Per aspera ad astra

Ночь прошла из рук вон плохо, Тёма не спал почти - собирал-разбирал и снова собирал сумку, бродил по квартире, наводя порядок и выкидывая из холодильника еду - за время его отсутствия она имела все шансы построить цивилизацию и захватить нахрен Тёмину квартиру. Артём спал от силы часа полтора, и то, потому что буквально заставил себя лечь, уткнуться в любимую подушку и не открывать глаза. Всё равно проснулся за полчаса до будильника. Ну и к автобусу притащился чуть ли не первым. Первым, конечно, был Гоша, а чуть пораньше Тёмы подтянулся и Ванечка, - Артём, подходя, видел, как Игорь его по волосам треплет и что-то спрашивает. Ванечка трогательно улыбался, кивал и отмахивался, а завидев Тёму, так несчастно вскинул темные брови, словно ему самому ужасно неловко за всё произошедшее. Словно он, блин, хоть в чём-то виноват. Извиняется Артём обстоятельно и искренне, пытается объяснить, особо не вдаваясь в подробности, свое дебильное поведение, часто повторяет, что жалеет - потому что правда жалеет, потому что прекрасно понимает, что хуже нет кошмара, чем в самом начале сезона в новой охуенной команде, слечь с дебильной травмой даже не по своей вине. Обошлось, слава всем футбольным богам, но Тёму до самого утра потряхивало еще и от того, что ему прям нужно было убедиться, что с Ванечкой всё в порядке. Гоша со вчерашнего дня заметно смягчился. Даже не потому, что вообще был человеком отходчивым, а потому, что видел, что Тёма искренен. - Ты вообще спал, Тёмыч? - Гоша подходит, когда Ванечка отправляется поболтать с подтянувшимися ребятами. - Не особо, - признается Тёма. - В автобусе отосплюсь. Во всяком случае, он на это надеется. Лучше всех в автобусе спится Ванечке - ну чисто белопушистый медвежонок, приткнувшийся к Гоше и обнимающий плюшевую игрушку, которую фанатки Гоше вручили перед отъездом. Гоша смутился - он вообще светиться лишний раз не любил, и игрушку - плюшевого смешного медведя, с футбольным мячом в лапах, отдал Ванечке. Остальные дремлют в куда менее идиллических позах, Лебедев вообще не спит - кто бы сомневался, - листает что-то в телефоне, изредка поглядывая на сонный салон. Тёма приваливается боком к Грине, который каждые пятнадцать минут проверяет телефон, и старается задремать. Селить его в один номер с Ванечкой однозначно было Гошиной идеей, которой он щедро поделился с обожаемым тренером. Гоша надавил сразу на всё. На чувство вины, на ответственность за младшего товарища, на Тёмину гордость, вынуждающую быть хорошим примером, на его приязнь к молодым игрокам. Тёма не то чтобы огорчился, но со “старичками” было бы проще - можно было бы и свалить куда вечерком, повеселиться, хотя город был небольшой, и веселиться особо наверняка было негде, да и в номере какой-никакой сабантуй устроить по случаю хорошего настроения. Гоша же осклабился довольно, Тёму по плечу стукнул и заботливо наказал пацана плохому не учить, спать не мешать, режим соблюдать. А то добрый Гоша открутит глупому Тёме голову и будет использовать её вместо мяча. Конечно, Гоша ничего такого не говорит. Это и так витает в воздухе. - Да я ж не нянька, - пытается ввернуть Тёма без особого энтузиазма. - Да у нас вроде нянек в штате и нет, Тёмыч, - Гоша подмигивает. Вот только вслух не говорит, кому из них двоих больше нужна нянька - Тёме или Ванечке. За что Тёма любит сборы, так это за возможность почти ни на что не отвлекаться от футбола. Телефон он, конечно, с собой берет, но ноут оставляет дома, на долгие (на самом деле нет) вечера прихватывает пару книжек, которые давно собирался прочитать, а всё свободное время, которого благодаря плотному расписанию, немного, проводит на поле, дорожке или в бассейне - плавать Тёма любил почти так же, как бегать. Вечером, поужинав, наболтавшись