<11:55 am.>
Чимин нервно мусолит свою рубашку, стоя напротив винтажных чёрных ворот. Он иногда оглядывается по сторонам, но на переулке — то ли к счастью, то ли к разочарованию — никого не оказывается, кроме двух громил в чёрном. Он смотрит на них поочерёдно, губы облизывает и уж думает, что затея поговорить с Намджуна равна бессмысленности, развернувшись на пятках. Вот только за спиной в тоже мгновение слышится ласковый голос госпожи Ким, мамы Намджуна, и Чимин со стыдливой улыбкой снова оборачивается, разглядывая красивую женщину в красном платье и с красной помадой на губах перед собой. — Чимин, детка, я так давно тебя не видела, — лепечет она и заключает парня в ласковые объятия, будто тот её сын или кто-то очень близкий, и Чимин на сей жест только неловко хихикает и всё-таки выкарабкивается из её рук. — Ты без Тэхёна? Странно, обычно вы вместе приходите к Намджуну. Вы же не поругались? — с неким испугом в голосе спрашивает женщина, и Чимин тут же отрицательно машет головой. — Так Намджун дома? — вместо ответа следует бодрый кивок. И у Чимина появляется из ниоткуда взявшееся желание захохотать от счастья на всю улицу — вот-вот и он сможет увидеться с ним, – но он лишь сдержанно улыбается и просит у госпожи Ким разрешения зайти внутрь. Та, конечно же, тут же соглашается. Наконец стоя напротив панельной двери, ведущей в спальню Намджуна, Чимин снова заминается. Он смотрит перед собой, практически не моргая, в пальцах сжимает лямки своего рюкзака и губы поджимает. Внезапно его посещает мысль о том, стоит ли это вообще чего-то? — их будущий разговор (если Намджун, конечно, не откажет), да и вся эта нервотрёпка, в принципе. — Была не была, — выдыхает Чимин и стучит по дереву костяшками. По ту сторону нескоро начинают раздаваться явно неспешные шаги, но у Чимина уже дыхание перехватывает. Он крепче сжимает губы, отчего те начинают напоминать аккуратный бантик, и вот дверь отворяется. В проёме появляется Намджун, немного лохматый, явно сонный, одетый в милую пижаму с мишками — Чимин даже недолго улыбается, узнавая своего Намджуна. Своего. Громко сказано. — Привет, — прочищает горло он, а до Намджуна не сразу доходит, что перед ним стоит Чимин. На лице Намджуна за одну секунду проносится столько эмоций: от недоумения до паники, от паники до дикого смущения. Конечно, ему до сих пор неловко стоять рядом с Чимином, не говоря уже о разговоре. Их тогдашний поцелуй. Намджун прекрасно всё помнит, так, будто в ту ночь был абсолютно трезв: горячие губы на своих, тихое мычание и жар податливого тела. Такое не забывается. Такие, как Чимин, не забываются, хотя Намджун готов поспорить, что этот парень один на миллион, иными словами, неповторимый. Они смотрят друг на друга, наверное, секунд десять, пока Намджун не хватается за тонкое запястье Чимина и не дёргает на себя. Снова вдвоём. Снова один на один. Чимин слышит как позади него закрывается дверь, слышит даже собственное бешеное сердцебиение. Если Намджун не чувствует того же, то всё напрасно, думает Чимин, даже не подозревая, какой штурм сейчас происходит и в голове, и в сердце у него. Намджун сглатывает вязкую слюну, указывает рукой на кресло, одиноко стоящее в углу спальни, около зашторенного окна, отчего вся комната едва виднеется. Чимин проходит в тот самый угол, садится в кресло и к груди прижимает рюкзак, молча прожигая Намджуна взглядом. Он до безумия красив в этой детской пижаме. Интересно, всегда ли он был таким? — Ты… эм… может, что-нибудь будешь? Чай, кофе, воду? — скорее для разряжения обстановки спрашивает Намджун, но Чимин отрицательно машет головой и поджимает губы. — Зачем пришёл? Вопрос будто растворяется в воздухе. Чимину хочется сказать, что он устал гадать и хочет, наконец, всё прояснить, но молчит, как в воду опущенный. Отчего-то за пару недель ему теперь, в самом деле, неловко рядом с Намджуном, ведь после того поцелуя Чимин перестал видеть в нём просто друга. Да, верно, они теперь не просто друзья, а нечто