***
Of Monsters And Men – Thousand Eyes🎶
Дабы избежать неприятностей от мстительной соседки в будущем, на сей раз Перидот пробирается в квартиру максимально тихо. Разумеется, задача эта не из лёгких, ведь бармену приходится буквально тащить на себе вялое тело Ляпис вверх по лестнице до самой гостиной. Из-за весомой разницы в росте ей с трудом удаётся преодолевать ступеньки, и хотя Ляпис двигает ногами, она всё равно до чёртиков тяжёлая. Опираясь рукой на плечо Пери, Лазурит кое-как сохраняет равновесие, и спустя несколько минут девушки наконец-то добираются до нужного этажа. Каким-то образом ворчащей блондинке удаётся нащупать в кармане ключи и беззвучно отворить входную дверь. Они останавливаются в гостиной. Перидот оценивает ситуацию, размышляя о дальнейших вариантах: она могла бы оставить Ляпис прямо здесь, на диване, или же донести девушку до своей комнаты и вновь разделить с ней постель. Первый исход был самым простым, ибо удержать синевласку становится всё сложнее, но Пери не следует забывать про Аметист. Уже скоро её подруга проснётся и начнёт готовиться к первому рабочему дню, а она всё время шумит по утрам, особенно ранним. Однако если Перидот отведёт Ляпис в свою комнату, последствия завтрашнего дня не будут столь катастрофическими. Аметист проснётся, ничего не заметив, а Лазурит спокойно отдохнёт — благо комната бармена располагается дальше от гостиной. К тому же гостье Перидот наверняка будет приятнее пробудиться ото сна рядом с ней, нежели на каком-то старом диване в полном одиночестве. Выбор был очевиден. — Так, осталось пройти ещё чуть-чуть, справишься? Ответом на её вопрос служит утвердительный (и немного рассеянный) кивок Ляпис. Шаг за шагом девушки медленно идут по тёмному коридору и вскоре добираются до двери, которую Перидот осторожно толкает. Она закрывает её коленкой и вслепую щёлкает локтем по выключателю, озаряя комнату светом, чтобы как можно аккуратнее уложить Ляпис в постель. Правда, выходит у неё совсем неаккуратно. — Прости! — Мх-м-мх… — Ляпис невнятно мычит, приземляясь на кровать в искривлённой позе, и обнимает простыни. Перидот, в свою очередь, разминает затёкшие суставы, вздыхая. Она кротко ухмыляется синевласке, после чего уходит в ванную, где умывается, чистит зубы и быстро натягивает свою «инопланетную» пижаму с пришельцами. Вернувшись, блондинка застаёт следующую картину: Ляпис лежит, вовсю распластавшись на матрасе и не оставив места для самой хозяйки комнаты. Перидот посмеивается, присаживаясь рядом: — Похоже, кто-то из нас слегка нагловат. — Девушка проводит руками по спине, плечам и волосам Ляпис, отчего та негромко мурлычет. Сумбурные мысли на минуту выкидывают бармена из реальности, пока она проигрывает в голове события этой ночи: от волнения при виде Лазурит в клубе до острых ощущений, вызванных жаркими поцелуями на танцполе. Поразительно, какой динамичной становится атмосфера вокруг Ляпис: казалось, синевласка попросту делает всё, что и когда ей вздумается. Перидот всегда мечтала о чём-то подобном, вот только не имела возможности так жить. Но это вовсе не плохо, ведь на данный момент она полностью довольна своей жизнью. Бармен не искала приключений (бродить с лучшей подругой по странным местечкам среди ночи, вроде свалки — единственное схожее с этим понятие) и не рисковала собственной жизнью, занимаясь чем-то опасным (выкурить целую сигарету — уже испытание), однако ей не на что жаловаться. Она работает в сумасшедшем графике, но при этом знакомится с потрясающими людьми: всё честно. И каждое решение, будь оно плохим или хорошим, в каком-то смысле привело её к встрече с Ляпис. Жизнь действительно хорошая штука. — Переменная. — И по обыкновению мозг блондинки формирует мысли, которые внезапно выплёскиваются из её рта. — Люди обычно стремятся к постоянному в своих жизнях, но я никогда не понимала почему. Перемены гораздо более захватывающие… Ляпис вздыхает, чувствуя, как тонкие пальцы плавно скользят по её спине. Перидот понимает, что она до сих пор не спит и, вероятнее всего, слушает эту несуразную болтовню. — Всё нормально? — спрашивает бармен. — Продолжай говорить… — бормочет Лазурит, зарываясь лицом в подушку, до которой она каким-то чудом сумела дотянуться. Будь на её месте кто-то другой, Пери без лишних раздумий отказалась бы исполнить такую просьбу, потому что она неизменно стыдилась этих случайных обрывистых фраз, бездумно слетавших с её губ. Но сейчас поделиться абстрактными словами попросил не просто «кто-то другой», а Ляпис, посему Перидот соглашается. — Ну… переменчивость — это загадочность, неизвестность. Что-то постоянно преображается, и результаты зависят от изменений. Мне нравится это в тебе. Что очень странно, ведь я всю жизнь с ума схожу из-за непредсказуемых людей и