с ребятами и отмокнув под душем, можно было с чистой совестью ткнуться носом в свою подушку, натянуть на себя тонкое, нежаркое одеяло и задремать. Или подтащить к себе книжку и прочитать главу-полторы. Или с Ванечкой поболтать - он всегда спать пораньше Тёмы ложился, а Тёма, вполне всерьез ощущая свою ответственность, не выкобенивался и гасил свет сразу, как дочитывал до конца главы. На кровати у пацана прижился тот самый, смешной Игорев медведь. Тёме казалось, что медведь смотрит укоризненно каждый раз, когда Тёма притаскивается слишком поздно и будит пацана, хотя Тёма не херней страдает, а делом занимается. С другой стороны, Тёма с медведем согласен, если задуматься. Режим это так же важно, как тренировки. Лебедев его уже выпускает в полную силу, без поднадоевших йогообразных упражнений. Артур, конечно молодец, ногу Тёмину так размял, что ещё чуть-чуть и можно было бы соревноваться с осьминогом в гибкости конечностей, но тело, привыкшее к нормальным тренировкам, требовало большего. Было просто охуенно понимать, что Лебедев, заметив это, дал Тёме полную нагрузку. Тёма выматывался как вол - как все - и чувствовал себя от этого просто охуенно. Вспоминал - а ведь, оказывается, действительно подзабыл, - как классно быть командой. Как важно чувствовать поддержку. “Если я тебя выпущу одного на поле против простой дворовой команды, какие у тебя шансы?” - спрашивал Александр Юрьевич Тёму, в первый его приступ звездатости в легкой форме. Ключевое слово здесь было “команда”. Против набора любителей были бы шансы, а против команды, слаженной и знающей друг друга, пусть даже они бы не знали хитрых финтов и стратегий, у дохуя талантливого Тёмы шансов было мизер. Утром, едва проснувшись, пробирался в бассейн, ритуал уже выработался - утром бассейн, вечером дорожка. Одно помогало проснуться, другое - выбросить из головы все лишнее перед сном. Плавал Тёма рано, почти всегда в одиночестве, примерно в одно и то же время - плавать одному ему нравилось. Потом начинался день и до самого вечера он был “командой”, а утром - недолгое на сборах время, когда сам по себе. Его не хотелось продлить, но оно все равно было необходимо. Проснувшись пораньше от навалившейся неизвестно откуда духоты, бесшумно выскользнул из номера - Ванечка, скинув простынь, досыпал в обнимку с медведем. Он наверняка надеялся, что Тёма этого не видит, но не заметить было сложно. Как и заставку на Ванечкином телефоне - он там еще моложе, чем сейчас, сияющий, как медный грош, стоял с Игорем в обнимку, и через призму камеры влюбленно и восхищенно на него таращился. Это реально было милое фото, без всяких насмешек, но Тёма, у которого Ванечкин телефон в руках оказался почти случайно - понадобился калькулятор, и Ванечка протянул мобилу, - залип, на этой фотке. Смотрел на довольного Гошу, на смущенное юное дарование и улыбался как дурак. - Да Игорь Владимирович давно с моим тренером в молодежке знаком, - почему-то пытается оправдаться Ванечка, хотя уж кому-кому, а Тёме не с руки осуждать сотворение кумира из ближнего своего. - Приезжал к нам как-то, вот я фотку и попросил. - Играешь, значит, рядом с кумиром, - улыбчиво хмыкает Тёма, посчитав все, что хотел и возвращая мобилу. - Ну, как и ты, - проницательно откликается Ванечка, сохраняя при этом вид наивной няшечки. Он-то точно не подразумевает, что Тёмин кумир - Гоша, нет. Короче, Тёма прикрыл пацана тонким одеялом до коленей - духота духотой, а сквозняк он, сука паршивая, везде доберется, и сонно пошлепал на минус первый этаж, в бассейн. Переоделся неторопливо, насвистывая прилипчивую мелодию из сериальчика, который Ванечка вечерами смотрел на мобильнике, и потащился к воде, совершенно не ожидая кого-то в такую рань встретить. И уж точно не ожидая вмазаться в