большее. Но насколько большее? Намджун встаёт у стены, в метре от Чимина. Он руки складывает на груди, иногда пальцы вводит в чёлку, расчёсывая её, и с интересом поглядывает в сторону приятеля. От тишины, воцарившейся в комнате, в горле пересыхает. Стоило в самом деле принести графин. — Насчёт… — наконец начинает Чимин, но его голос звучит как лепетание младенца — едва понятно. — Ох, чёрт, — Намджун заинтригованно глядит на то, как короткие пальцы впутываются в тёмные пряди скорее в жесте обречения. — Зачем ты меня поцеловал? Вопрос бьёт по ушам, Намджун с неким удивлением смотрит на Чимина, что поднимает на него свои тёмные глаза, в которых читается и боль, и отчаяние, и какая-то доля надежды. — Я устал догадываться, устал строить несбыточные мечты. Просто объясни мне, и я отстану от тебя. Намджун, будучи в мимолётном трансе, даже не замечает, как Чимин резко поднимается со своего места, оставив рюкзак на кресле, и оказывается напротив за какие-то секунды. Его пальцы сжимаются на шёлковой ткани пижамной рубашки, вынуждая Намджуна наклониться. Они смотрят друг на друга: один с недоумением, другой с тоской в глазах, пока их губы не соприкасаются в бесстыдном поцелуе. Чимин целует его первым, жадно сминая упругие губы в своих, крепко зажмурив глаза. А Намджун лишь неуверенно укладывает ладони на привлекательную талию, прежде чем наклонить голову вбок и ответить Чимину взаимностью. И снова обоих накрывает это чувство. Жар двух тел. Горячее дыхание на губах. И тихий стон от касаний.* * *
Хосок закрывает за собой входную дверь, быстро справляется с обувью, оттянув туфли за их пятки, и шагает на кухню, параллельно расслабляя узел своего галстука. Сегодня на работе был ужасный завал, Хосок даже смог устать, что, в принципе, не удивительно. Будучи уже на кухне, он наливает себе из графина воду в стакан и осушает его залпом. Конечно, сейчас было бы лучше выпить баночку пива, но напиваться Хосоку не очень хочется, ведь обычно это аукается головной болью и похмельем. Внезапно на талии ощущаются чьи-то руки. Хосок мелко вздрагивает и смотрит вниз, на то, как длинные худые пальцы сцепляются в замок на его животе. Он издаёт лишь тихий вздох, когда Юнги щёку укладывает на его плечо. К чему такая нежность? — Хосок первым делом задаётся этим вопросом, и только потом осторожно касается нежной кожи запястья. — Устал? — доносится до ушей голос Юнги. В нём присутствует откуда-то взявшаяся ласка, будто их отношения с самого начала были больше, чем какой-то сделкой. Хосоку становится немного не по себе, однако такой Юнги ему нравится куда больше обычного. Развернувшись в чужих объятиях, Хосок внимательно разглядывает его черты лица: розовые щёки, губы, тёмные ресницы, обрамляющие глаза цвета шоколада. Он позволяет себе даже коснуться прядей чёлки Юнги, смахнуть их в сторону, провести пальцами по щеке. Ему безумно хочется его поцеловать. Прижаться к красноватым губам своими, нежно смять и языком коснуться его языка, жадно прижимая к себе, будто вот-вот и кто-то его отберёт. Юнги же кратко приподнимает уголки своих губ, ладонями ведёт по груди Хосока. В его глазах блестит озорство. Он знает, что это легко сойдет ему с рук, поэтому пальцами неспешно расстёгивает верхние пуговицы хлопковой рубашки, холодными пальцами касается горячей кожи груди, отчего Хосоку приходится сделать глубокий вдох. Юнги приподнимается на носочках, одной рукой обнимает его шею, другую укладывает на плечо и прижимается к уху губами. — Уже завтра, — его шёпот буквально обжигает, и Хосок шумно выдыхает через нос. По телу пробегаются мурашки. Хосок открывает глаза, тут же оглядывает спальню, залитую лунным светом. Никого рядом не оказывается, что очень огорчает и заставляет принять собственную обречённость. Хосок настолько зациклен на последнем разговоре с Юнги, что тот ему даже во снах снится. Ощущения, конечно, после такого смешанные: всё начинается от предвозбуждённого состояния и заканчивается чаще: «Я чёртов извращенец».