событий, так как хочу заранее иметь какой-то план. Хотя понимаю, что нельзя быть готовой ко всему. — Ляпис сдвигается к стене, уступая место своей собеседнице, и Пери ложится рядом. — Мы едва ли знаем друг друга, следовательно… переменная. Именно такой я тебя вижу. Лазурит приоткрывает глаза и поворачивается спиной к блондинке. — И это классно, не подумай! Я была бы рада узнать о тебе побольше, но всему своё время. Мне кажется, мы движемся в разном темпе. Как… — Пери замолкает и озадаченно хмурится, водя руками по спине Ляпис вперёд-назад. — Течение. Вроде потока воды? Но с множеством преград. И иногда поток блокируют препятствия, однако в конечном итоге он всё равно бежит дальше. Знаю, я уже сравнивала тебя с рекой, но… сейчас я говорю не совсем о том. Блин, в этих философствованиях есть хоть доля смысла? Когда Ляпис не ответила на привычный вопрос, бармен предположила, что девушка уснула, и решила последовать её примеру. Она отворачивается и тоже закрывает глаза. Как же приятно делить с кем-то постель. Несколько лет назад Перидот приходилось спать с лучшей подругой, поскольку им банально не хватало денег на покупку второй кровати, но между этими ситуациями была существенная разница, которую Перидот почему-то не может обозначить. Её охватывает сказочное умиротворение. — Я боюсь. — Голос Ляпис неожиданно прорезает спокойную обстановку, и блондинка тут же распахивает глаза, поворачиваясь к ней. — Чего боишься? — уточняет она. Проходит секунда, пять, десять, и длительная тишина вкупе с темнотой комнаты больше не кажутся столь безмятежными. — …Потерять тебя, — будто спустя вечность поясняет Ляпис. — Отпугнуть тебя. Я пугающая. Перидот совершенно забывает об усталости и безмолвно ожидает продолжения, ведь Ляпис, судя по всему, не на шутку чем-то обеспокоена. Когда пауза затягивается, она возражает: — Ты не пугающая. — Ты меня не знаешь. — Разрешишь? — Ответа не последовало. — Узнать тебя. Ляпис робко качает головой: — Ты не захочешь. Знала бы Ляпис, как крупно она сейчас ошибается. За все свои двадцать четыре года существования Перидот ничего не хотела так яро, как узнать эту девушку. — Вообще-то… — Бармен сглатывает и двигается ближе к ней, пытаясь убедить синевласку в обратном. — Когда мы впервые встретились в клубе, я помню, как под утро того же дня вернулась домой и рассказала все подробности Аметист. Я запрыгнула к ней в постель в семь утра и безостановочно болтала о том, какая ты замечательная и как сильно я хочу снова увидеться с тобой, а она чуть не пнула меня за это в челюсть… пару раз. Ляпис приглушённо хихикает. — Всё, к чему я тогда стремилась — узнать тебя. И со временем это желание ничуть не угасло. — Пери зевает, опуская веки. — Тебе не обязательно делиться чем-то сейчас, если не хочешь. Просто знай: я буду рядом в любом случае. На фоне слышится редкое пение птиц и тарахтение машин, проезжающих вниз по улице, но даже они не помогают отвлечься от напряжённой тишины. Пальцы Ляпис сжимают простыни в кулаки до боли, до побелевших костяшек. Она точно проговорится. Голова всё ещё кружится, воспоминания о голубом платье не покидают разум, а Джаспер нет рядом, чтобы заглушить ураган мыслей оргазмом. Не стоило ей так много пить. Теперь из-за собственной никчёмности она потеряет Перидот. И почему так трудно просто молчать о своём грёбаном прошлом? — Это настолько невыносимо. — Ляпис жмурит глаза. — Слишком мучительно… И я не могу справиться с этим одна, и я… я вот-вот сброшу всё на тебя. Я н-не могу так поступить. Это нечестно по отношению к тебе, это неправильно, это не… Запинающийся голос побуждает Перидот трепетно обернуть руку вокруг туловища Ляпис и вплотную прижаться к её дрожащему телу. — Не переживай. Я выдержу, — бармен ободряюще шепчет ей в плечо. Лазурит всхлипывает — надо же, она опять льёт слёзы при ней — и глубоко вздыхает: — Ладно. — Девушка выкручивается из объятий Перидот и поворачивается к ней. Если Ляпис и впрямь разрушит всё между ними, высказаться в лицо — меньшее, что она может сделать.***
Я выросла в приюте для сирот. Я не знала своих родителей и, в общем-то, не хотела. Они бросили меня, вот и всё. Приют был отличным местом. В нём проживало множество моих ровесников, которые прошли через то же, что и я, поэтому мы довольно быстро сблизились. Я обожала их, мы были как одна большая сплочённая семейка, которая каждый день играла во дворе, завтракала, обедала, ужинала и даже купалась вместе. Кроме того, мы постоянно носили одежду друг друга, потому что считали это своего рода фишкой. Глупой, но очень забавной. Мне нравились люди во главе приюта. Мистер Смайли всегда рассказывал уморительные анекдоты, а мистер Фрауни повседневно грустил, и мы каждый раз веселили его; он, кстати, отлично готовил. Мадам Блу Даймонд была