Лебедева, возвращающегося в раздевалку. Тёма просыпался в два этапа: первый - бассейн, второй - кофе. На данный момент не выполнено было ни одного, так что Тёма спросонок поскальзывается на мокрой плитке, и так в руках Лебедева и повисает, собирая конечности, чтобы встать прямо. Руки у Полковника горячие, а сам он поджарый, жилистый и крепкий - Тёма успевает оценить, пока прижимается совершенно бесстыже - и без каких либо намеков - и собирает ноги в кучу. - Доброе утро, Валентин Юрич, - скороговоркой выдает Тёма, встав наконец-то на ноги и отпрянув от тренера. - Доброе утро, Петров, - тот кивает в ответ и идет себе дальше, словно это нормально, когда на тебя в шесть утра сваливается скандальная звезда команды. Ему-то, может, и ничего, а Тёму изнутри по рёбрам сладко царапнуло от этих невольных обнимашек. Красивый Лебедев мужик был. Даже когда был тощий и нескладный, а сейчас - так вообще огонь, Тёма себе в этом признаваться не стеснялся - правда же! Залипать на соратников - да и на соперников - в целом-то зазорно не было. Афишировать такое не афишировали, никто достоверно ничего и никогда не знал, и под одеяло никому не лез, но, с другой стороны, глаза-то у всех были на нужном месте, и знали они друг друга, как облупленных. Совсем необязательно было жахаться в дёсны посреди поля, чтобы всё было понятно. Гоша, например, притаскивал Ванечке яблоки. Гоша вообще молодежь любил и всегда охотно возился с новичками - с тем же Тёмой, когда тот только пришел в клуб. Новички всегда смотрели на Гошу полным обожания и трепета взглядом, но яблоки доставались только Ванечке - легко краснеющему, застенчивому и, видимо, очень их любящему. Яблоки были сочные, вкусные - Ванечка охотно делился с Тёмой - глянцево-красные и пахли настоящими яблоками, а не какой-нибудь заморской химией. Вот просто яблоки - и никто никогда слова не вякнет, пока оба выглядят довольными жизнью. И яблоками. Но у Тёмы в жизни всё как всегда, с приключениями и подвыподвертом. Ему-то лёгкие стягивает не из-за няшного полузащитника или горячего форварда, ему как всегда везёт и, стоит признать, что в жизни и вблизи Лебедев ещё горячее, чем на экране и в робких юношеских фантазиях, никуда, особо, не распространявшихся. Да и почти забытых, на самом деле. Мечтать о невозможном - не Тёмин конёк. А вот вставать с этого дня пораньше - немного совсем, чтобы вниз сбегать как раз ко времени, когда Валентин собирается уходить - вот это Тёмин конёк, да. Ему даже плевать, как это может выглядеть - ну а что такого, а? - тем более, что больше он на Лебедева не падает. Здоровается, получает сдержанное приветствие в ответ - вместе с осточертевшим уже “Петров” - и идет наматывать круги по бассейну и остужать голову. Мысли думает разные. О том, например, что в отличие от него, у которого, неожиданно вся жизнь наружу оказалась вывернута, - Лебедев о личной жизни не распространяется. Уж Тёма, на что фанат был, и то только знал, что Полковник был когда-то женат, дочка у него вроде была, помладше Тёмы. Развелся тихо-мирно, жена с дочерью проживали в Европе и… всё. Полнейшая тишина. Один только футбол, ничего лишнего. В другой день о том, что наличие жены и ребёнка ничего, в общем-то, не доказывают. Да у доброй трети тех, про чьи близкие отношения Тёма догадывался, были жёны и дети. В общем-то всё это, конечно, было глупо, особенно в Тёмином случае, но отказываться от удовольствия видеть по утрам раздетого Лебедева Тёма не собирался. Тем более, что Полковник никак не намекал на то, что утренние встречи с Артёмом его напрягают. А Тёма и старается не напрягать и не отсвечивать, никаких вопросов - ни про предстоящую игру, ни про свои какие-то весьма туманные перспективы не задаёт. Просто пялится украдкой и голову свою дурную остужает, не