с совершенно искренним восхищением, но слушал внимательно, кивал. Держался хорошо. К Петрову тоже ни претензий, ни требований не было - к нему интереса сейчас поменьше, а опыта у него больше, да и держится он перед камерами отлично - Валентин не поленился посмотреть подборку прошлых прессух и интервью команды. Игоря не пробить было и самыми каверзными вопросами, которых всё равно не предвиделось, он всегда был непрошибаемо сдержан, но при этом обаятелен, людям нравился. Мысли то и дело возвращаются к Петрову, потому что тот Валентину примелькался уже вне поля и вне тренировок. Особенно после вчерашнего - стоило увидеть, как он меняется, выходя на поле. Уходит какое-то напряжение, он перестает быть похож на сжатую пружину, от которой неизвестно чего ждать. На поле он делает ровно то, что от него требуется, и делает хорошо, правильно и красиво. И, видимо, это состояние сохраняется у него ещё какое-то время, какая-то чрезмерная открытость миру, иначе вряд ли он бы на вчерашний разговор решился. Было в его признании, в недосказанности его последней фразы - а додумать её было слишком легко, - что-то по-хорошему наивное, честное, греющее. “Не из-за того что, круто, не из-за престижа... ” Валентину это импонировало, но стоило мальчишке спуска не давать. Слишком мягкое обращение его уже завело слишком далеко. В целом, всё проходит ровно, сам Лебедев вообще отговаривается лишь общими фразами, к большому неудовольствию журналистов, которые, впрочем, могли бы помнить, что ничего иного от него ждать и не следует. Ваня мило краснел (женская аудитория будет в восторге), своего расстройства вчерашним не выдавал, да и журналисты на него особо не напирали, главное - игра вышла зрелищной, а за такое многое прощают. Артёму, помимо пары стандартных вопросов, досталась таки журналистская граната. - Как вы оцениваете свои профессиональные перспективы в клубе, учитывая вашу до недавнего времени весьма скандальную славу? - ехидно тянет кто-то из зала, с таким неприятным акцентом на “перспективах” и “в клубе”, что это даже подтекстом не назвать. Валентин сам не знает, видит он или просто чувствует, что первый Артёмов порыв - повернуться к нему, посмотреть, вопросительно ли, с надеждой, чёрт знает. Это было бы недопустимой ошибкой, Лебедев внутренне напрягается, просчитывая возможные в таком случае перспективы. Но Петров берёт себя в руки уже через мгновение. Навешивает свою обаятельную улыбку на лицо, дружелюбно расписывает про то, что собирается приложить все усилия, чтобы сезон был успешным для клуба, ну и для него тоже. Улыбка только не выглядит особо искренней, видно, что вопрос пацана сильно задел, но в любом случае, выводы по этому поводу будут лишь личными домыслами. Тёме немножко хотелось свернуть ехидному журналюге с дебильными вопросами его тощую цыплячью шейку. Он об этом мечтал до конца пресс-конференции, а там уже и отпустило как-то. Лебедев, когда этот вопрос переадресовали ему, вообще всё ловко скатил на перспективы клуба, а спрашивать его в лоб - “ну а с Петровым-то что?”, никто не посмел. И Тёма не посмел. Хотя возможность была - после обеда они долго и обстоятельно разбирали прошедший матч. На Ваньку было жалко смотреть, так ему было стыдно, и Артёму прям видно было, что ему хочется пересесть поближе к Игорю. Но в целом он был в порядке, слушал, кивал, принимал к сведению. К Тёме, к его удовольствию, претензий не было никаких, Лебедев им был доволен, о чем даже упомянул в своей сухой, сдержанной манере. В целом недоработок на его взгляд было много, но со всеми можно было работать. На сборах предстояла ещё пара дружеских матчей, а потом уже и сезон начнется. Тёма всё равно не решился спросить, что Лебедев насчет него решил. Побаивался ответа, на самом деле, и ещё боялся докучать. Пока что всё шло даже немножко лучше, чем он мог себе представить пару недель назад.