директором, и мы немного шугались её, но она, невзирая на свою строгость, хорошо относилась к нам. Моей самой любимой воспитательницей была женщина по имени Роза Кварц. Она учила нас алфавиту и рассказывала о чудесах света. Поначалу я не хотела покидать приют, но мисс Кварц поведала нам о потрясающих вещах за пределами этого места, дала понять, как наши жизни могут измениться в лучшую сторону, когда нас примут к себе любящие семьи. Я ещё долго представляла себе светлое будущее после её слов. От одной мысли, что однажды меня удочерят, в животе радостно порхали бабочки. Я дружила почти со всеми, но была одна девочка, с которой мне так и не удалось сойтись. Её звали Джаспер, и она была на три года старше меня. Мадам Блу Даймонд по секрету сообщила мне, что мы с Джаспер появились на пороге приюта в одну ночь и что у нас наверняка выйдет поладить, но что-то в ней всё равно отталкивало меня. Она будто намеренно не подпускала к себе никого. Может, в отличие от меня, ей было нелегко принять тот факт, что она стала сиротой? Я не знала её историю. Когда мне было пять лет, а Джаспер восемь, некая женщина оформила над нами опеку. Её звали Мерга. Она выглядела внушительно, как какая-то знаменитость, сошедшая с обложки новомодного журнала: осветлённые волосы, завязанные в пучок, изумрудно-зелёное платье, чёрные туфли на высоком каблуке, тёмные очки, блистательные ювелирные украшения, обрамляющие её тонкие запястья и шею, а в дополнении ко всему — прекрасный макияж. Ей было сорок пять лет, и она излучала дьявольски сильную, амбициозную энергетику. Ни единой морщинки, даже в уголках губ или между бровей. Мерга назвалась некой бизнес-леди и первое, что привлекло моё внимание: терпкий запах духов. С её слов это был дорогой бренд, которым она владела. Женщина была безмерно богата, не вступала в брак и не имела детей, поэтому желала подарить нам всю свою любовь. Не знаю, что об этом думала Джаспер, но меня Мерга моментально заинтриговала. В день, когда мы с Джаспер попрощались со всеми в приюте, я была раздосадована и взволнована одновременно. Наконец-то, наконец-то я могла с гордостью величать кого-то своей матерью! Но с тех пор я так же должна была звать Джаспер своей сестрой, однако, по какой-то причине, не могла. Джаспер была мне никем. Мы даже не дружили, так что данное обращение звучало довольно неловко. Я решила не зацикливаться на этом. Мы были по-настоящему шокированы, когда первым делом Мерга привезла нас в аэропорт. — Мы будем жить в другом штате, — кротко объяснила она. Меня это заявление не на шутку удивило, поскольку я планировала время от времени навещать приют и его обитателей. Никто не предупреждал, что я больше никогда не увижу мистера Смайли, мистера Фрауни, мисс Кварц, мадам Блу Даймонд или других детей. Я проплакала всю дорогу к нашему новому дому, но впоследствии приняла неизбежное: это моя новая жизнь. Мне понадобилось несколько лет, чтобы осознать, почему нас забрали и увезли так далеко. Мерга смылась от посторонних глаз приюта. Она не хотела быть найденной, не хотела, чтобы нас с Джаспер смогли обнаружить. Как бы там ни было, вся её легенда оказалась правдивой: она и вправду была богата и одинока, занималась бизнесом и не имела детей. Её духи дорогие, а дом по своим размерам напоминал дворец. Женщина легально удочерила нас, и ничто не могло вернуть нашу прежнюю жизнь. И, как мы выяснили позже, она владела цирком. — В этом доме действует только одно правило, — любезно объявила она. — Вы будете звать меня матерью или обращаться ко мне по моему сценическому псевдониму. Никакой Мерги не существует. Мы были обескуражены её словами. — Я Малахит. Понятно, дорогуши? Мы росли, постоянно слушая это имя по телефонным звонкам. Именно ею она и стала. Первые несколько месяцев Малахит была дружелюбной. Даже мягкой и вежливой. Она хорошо относилась к нам, безустанно делала комплименты, вкусно кормила и разрешала играть с бесчисленным количеством игрушек, которые, по всей видимости, приобрела специально для своих приёмных дочурок. И тогда-то мы нашли тренировочный зал. Комната была огромной, а внутри покоилось разнообразное цирковое оборудование. И, к слову, Малахит расплылась в довольной улыбке, когда мы спросили, что это за вещи. Уверена, она дождаться не могла, когда мы случайно наткнёмся на них. Женщина начала учить нас, как называется каждый из предметов. — Вот трапеция. Здесь у нас тиссу, а это — воздушный обруч. В том углу лежат жонглёрские шарики, дьявольские палочки и диаболо. Это, милые мои, называется «кольцо огня». Ну же, не стесняйтесь, играйте, с чем хотите! Мы были всего лишь детьми, поэтому тут же стали разглядывать красочные «игрушки». Мне сразу приглянулись гимнастическое бревно и трапеция. Я всегда хорошо держала равновесие, так