заметив однажды, как Лебедев, остановившись, наблюдает за ним. Недолго совсем, пару минут - Валентину просто нравится такая самоотдача, а гребёт Артём не как сонный утёнок, а вполне себе в полную силу. Игорь пацана в отрыве от футбола характеризовал как умного и доброго: Артём всегда впрягался во все благотворительные затеи, и не потому, что там всегда было полно журналистов. Журналистам он умудрялся попадаться в ситуациях стабильно подрывающих репутацию как клуба, так и профессионального футбола. Дисциплины парню явно не хватало, многовато ему прощали в первые годы в клубе, вот и привык. Не безнадежен, хотя явно проблемный в плане контроля эмоций. К заинтересованным взглядам Валентин вообще привык и особого значения не придавал; Петров хоть ни в душу, ни в штаны не лез, ловил по утрам в бассейне, конечно, но просто таращился, когда думал, что Валентин его не видит. На сборах был просто шелковым - и потому что проебался по полной программе перед ними, и потому, что отвлекающих факторов особо не было. Вполне был шанс за время здесь вогнать его в колею, а потом только направлять в нужную сторону. Если бы не сработало - куда сдать в аренду зазвездившегося пацана Валентин уже присмотрел. Тёма о планах Лебедева на него, конечно, ничего не знал, но немного догадывался, что шанс ему дают уже-почти-наверняка-последний и то, наверняка, потому что Гоша впрягся. Лебедев к нему попрохладнее, чем к остальной команде относился. Не выделял особо, не давил, но Тёма всей кожей чувствовал, особенно, когда слышал неизменное “Петров”, что он на крючке. Остальных Лебедев то по фамилии, то по имени звал, а к Тёме всегда одинаково. Тёма чувствовал - не заслужил. А как, блин, заслужить, если на поле не пускают? Когда в холле на первом этаже вывешивают список игроков на предстоящий матч и Тёма обнаруживает себя в списке запасных, он чуть в стенку кулаком со злости не пробивает. Не пробивает потому что рядом оказывается Ванька, обнаруживший себя в основном составе - хотя все и так это прекрасно знали - и взвизгнувший так радостно и по-девчачьи смешно, что Тёму… ну, не отпустило, но Гоша с тренером явно не прогадали, заселив их в один номер. Калечить руку и стену Тёма не стал. У Ванечки вообще первая игра - будут на него в деле смотреть. Гоша от гордости сверкал, как ясно солнышко, а вот Ванька от волнения полдня забывал как дышать - Тёме его состояние было очень знакомо: он астматиком никогда не был, но когда узнал, что его выпустят на первую “взрослую игру”, познал все прелести симптомов. Поэтому вечером он, на правах няньки, смешил Ваню рассказом о том, как трясся перед своей первой игрой. Тёма всё помнил, как-будто вчера было, поэтому рассказ получился живенький, хоть и дюже матерный. Ванька ржал, как жеребенок и нарезал традиционное свое яблоко на куски, угощая Тёму. Злость, конечно, не прошла, спал Тёма плохо, проснулся даже раньше обычного, пялился в потолок, рассеянно почесывая бок - одеяло кололось каким-то швом, но двигаться, чтобы выпнуть его из-под себя, было лень, слушал Ванькино сопение. Ни о чем особо не думал, просто тихо злился, не вставая с постели, пока не пришло время традиционно тащиться в бассейн. Тёма даже думал не ходить сегодня, но после вчерашней новости это было бы так по-детски и глупо, что Тёма решил не тупить. Бассейн - хорошо. По-детски залупаться на собственного - гениального, между прочим, - тренера - плохо. Гениальный тренер, мокрый и весь какой-то гладко-твердый, будто из самшита вырезанный, у Тёмы в раздрае мысли вызывает вообще не о футболе. О чём угодно кроме. О том, что когда они с Гриней снимали одну горячую девчонку на двоих, целовать Измайлова, разгоряченного и жадного, было просто охуенно. Ну или с говорливым жарким латиносом, оказавшимся у них на