Положено ли нам любить

Рыцарь протянул ей белый цветок на длинном тонком стебле. Совсем не похожий на те, что цвели в городе, он источал бледное сияние. Удивленная, Сиаран приняла подарок. Это же… -Он не источает запаха, — сказал Арториас. — Ты же ненавидишь цветочный аромат. -Разве можно срезать эти цветы в Королевском Лесу? — спросила та, поднося нежный раскрывшийся бутон к маске. Запаха не было, однако она ощутила тепло солнечных лучей, ласково прикоснувшихся к коже даже сквозь фарфор. -Нельзя. Но от одного не убудет. Садовники даже не заметили, — пожал плечами рыцарь, внимательно наблюдая за реакцией девушки. Этот разговор состоялся спустя много-много дней с тех пор, как Ровену заключили в Архивах. Да и они не виделись почти столько же. Жизнь Сиаран вернулась в прежнее русло — она приглядывала за обитателями замка и города, шпионила за нежитью в близлежащем поселении, выискивала следы Каламита, чтобы поторопить Орнштейна разобраться с драконом. Или хотя бы вытащить Гоха на охоту. Словом, ничего не успело измениться. Почти. У нее было достаточно времени, чтобы осмыслить наконец то, что она делала и что хотела для себя. Разговор с Арториасом, разбирательство в отношениях Гвиндолина и Ровены сбили ее с прежнего курса. Подняли вопрос — положено ли ей жить для себя? Если не любить, то испытывать симпатию? Что-то, что заставит ее почувствовать себя собой. Что заставит снять маску и принять собственное лицо. Разглядеть собственное имя за титулом. -Ты молчишь. Снова не угадал? — обеспокоенно спросил Арториас. С того времени, как он признался в своих подлинных чувствах, он все больше позволял себе лишней заботы и нежности в голосе. Даже убавилось раздражающих шуток. -Я просто в смятении, — призналась Сиаран, опустив цветок и чуть прижав его к груди. Ужасно ценная вещь, и она была не уверена, что хоть одна женщина в мире удостаивалась такого подарка. Боги желали считать эти цветы своими, и никто не смел сорвать и лепестка. Они прогуливались в лесу вдоль круглого озера с водопадом неподалеку от Олачиля, и если волчий рыцарь прикрывался тем, что патрулировал на границе города золотых чар, то у Клинка Повелителя не было оправдания — она впервые посвятила это время себе, а не работе, чем очень сильно удивила Арториаса, когда приняла его приглашение. -Может, я могу чем-то помочь? Тебя, уверен, съедает совесть, ведь ты посмела отдыхать. Какой жуткий грех на душу! — откликнулся волчий рыцарь. — У меня есть пара аргументов в защиту твоего поступка. -Дело не совсем в этом… просто… как можно? Любить? — не зная, как верно и четко сформировать мысль, Сиаран отвечала рвано и несвязно. Затем замолкла, раздумывая, что именно она испытывала сейчас, и снова заговорила: -Разве у меня есть право на хоть что-то? Столько ужасных вещей было сделано моими руками, и неважно, по приказу или нет. С самого начала, когда еще убивали раненых на войне. Всю жизнь я оглядывалась назад, ожидая удара в спину, мести от матери обезглавленного сына, от убитой горем вдовы, от тех, кого звала соратниками. Всегда лишь оружие в чужих руках, я заставляла себя не думать ни о чем и ни во что не верить. Ничего не желать, кроме службы богам. Я давно выжгла ядами в себе все живое. И не умею мыслить так… как ты. Как нормальный человек. Она замолчала, чтобы перевести дух после наконец озвученных терзаний. Но продолжила, не дав Арториасу возможности вставить слово. Девушка волновалась, чувствуя, как сердце забилось учащенно — изливать душу было не в ее правилах. -Как ты можешь что-то испытывать по отношению ко мне? Вспомни, я готова была убить тебя не единожды. Угрожала смертью и жестокой расправой… шипела в ответ и просто грубила. Зачем тебе… зачем ты даришь подарки, даже понимая, что я их не оценю? Столько женщин вокруг. Зачем тебе старый поломанный клинок, пропитанный ядом и кровью? Я все еще… по старой привычке жду подвоха. Что там под стеблем окажутся ядовитые пары, что… не знаю. Сердце не успокаивалось, колотясь в бешеном ритме. В глазах Сиаран стояли непролитые слезы, и она не совсем понимала, что за чувство сейчас испытывала. Что-то похожее на загнанность, испуг. Страх? Только чего? -Эй. Осторожно положив руку на плечо девушки, рыцарь развернул ее к себе. Долго вглядываясь в маску, он коснулся ее ладонью, на что та среагировала мгновенно, не успев даже подумать — схватилась за его запястье, чтобы… в голове нарисовалось несколько путей дальнейшего развития событий — оттолкнуть, сломать, вывернуть… -Черт, — прошипела она, выпуская руку. — Даже сейчас не могу не думать, как оружие. Арториас не ответил. Нащупав край фарфоровой маски, он осторожно снял ее с лица. -Без нее лучше, — сказал он. — Без нее ты становишься человечнее. Спокойнее. Так было всегда. Так есть сейчас. Девушка моргнула, отведя взгляд в сторону. Никогда не боялась показать лицо, но почему сейчас она так не хотела смотреть в льдистые глаза? -Я тебя люблю. И только. Лишь эти слова перекрывают тысячи твоих вопросов, сомнений и страхов, — продолжил Арториас. — Думаю, уже давно и всегда. Но лучше сказать это сейчас, чем потом, когда ты снова полуживой притащишь голову какого-нибудь монстра… или снова будешь сгорать от ненависти к самой себе… или ко мне. Я говорю это сейчас, потому что дальше никому неизвестно, что будет с нами. В ответ тишина. Сиаран была как всегда жестока. Молчание било больнее любого слова. И рыцарь не знал, чего ждать от девушки. Та снова поднесла цветок и прикоснулась им к щеке. -Он просто напоминает тебя, — не выдержал Арториас. — Холодное сияние, но солнечная теплота. Она вновь вздохнула и медленно подняла взгляд. Робко, совсем не так, как обычно. В глазах стояли слезы. -Я рада, что спасла тебя тогда, — прошептала Сиаран. Все осталось лишь ворохом воспоминаний. Все прошлые деяния, победы и поражения, боги, их слуги… Как много ушло в небытие. Все прежние терзания и ненависть, принципы и убеждения, что она придерживалась — теперь, когда Бездна разверзлась, а Повелитель покинул Анор Лондо, зачем оно все нужно? Держа в руках по-прежнему свежий цветок, она осторожно возложила его на наспех сооруженный монумент. Пора вернуть подарок тому, кто воистину его заслуживает. Тому, чья душа была всегда светлее самого яркого света. -И пусть нам будет суждено встретиться вновь, — добавила она, чувствуя, как лицо обжигают слезы. — Ведь я тоже тебя люблю.