что с лёгкостью взбиралась на них и демонстрировала свои навыки баланса. Джаспер была чересчур неуклюжей для такого, поэтому ей пришлось искать для себя что-то другое. По какой-то странной причине предметы, интересовавшие её больше всего, так или иначе были связаны с огнём. — Почему это называется кольцом огня? — спросила Джаспер, и улыбка Малахит словно одичала. Конечно, тогда мы не замечали всех этих деталей: нам просто казалось, что она была рада поделиться с кем-то своими знаниями. Помню, как Малахит сказала мне «продолжай играть», а сама куда-то увела Джаспер. В тот вечер моя «сестра» вернулась в нашу комнату со сверкающими от азарта глазами. — Она показала мне кучу видео, где люди жонглируют горящими штуками и выполняют прочие крутые трюки! Можно даже плеваться огнём, представляешь?! Я впервые видела, чтобы Джаспер так широко улыбалась. Меня это насторожило, но я по-прежнему не придавала происходящему особого значения. Спустя ещё несколько месяцев Малахит заявила, что записала нас на какие-то курсы. Мы предположили, что речь шла о школе, ведь с момента нашего пребывания в доме прошёл почти год, а мы с Джаспер ничем особо не занимались. Однако догадки оказались неверными: Малахит записала нас на курсы циркового искусства. Она также решила, что мы с «сестрой» будем обучаться на дому, вот только учительница из неё выдалась ужасная. Всё, что было реально важно: курсы. И мы росли, искренне веря в то, что они — неотъемлемая часть наших жизней. Пять раз в неделю мы учились, как изгибать тела необычными способами, как развивать рефлексы и как падать, при этом не получая вреда. И она наблюдала и кричала на нас, если мы косячили. — Заново! — приказывала женщина. И у нас не было выбора, кроме как подчиниться, потому что Малахит не давала нам отдыхать до тех пор, пока мы не выполним упражнение правильно. У меня отлично получалось всё, включавшее в себя гибкость и акробатику, но у Джаспер — нет. Из нас двоих Малахит чаще всего ругала именно её, а я испытывала непреодолимое чувство вины, слыша, как моя «сестра» тихо рыдала в подушку по ночам. Я довольно быстро сообразила, что женщина уставала от непрекращающихся неудач Джаспер, поскольку начала рьяно расхваливать меня перед ней. — Разве Ляпис не здорово справилась? Разве она не красавица? У неё определённо талант. Вот бы ты была такой же… — Этими ядовитыми репликами она обычно атаковала нас обеих, но что мы могли поделать? Мы были всего лишь детьми, которых нежданно-негаданно забросили в абсолютно иной, незнакомый нам мир. Когда мне было семь лет, а Джаспер десять, она поставила перед собой цель: заслужить любовь матери любой ценой. Поэтому моя «сестра» завязала с гимнастикой и принялась читать книги об огненных трюках. Джаспер попросила нашего преподавателя научить её обращаться с огнём и умоляла сохранить это втайне от Малахит. Она жаждала впечатлить нашу мать так, чтобы та никогда не забыла. Ею управлял гнев. И затем Джаспер обезумела. Когда Малахит не было дома, моя «сестра» доставала реквизиты, которые она успешно спёрла у нашего преподавателя, и практиковалась самостоятельно. Огненные булавы, веера, стафф — она мечтала достичь идеала во всём. Сначала Джаспер тренировалась, не поджигая их, но, повышая скилл, ей хотелось перейти на новый уровень. Мы едва ли разговаривали, и я серьёзно забеспокоилась о её поведении. Когда она попросила меня помочь с поджиганием вееров, я наотрез отказалась, сославшись на тупость идеи. Джаспер крупно вспылила: — Да брось, ты просто хочешь, чтобы мама и дальше презирала меня, не так ли? Нравится находиться в центре внимания, а, Ляпис? Ну и ладно, иди к чёрту! Справлюсь и без твоей помощи. Я пыталась опровергнуть это, донести до неё, что всё зашло слишком далеко, но она не слушала. Джаспер оттолкнула меня и сама подожгла веера, орудуя ими точно, искусно, без единой ошибки. Закончив выступление, «сестра» опустила предметы в своих руках и одарила меня победоносной ухмылкой, будто бы выиграла в каком-то воображаемом состязании. Я не сомневалась: Малахит наорёт на неё за кражу циркового оборудования у преподавателя. Но вместо этого она наконец-то похвалила её: — Хорошая девочка. Когда мне было десять лет, а Джаспер тринадцать, мы стали мастерами в наших областях. Я больше не падала с бревна и трапеции, а выкрутасы Джаспер с огнём были неподражаемы. Малахит радовалась нашим результатам и хвалила нас одинаково. Мне казалось, теперь всё будет хорошо, ведь в глазах матери мы были наравне. Но и здесь я прогадала. Внутри меня проснулась необузданная ревность. Джаспер была права: я хотела, чтобы всё внимание матери доставалось мне одной. Потому что именно так она воспитала нас. Я осознала это лишь спустя много лет, но всё, что Малахит делала, так это закатывала