сезон, торопливо, но от этого не менее сладко дрочить друг другу, закрывшись в номере после игры, сталкиваясь губами и притираясь кожа к коже. Даже бассейн и холодный душ не помогают избавиться от всего этого, прочно засевшего в голове. Хорошо хоть тренировки перед игрой жестче - а ещё Гошу сегодня для разнообразия вывел из себя не Тёма, а кто-то другой, так что тот тоже поддавал команде жару. За день, все непристойные мысли улеглись где-то глубоко на дне, вообще не до них было. Тёма как раз дочитывал очередную главу, растянувшись на застеленной кровати, когда Ваня возвращается в номер, какой-то смурной и нервный. Плюхается на кровать и пару секунд сверлит Тёму просящим взглядом. Артём послушно кладет закладку, закрывает книгу и тоже садится. Проход между кроватями узкий, так что они сталкиваются коленями - Ванечка в шортах, Тёма в тонких спортивных штанах. - Тём, а если я облажаюсь? - тихо-тихо спрашивает Ваня, глядя куда-то в просвет пола между их коленями. Ох, как Тёме знакомы эти эмоциональные горки, когда от эйфории “Я молодец, я смог, я на высоте” резко падаешь в пучину беспросветного “А если я облажаюсь?..” Тут и словами-то особо не поможешь, ну что скажешь? Ты молодец, ты никогда не облажаешься и не подведешь команду? Ну так это если феерически повезет. А то, что молодец и умничка сам знал пять минут назад, и вспомнит через пять минут. Знакомо. - Ну ты чего, мелкий? - Тёма треплет Ваньку по светлым вихрам, а потом вспоминает кое-что из наблюдений со статусом “когда-нибудь эта хрень пригодится” и легонько второй рукой щекочет пацана под рёбрами. - Прекрати, Тёмыч, - ворчит Ванька, дергаясь - щекотки он боялся ужасно. - Чё сразу прекрати? Вон как задергался, ещё чуть-чуть и в себя придешь! - весело скалится Тёма, не только продолжая, но и подключая вторую руку. Ванечка сначала фыркает и слабо отбивается, а когда Тёма всё-таки задирает на нём майку, не переставая щекотать, валится спиной на постель, хохоча, и смешно дрыгая ногами под оседлавшим его Артёмом. Тёма ещё и комментировать не забывает в стиле лучших спортивных обозревателей, а Ванечка гогочет, слабо отбиваясь и определенно повеселев. Идиллия прерывается внезапно, когда Тёма краем глаза замечает, что дверь в номер открыта, а на пороге, привалившись плечом к косяку веселится Гоша. - Поднимаем боевой дух, - рапортует Тёма, скатываясь с покрасневшего как помидорка Ваньки и пересаживаясь на свою кровать. Тогда только замечает Лебедева, тоже остановившегося в дверях. - Ну, вы тут наверное, за тем же, а у меня и так всё что нужно поднято. Пойду, проветрюсь. Артём выскальзывает из номера прихватив ветровку и хлопнув кивнувшего Гошу по плечу. В руке у Гоши, кстати, было традиционное яблоко, и это не могло Тёму не улыбнуть. С Лебедевым Тёма обменялся короткими кивками, но в глаза постарался особо не смотреть, мало ли, что Полковник у него во взгляде разглядит. Не хотелось бы. Следующим вечером, как раз перед матчем, Ванечка вообще уснуть не может. Гоша сказал пораньше лечь, и Ванька лёг - ну и Тёма тоже на кровати устроился с мобильником, чтобы включенным светом мальчишку не будить. Только нихрена пацан не спал, вертелся, пыхтел, порывался походить по комнате, ходил умываться. Тёме в конце концов это надоело, поэтому он отправил Гоше смску: “котик, тут твой птенчик никак не может уснуть” и, предвкушая подзатыльник от капитана, возвращается к недосмотренному фильму. Гоша появляется минут через пятнадцать. Ванька ойкает, его завидев, поэтому к подзатыльнику Тёма оказывается готов. К нему прилагается едва слышное - только для Тёминых ушей “Спасибо”, так что Артём самодовольно хмыкает и снова надевает наушники. В номере разливается тёплый запах молока с мёдом - чёрт знает, где Гоша его ночью раздобыл, но если капитан