своим приёмным дочуркам бесконечные соревнования. — Джаспер, не поможешь матери перенести эти тяжёлые сумки? Оу, Ляпис, оставайся здесь, ты недостаточно сильна для такого. Ляпис, я потеряла свои новые серьги, не поможешь их отыскать? Если попрошу твою сестру, она наверняка наступит на них и поломает. Ты так быстро моешься, Джаспер, дорогуша. Клянусь, Ляпис когда-нибудь разорит меня этими счетами за воду. Кто из вас быстрее скушает суп? Кто из вас сможет открыть эту банку для матери? А кто из вас… Кто из вас. Кто из вас. Кто из вас. Я всегда была первой во всём. Теперь Джаспер поравнялась со мной. Я ненавидела это. Мне хотелось, чтобы она снова напортачила и пала в глазах матери, потому что я желала взять лидерство. Так уж вышло, что я обожгла её. Это было не нарочно. Ситуация просто-напросто вышла из-под контроля. Джаспер собиралась выступать перед матерью с веерами в зале, и я, прекрасно зная, куда она буднично наступала во время своих тренировок, подогнула угол ковра в надежде, что «сестра» запнётся. Мой план сработал, однако я не учла, насколько плохо всё может закончиться. Один веер врезался ей в лицо, и, растерявшись, она уронила второй и упала на него левой рукой. Я в ужасе смотрела, как пламя охватывает её. Джаспер незамедлительно доставили в больницу, а я толком не могла шевелиться, говорить или функционировать. В голове на повторе прокручивался один и тот же момент: как пылающий веер прилетел ей в глаза. Я была уверена, что она ослепнет из-за меня. Каким-то чудом Джаспер не лишилась зрения, но пигмент её тёмной кожи изменился в местах, которые огонь задел пуще всего. Теперь поверх глаз, скулы и половины левой руки простирались уродливые белые полосы. Кожа Джаспер не заживала, и мы оборвали общение на целый год. Худшая часть всего этого? Малахит была в восторге. Она восхваляла шрамы Джаспер, будто они были произведением искусства, будто боль, которую ей пришлось пережить — не что иное, как дар божий. — Ах, моим коллегам непременно понравится это! — Женщина ни разу не заикалась про коллег, но я была так шокирована, что не стала задавать лишние вопросы. Матери было целиком и полностью начихать на моё эмоциональное состояние. Словно позабыв о том случае с Джаспер, она вынуждала меня продолжать тренировки. Разумеется, ничего не выходило. Моё тело будто бы перестало отвечать, и я всякий раз теряла равновесие. У меня даже не получалось взобраться на гимнастическое бревно без дрожи во всём теле, но Малахит это не волновало. Она заставляла меня нагонять упущенное и вела себя так, словно её другая дочь не лежала в больнице, лавируя между жизнью и смертью. Это неслабо подкосило меня. Когда мне было одиннадцать лет, а Джаспер четырнадцать, мы вновь заговорили. Не потому что хотели, а потому что нам пришлось. Мы находились в изоляции от других людей вот уже несколько лет. Никто не знал, через какую боль мы проходили. Всё, что у нас было — это мы, друг у друга. Я и Джаспер. Джаспер и я. Обе окончательно свихнулись бы, не заговори мы тогда. Как ни странно, мы начали находить общий язык: разделяли ласковые прикосновения, спали в одной постели, заступались друг за друга — я и Джаспер провели вместе долгие годы, но прежде не были столь близки. Мы перестали быть чужими и больше не боролись за первенство. Безусловно, Джаспер до сих пор злилась на меня, а мне едва ли удавалось взглянуть ей в лицо без угрызения совести, однако я увязла в ней, как в каком-то болоте. Она была моим способом выживать в этой отвратительной реальности. Я нуждалась в ней. Джаспер больше не притрагивалась к реквизитам и категорически отказывалась посещать цирковые курсы. Я думала, Малахит надавит на неё и заставит заниматься чем-то другим, но, к моему удивлению, она приняла её решение. — Твоя прелестная кожа уже заслуживает достаточно очков. Это неслабо подкосило Джаспер. Когда мне было двенадцать лет, а Джаспер пятнадцать, нас представили коллегам Малахит. Никогда не забуду тот день. Меня мутит от одних лишь воспоминаний о нём. Нам завязали глаза, посадили в машину и повезли в неизвестном направлении. Вопреки всем опасениям Малахит заверила, что мы отправляемся в гости и после этого обязательно отведаем бургеры. Мы уже позабыли, какова на вкус вредная еда, так как тут можно было не повиноваться? Впрочем, право выбора нам всё равно никто не давал. Я помню темноту, холод и просьбу матери переодеться в слитный купальник; для Джаспер она выбрала майку и шорты — чересчур короткие для обычной поездки. Как только повязки сняли, мы замерли. Сотни, тысячи людей в элегантных костюмах и масках пялились на нас, рассевшись в комфортных креслах. Ослепляющий свет прожекторов был направлен в нашу сторону, на фоне неожиданно заиграла весёлая музыка, а из колонок раздалось громкое объявление Малахит: — Леди и джентльмены! Мальчики и девочки! Подходите и узрите новых рекрутов Водяной Ведьмы! — Зал разразился аплодисментами, и я понятия не имела, что, чёрт побери, происходило. Меня охватила дрожь при виде этих стрёмных улыбчивых масок, взирающих на нас так, словно мы для них ценное сокровище, развлечение, которым они готовы насладиться. — Первая! — вещала Малахит, пока я судорожно осматривалась по сторонам в безуспешных попытках выследить её. — Самая юная огнедышащая девушка в мире! Рождённая в пламени, её кожа благословлена следами Бога Солнца! Ей всего пятнадцать, но она уже выше и выносливее большинства мужчин. Осмельтесь встать на пути у этого монстра и. Вы. Обожжётесь. Встречайте, Красноглазая Джаспер! Очередная волна хлопков. Я мельком глянула на оцепеневшую «сестру», и Малахит задорно продолжила: — Вторая! — Моё сердце замерло. Я понимала: дальше моя очередь. — Вероятно, она — самая маленькая и худенькая девочка, что вы когда-либо видели, но не ведитесь на внешность. Этому вундеркинду удалось достигнуть совершенства на статичной и подвижной трапециях уже в десятилетнем возрасте. Разверните её вокруг десять, двадцать, сто раз, и она всё равно приземлится прямо на ноги! Идеальная стойка, идеальные рефлексы, идеальный баланс. Эта девочка ни за что не упадёт, ведь она — Несокрушимая Ляпис! Мне аплодировали. Растерявшись, мой мозг сосредоточился на одном: всё, сказанное Малахит — грязная ложь. Джаспер теперь осекалась огня, а я едва ли могла сделать сальто. И тогда встал главный вопрос: кто все эти люди и что мы здесь забыли? — Выступление через полчаса. Пожалуйста, покупайте вкусный попкорн и занимайте места. — И затем голос Малахит пропал вместе с ярким светом прожекторов. Оставшись в темноте, я ощутила знакомую хватку на своём запястье. Это была наша мать. Она улыбнулась и передала Джаспер огненные веера, а меня подтолкнула прямо к трапеции. Мы не шевелились, и тогда Малахит мягко поинтересовалась, что не так. Запинаясь, Джаспер попыталась донести до неё, что давно разучилась управляться с реквизитами. — Вот так проблемка, да? Не сомневаюсь, вы её решите. Ляпис, ты всегда была самой разумной. Убеди свою сестру взяться за дело, и мы быстро покончим с этим. Вы же не хотите разочаровать мамочку? Самое худшее? Это действовало на нас. С момента, когда нас удочерили, и до этого дня Малахит не избивала меня или Джаспер. Разумеется, иногда женщина была груба, однако она ни разу не использовала физическую силу, чтобы заставить нас подчиняться ей. Её слова наносили самые болезненные удары. Она ломала нас изнутри. Не управляя чужими эмоциями, Малахит казалась заботливой: она покупала нам дорогую еду, шикарную одежду, позволяла играть с чем угодно вне тренировок, часто хвалила за успехи. Конечно же, мы не хотели разочаровать мамочку. Именно так мы считали в детстве. Малахит была либо монстром, либо чёртовым ангелом — третьего не дано. Поэтому Джаспер послушно взяла веера, а я взобралась на трапецию, и мы выступили перед этими людьми, молчаливо проливая слёзы. Но мы не хотели разочаровать мамочку. По окончании шоу Малахит беседовала со своими коллегами пару минут. Мы с Джаспер стояли рядом и тряслись, толком ничего не расслышав из-за охватившего нас шока, а после нам снова завязали глаза и усадили в машину. Малахит сдержала обещание, купив нам кучу бургеров, и я съела их, толком не разобрав вкуса. В ту ночь мы с Джаспер обречённо рухнули в одну постель и рыдали из последних сил. Мне нужен был как минимум месяц, чтобы оправиться после столь унизительного опыта, но, разумеется, у Малахит были другие мысли на этот счёт. Подслушав её телефонные разговоры, мы выяснили, что ей уже заплатили солидную сумму за наши будущие выступления, о которых нас даже никто не удосужился просветить. Мать просто дала понять, что отныне нам придётся удвоить тренировки и посвящать практически всё своё время отработке трюков. Я была ребёнком, но не до такой степени глупым, чтобы не сложить кусочки пазла воедино. Мы с Джаспер были продуктами для продажи, отыгрывали роль цирковых рабов. И колкие, но точные слова Малахит помыкали нами, побуждали беспрекословно подчиняться любым прихотям этой токсичной ведьмы. Она спланировала всё с самого начала. Мне даже думать не хотелось, сколько полных надежды сирот женщина приняла к себе и через что заставила пройти их. Учитывая её возраст и первоклассное умение манипулировать, мы с Джаспер явно были не первыми и, думаю, далеко не последними в её списке. И это было нелегко, понимаешь? Сказать ей «нет». Противостоять ведьме. Мы стали маленькими послушными марионетками, а она, подобно кукловоду, управляла каждым нашим движением, каждой мыслью. Что вообще можно было предпринять? Она заботилась о нас вразрез всему. Мы