чего-то хотел, он это получал. Пускай даже это было тёплое молоко с мёдом. Тёма задрёмывает раньше, чем Гоша уходит - забирается под одеяло, выключив мобильник, делает неопределенный прощальный жест рукой, не сильно надеясь, что его кто-нибудь увидит, и проваливается в мягкий, тёплый сон. Который почему-то становится всё более и более беспокойным, сумбурным и горячим. От осторожного прикосновения к плечу Тёма аж подпрыгивает на кровати, вытаращившись на обеспокоенного Ванечку. - С тобой всё в порядке, Тём? Ты как себя чувствуешь? Артёму требуется пара секунд, чтобы переключиться с последнего вспыхнувшего под веками кадра на суровую реальность. Там он прижимался спиной к гладкому кафелю душевой на минус первом, а тяжелые горячие ладони жадно мяли его бока и бёдра, и Тёма, кажется скуля от волнами накатывающего возбуждения, то ли целовал, то ли кусал Полковника за шею, хрипло вздыхая, и только-только нырнул ладонью вниз, скользнув по гладкой мокрой коже к паху, как Ванечка его и разбудил. Наорать на пацаненка язык не повернулся, поэтому Тёма поморгал пару секунд осоловело, и хрипло уточнил: - А что я? - Да метался, как будто жар у тебя, - Ванька смутился, плюхнувшись на свою кровать. - Не, в порядке всё. Спи давай, мелкий, - Артём успокаивающе кивает, хлопнув его по колену и зачем-то решает пояснить: - Тоже иногда жуть всякая перед игрой снится. Пойду, умоюсь… В ванну Тёма сбегает сразу как убедится, что Ванечка послушно нырнул к себе под одеяло и предположительно прикрыл наивные карие глазёнки. Умыться, может, и помогло бы, но Тёма малодушно предпочитает душ - забирается под тёплые тугие струи, спиной прижимается к стене, подставляя сладковатой воде лицо и закрывая глаза. Хотеть Лебедева было глупо. Вот кого угодно, из любой команды, любого дивизиона - при определенных обстоятельствах и везении у Тёмы, объективно симпатичного, обаятельного и веселого, был бы шанс. Хотеть тренера - тупо. Хотеть Лебедева - полный провал. Но даже это спокойное и ясное знание не помогает, хитрый и коварный разум вытащил откуда-то из подкорки все Тёмины юношеские фантазии, облёк их в новую форму, добавил перчинки из прожитого опыта, и теперь Тёма, задыхаясь и кусая кулак, чтобы не дай бог не разбудить мелкого, дрочил на своего кумира, прекрасно понимая, насколько это по-идиотски, насколько грязно… но всё равно восхитительно. Фантазия из сна вернулась легко, словно только и поджидала, когда Тёма разрешит. Сразу накрыла ощущениями, почти настоящими - запах кожи и парфюма с древесными нотами, тяжесть чужих рук на теле, жаркая фантомная близость, вкус под разомкнутыми губами. Целоваться вдруг хочется до одурения - вылизать неулыбчивую, строгую линию рта, лаская, пока она не станет мягче, нежнее; зарываться пальцами в короткую, почти армейскую стрижку, легонько надавливая на затылок; дышать разгоряченно в губы, чуть-чуть касаясь языком мягкой, горячей кожи. Артём кончает так резко и ярко, что на минуту перестает что-либо слышать и видеть, в себя приходит только от короткой вспышки боли - прикусил руку, пытаясь затолкать обратно в глотку громкий стон. Шатаясь, выключил воду, прислушался - было тихо, Ванечка спал и не пытался выяснить, что там у Тёмы происходит. А может, просто догадался, но Артём всё же надеется, что спал. Вообще, это был первый раз в Тёминой жизни, когда он кончил, дроча на поцелуи. Определенно это было что-то новое, стыдное и сладкое. Больная эротическая фантазия, и впору бояться, что Тёма когда-нибудь ляпнет Лебедеву “а поцелуйте меня”, вместо внятного ответа. Ванечка всё-таки спит, посапывая и обнимая своего мишку, когда Тёма на подгибающихся ногах возвращается обратно. На этот раз он проваливается в сон как в омут без сновидений, выбираясь из него только от звуков будильника.