оказались заперты в этом кошмаре против нашей воли без единого шанса пробудиться. Мы были всего лишь детьми. Пока однажды не повзрослели. Мне было шестнадцать, а Джаспер девятнадцать, и после долгих лет постыдных цирковых выступлений и психологических травм моей «сестре» неожиданно осточертело всё это. Наверное, потому что она страдала от абьюза ведьмы куда больше меня, но как-то раз Джаспер выпалила: — Давай сбежим. — Куда сбежим? — испуганно отозвалась я. — Нам некуда идти. Она схватила меня за плечи и дала такую мощную пощёчину, что я на секунду увидела звёзды. — Очнись! Это не жизнь, а долбаная пытка. Я съёбываю отсюда, и ты пойдёшь со мной. — Почему? — тихо спросила я, не обращая внимания на горящую от удара щёку. Откровенно говоря, мне даже нравилось это чувство. — Потому что я не могу жить без тебя. — И мы обе знали, что она говорила без романтического подтекста. Я и Джаспер были так прочно зависимы друг от друга, что не представляли дальнейшее существование порознь. От одной мысли о разделении с ней меня бросало в холодный пот. Да, это ненормально, но как ещё быть, если только так нам удавалось справляться со всеми жизненными трудностями? Когда Джаспер начала собирать рюкзак, я запаниковала и приняла её сумасшедшее предложение. Мы украли небольшую сумму из кошелька матери и покинули дворец. Дверь была не заперта, ведь Малахит всегда считала, что мы излишне напуганы и ни за что не посмеем ослушаться её. В логике женщины была доля правды: нас до ужаса трясло даже тогда, когда мы, оглядываясь вокруг, уходили от дома. Мы сели на первый попавшийся автобус до ближайшего города и именно так оказались здесь. Весь следующий год нам приходилось жить на улице. Иронично, но мы зарабатывали деньги, выполняя цирковые трюки на улицах. Что же ещё нам оставалось, если за последние одиннадцать лет жизни нас ничему кроме этого не обучали? Спустя какое-то время нам удалось накопить на съёмную квартирку с жёстким матрасом на полу и вонючей ванной. Мы старались найти работу, но никто не горел желанием нанимать двух подростков без школьного образования. Каждое утро я просыпалась, шла на людные улицы и исполняла трюки, возвращаясь ночью с мелочью и парой-тройкой купюр; Джаспер делала то же самое в другой части города, и таким образом мы еле-еле сводили концы с концами. В темноте нашей общей постели мы стали находить покой в друг друге, помогали блокировать страшные вспышки воспоминаний из прошлой жизни, из-за которых просыпались с криками посреди ночи. Я использовала её, а она — меня. И тогда прибыла первая посылка. Это была огромная коробка с кучей еды, которую мы не видели вот уже целый год: колбаса и сыр, хлеб и масло, десятки яиц, молоко и мука, макароны и даже мясо. Все продукты были свежими и высокого качества, словно эту посылку доставили прямиком из рая. В тот вечер мы так объелись, что буквально плакали от счастья. Но нашей радости быстро настал конец, когда я обнаружила конверт на самом дне. Джаспер открыла его и зачитала письмо вслух. Посылка пришла от неё. Всё, что мы съели, пришло от Малахит. Ведьма узнала о нашем местонахождении и выслала нам чёртов подарок. «Мои дорогие дочери, Признаться, я была огорчена вашим нежданным отъездом. Мне и в голову не приходит, что заставило вас покинуть уют нашего роскошного дома, теплоту камина в холодные зимние ночи, мягкость ваших постелей, прекрасную одежду, навороченный джакузи. Полагаю, дело в переходном возрасте, и когда ваш бунтарский дух угаснет, всё встанет на свои места. Но не бойтесь, мои любимые дочурки, потому что мать всегда готова принять вас обратно с распростёртыми объятиями. Не смейте даже допускать мыслей о том, что я зла на вас, потому что на самом деле я обеспокоена. Как вы там поживаете? Есть ли у вас еда? Кровать? Водопровод? Холодильник? Я отправляю вам этот подарок в знак моей безграничной заботы. Когда вам надоест эта игра, прошу, вернитесь назад. А до тех пор я, как и всегда, буду вас оберегать. Эта посылка будет первой и далеко не последней. Завтра на вашем пороге должна оказаться особая доставка. Надеюсь, вы понимаете, как сильно я люблю вас, невзирая на то, что вы решили бросить свою одинокую бедную мать. Я расстроена, однако буду присматривать за вами до конца своих дней. Знаю, вы тоже скучаете по мне и однажды вернётесь домой. С любовью, Малахит». Нам хотелось одного: выблевать всё, чем мы успели набить желудки. Джаспер разорвала письмо на кусочки и в порыве безудержной ярости ударила стену. Меня сковал страх, и я обхватила себя руками. Ведьма каким-то чудом выследила нас и всё ещё пыталась запудрить мозги своими россказнями. В ту ночь мы почти не спали. И, как и ожидалось, на следующее утро около двери стояла маленькая коробка с парными ключами и запиской внутри. Она купила нам дом. Не такой большой, как дворец, в котором мы коротали долгие годы, но всё равно невероятно просторный. Нам понадобилась целая неделя, чтобы принять решение. Адрес был указан на листе, а парные ключи валялись в этой самой коробочке. Малахит заплатила за него, и дом официально принадлежал нам. Чем дольше мы упрямо отказывались ступать в него ногой, тем хуже становилась ситуация. Мы с Джаспер были в бешенстве и вымещали эти неистовые эмоции друг на друге под одеялом нашего неудобного матраса. Всё стремительно скатывалось по наклонной. Нам пришлось пойти ведьме навстречу. Мы переехали в этот дом, потому что ничего другого попросту не оставалось. — Хотя бы на время, — сказала Джаспер, и я согласилась. Дом располагался в пригородном районе, где нам посчастливилось отыскать работу. Всё наконец-то налаживалось, потому что нас наняли и, немного погодя, мы могли накопить достаточно денег, чтобы перебраться в новую квартиру. Хотя бы на время. Раз в неделю Малахит присылала нам дорогие подарки. Все посылки, что приходили по почте, тут же отправлялись в мусорный бак. Мы не хотели иметь ничего общего с ней и жили в её доме исключительно потому, что это было необходимо. По крайней мере, именно так я говорила себе. Но однажды, не помню когда, что-то пошло не так. Я поймала себя на мысли, что ожидаю появления новой посылки, и из любопытства осматривала вещи внутри, тайно доставая оттуда питательные батончики (я обожала их в детстве). Но кроме этого лакомства ничего не трогала… поначалу. Джаспер тоже обзавелась такой привычкой. После нашего побега её длинные локоны стали сухими, а Малахит знала недешёвую марку шампуня, который помогал в таких случаях. Как-то раз, лёжа с Джаспер в одной постели, я учуяла знакомый аромат от её волос, но промолчала. Я нуждалась в новой футболке, и ведьма прислала сразу несколько. Джаспер нуждалась в новой паре обуви, и, ох, какое совпадение, по почте как раз доставили большие ботинки, идеально подходящие ей по размеру. В итоге скрывать это друг от друга стало невозможно. Малахит будто завоёвывала нас обратно. Спустя два месяца Джаспер не выдержала и сорвалась: — Нет! Нельзя продолжать! Нахуй всё. Нахуй её. Я не позволю ей контролировать нас снова. Живо выбрасывай все свои футболки! — Она распахивает дверь и выбегает из дома, а возвращается уже с зажигалкой и сигаретами в руках. — Мне нравилось играть с огнём до того, как она изменила меня, и я без труда верну эту часть себя обратно. В тот период Джаспер пристрастилась к сигаретам, и я тоже, потому что чувствовала, словно обязана ей. Малахит сказала, что мне идёт голубой, и я покрасила свои волосы в этот цвет. Она хотела покрыть меня в голубом, вот я и облегчила ей задачу. Сама того не заметив, я стала одержима данной затеей. Всё это время мы были твёрдо уверены в том, что сопротивлялись, пытались разорвать все связи с матерью и одержать победу в столь неравной игре. Но сейчас я понимаю, что бунтарки из нас вышли никудышными. Всё, что мы действительно делали: продолжали вспоминать Малахит. Она была права. Мы скучали по ней. И мы оказались слишком слабы, слишком ничтожны, чтобы побороть это чувство. Время шло своим чередом, и позже Джаспер зачислили в новую женскую команду по регби благодаря её спортивному телу. Я ужасно справлялась в роли официантки и была уволена, но какая к чёрту разница? Меня содержали еженедельные посылки матери. Джаспер проделала огромную работу и за шесть лет сумела накопить достаточно денег, чтобы купить себе престижную квартиру в соседнем районе. Она позвала меня с собой, но я отказалась. Мне надоело жить с ней и каждый день смотреть на её лицо, напоминавшее обо всех ужасных вещах, которые я сотворила, о вещах, через которые прошла. Мне казалось, Джаспер оспорит моё решение разделиться, но она согласилась без лишних доводов. Наверное, своим присутствием я тоже часто напоминала ей о нашем детстве. И сейчас я здесь. Всё ещё живу в доме Малахит, всё ещё получаю от неё проклятые посылки по почте, всё ещё слишком слаба, чтобы отказаться от них. Джаспер тоже получает их, и я знаю, что она осматривает содержимое коробок перед тем, как решить, от чего избавиться, а что, наоборот, стоит оставить. Даже спустя все эти годы мы до сих пор пляшем под дудку матери. Я боюсь, что однажды мы окончательно сломаемся и вернёмся к ней. Я боюсь, что однажды мы вернёмся к выполнению цирковых трюков.***
С удручённым вздохом Ляпис заканчивает длинную историю, закрывая глаза. — Вот и всё. Прости. — Девушка поворачивается к стене, не в силах больше сопротивляться сну. Перидот не двигается, не говорит, не думает. Её глаза буравят спину Ляпис почти минуту, и затем она проигрывает собственной усталости, отключаясь следом за синевлаской. Это и впрямь было тяжело.