День за днем

      Ее привела Сецуна, когда мне было восемнадцать лет. В то время, наш спокойный и светлый мир перевернулся с ног на голову. Город разгромлен, одни руины, пыль, но это было малой частью всей трагедии. Были сломаны жизни. Все было пусто во всех смыслах, безжизненно, мрачно. Все живые люди разделились на группы, семьи, секты, кланы, понятия не имею, как правильно это назвать, но цель была одна. Господство. Все вокруг в один момент решили, что именно они будут бороться за господство в нашем мире. Кто они? Или же может быть он или вообще она? Никто не знает, но каждый ищет или просто считает себя, тем самым избранным, убивая всех и все на своем пути, избавляясь от назойливой излишней конкуренции.       — Как тебя зовут? — я присаживаюсь на корточки рядом с этой маленькой девчушкой. Она чумазая, но очень милая. Пухлые, еще совсем детские щечки, пушистые реснички, такая милая куколка. Только вот взгляд был странный. Не живой какой-то. Невидящий. Касаюсь пальцами ее щечки и девочку начинает трясти, а из ее черных пустых глаз катятся слезы, но кроха ни звука не издает. Поджимает губы и задерживает дыхание, чтобы никто не услышал ее внутреннего крика       — Тихо…тшш…– я хватаю крошку и заключаю в объятия, ее маленькое тельце ощутив тепло, таит в моих руках и, наконец, она позволяет себе громко заплакать, вызывая Сецуну, которая пыталась что-то сделать из остатков наших припасов на кухне.       — Что такое?       — Я просто хотела узнать ее имя, а она начала рыдать.       — Ее зовут Хотару. Теперь она наша младшая сестренка. Заботься о ней, Харука, как я забочусь о тебе. — договорив сестра вновь скрывается на кухне.       Сецуна не была мне сестрой, она, даже родственницей мне не была. Нас породнила одна боль, одна трагедия. Наших родителей порубили на наших глазах. Я просто бежала с мамой и папой, мы пытались спастись, но отец повернул в тупик, случайно поставив точку на нашей счастливой жизни. Так и умер, проткнутым насквозь длиннющим мечом.       Мамочка, сжимая меня в объятиях, молила этих тварей оставить мне жизнь. Когда один из убийц уже занес над нашими головами свой клинок, ему тут же прилетел кинжал. Прямо в голову. Это была мама Сецуны, она стала следующей, кто был тут же убит, не заметив за собой еще двоих, гнавшихся за нами. Она пожертвовала собой, чтобы мы успели с мамой убежать. Я помню, как мама тянет меня за собой и хватает Сецуну за руку. Мы бежали так несколько часов. Сил не было, мы были изможденные, ноги стерты в кровь, в горле было настолько сухо, я чувствовала, как моя глотка готова треснуть и рассыпаться на тысячи осколков, словно стекло. Мы зашли в какую-то заброшенную забегаловку, и я в мгновение лишились последнего родного человека. Из открытого окна влетели «смертельные звездочки», прямо в маму. Я видела, как они влетели в нее, видела, как они прошли через ее тело и вылетели из спины, врезаясь в стену за ней. Боль пронизала меня еще со смерти отца, но, когда меня оставила мама, я чувствовала ни с чем не сравнимую боль, будто я сама умерла. Одномоментно я увязла в одиночестве, как в болоте, и только Сецуна, быстрее схватив меня за руку, поспешила продолжить наш бесконечный бег.       Мы смогли укрыться на сто первом этаже бывшего здания телецентра Galaxy Network. Так там и остались, создав себе убежище.       На улицу я выходила редко, предпочитая свежему воздуху практику боевых искусств и техникам использования любого холодного и огнестрельного оружия.       Сецуна стала мне старшей сестрой. Она помогала мне не терять дух, заботилась, защищала. Она была мне чужой, но самой родной в мире, где все чужаки — враги и палачи.       Я уложила крошку спать. Она так надрывно и мучительно долго билась в рыданиях, уткнувшись в мою грудь, что ее запасы жизненной энергии иссякли. Плачь стих не из-за успокоения, а из-за отключки от реальности.       — Откуда она? — прохожу на кухню к Сец и перехватываю кусочек огурца с разделочной доски, на которой орудовала сестра.       — Отрублю тебе, когда-нибудь, пальцы, может тогда перестанешь кусочничать. — она бьет ножом по дереву, изображая строгость — Девочка сидела между мусором и куском бетона. Я не могла пройти мимо. Ей лет шесть, но она так истощена, что выглядит, как трехлетка. А еще, она, видимо, слепа. Постоянно врезалась во что-то, до тех пор, пока я не взяла ее на руки. — ее слова в секунду разжигают во мне гнев. Нам тяжело, а теперь будет еще тяжелее.       — Ну и зачем нам эта слепая малявка? Нам самим бы выжить! А ты притащила ребенка! Сецуна, это ведь не котенок! — понесла я на сестру, но она тут же огрела меня больным подзатыльником. Ее лицо нахмурилось от злости на мои слова, и она с силой воткнула нож в дерево разделочный доски.       — То есть, ты считаешь, что я и тебя должна была кинуть?       — Я не…– начинаю понимать смысл сказанного мной бреда. Становится стыдно и я краснею — Прости.       — Она теперь твоя ответственность. — до сих пор эти слова звенят в моих ушах. Сестра была права, Хотару стала моей ответственностью.       Мы долго так жили.       Теперь в мире господствовал клан Кайо. Невероятные ублюдки, но хочу отметить, никто, кроме них самих, никого не убивал. На улицах появились люди, но тут же падали на колени, моля пощадить, стоило лишь одному, помеченному повязкой цвета морской волны, появиться на улицах нашего разрушенного города.       Господствующий клан вел поиски. Всех людей всколыхнула новость о том, что среди нас есть человек, обладающий невероятной силой. Силой разрушения. Предположительно девушка, лет шестнадцать. Особых примет никто не знал, кроме одной отличительной черты. Ее глаза меняют цвет с обыкновенного на неестественно и какой–то гипнотически синий. Всех девушек шестнадцать лет отлавливали, если была не та — сразу убивали, такая же история была и с синеглазыми особами. Мной овладевал страх. Хотару вот–вот должно исполниться шестнадцать. Они придут и оставят меня без смысла к существованию.       — Сестренка, а расскажи, как ты выглядишь? — этот вопрос Хотару задает мне каждый вечер, начиная с шести лет.       — Ру, я миллион раз говорила.       — Расскажи-и, мне спокойней засыпается, когда рисую твое лицо в голове. — щебечет малышка Ру, получая от меня легкий хлопок по ноге, находящейся под одеялом. — Сецуна! Хару меня бьет!       — Стукачка — говорю себе под нос и пихаю в бок младшую сестру.       — Хотару, Харука противная девчонка, которая выглядит точно, как мальчишка, глазища серые, губы тонкие, острый нос. Блондинка с отросшими патлами. А знаешь какая она худая? А ест за троих! Мне так тяжело ее кормить! — Сецуна ложится с нами и обнимает младшенькую, которая в свою очередь заливается от смеха.       — Завтра подстрижешь меня. — бурчу Сецуне. Действительно, волосы ужасно мешали и постоянно лезли в глаза.       — Нечего, в шкатулке, на зеркале, возьмешь резинку и заберешь свои волосы. Никаких больше стрижек тебе. И в правду, как мальчишка.       — Значит сама.       — Я тебе точно пальцы отрублю ножом, чтобы ты руки дурью не занимала.       Это был наш последний теплый разговор перед сном, прежде чем я снова вспомнила, что такое бежать без оглядки. Утром следующего дня нас разбудил грохот в дверь. Прежде чем Сецуне открыть ее, я спряталась, принимая полную боевую готовность. Хотару спрятана и заперта в комнате. Все должно обойтись, но стоило лишь открыть Сецуне эту чертову дверь, как ее без слов пронзает клинок. Его острие выходит из ее спины, и я вспоминаю, как сюрикены вылетали из спины моей мамы. Мной овладевает гнев прошлого и настоящего одновременно. Я ногой сношу дверь с петель, она падает прямо на убийцу. Дверь была тяжелой, железной, припечатало его так, что если не насмерть, то этот урод явно на свои две ноги уже не поднимется.       Следом заходят еще двое. Девушка и парень. Блондин и брюнетка. Приспешники Кайо. На их запястьях повязаны платки цвета морской волны.       — Сделаешь еще шаг и ляля будет собирать твои кишки — подношу острие клинка между лицами двух моих «дорогих» гостей, и они послушно остановились на входе.       — Покажи свою девчонку. — спокойно ко мне обращается блондин. Наверняка считает меня полной дурой, раз додумался сказать мне эту банальную фразу. Только через мой труп они увидят ее.       — Твоя шавка прикончила мою сестру, смеешь со мной дипломатию вести? Не с того ты, фраер, начал. — резко перевожу острие на брюнетку. — А давай ты ляле кишки соберешь? Я за честность. Ты мою сестру забрал, я твою шалаву. — перевожу взгляд на девчонку — Или ляля против? — провожу острым кончиком прямо возле тонкой кожи ее шеи. Девка шипит и смело бьет ладонью по клинку, заставляя меня убрать, но я лишь занесла его ближе к ее лицу.       –Валите отсюда.       — Слушай, девочка, я вижу, ты сильная, смелая, просто покажи нам свою младшую сестричку, а мы вас примем в наш клан.       — Лучше сдохну! — выкрикиваю в ответ, и он резко достает свой клинок, начиная со мной бой. Громкие удары сталь о сталь, звон в ушах. Острие его клинка слабо рассекает кожу моего плеча, я использую этот момент, отступив. Отвлекающий маневр сработал, но ненадолго. Хотару нашла эта чертова брюнетка. Я, резко и неожиданно для блондина, раню его ногу. Не рассчитала силу, слишком сильно, ходить ему теперь долго не придется. Он падает и орет от невыносимой боли, а я бегу спасать свою малышку.       — Нашла! Это она! Жедеит! — вопит эта тупая брюнетка.       Сейчас я порадовалась слепоте Хотару. Рада, что она не увидела, как с плеч этой красотки слетела башка, как только я влетела в комнату и ударила мечом ей по шее. Хотару вся зеленеет, как только чувствует запах свежей крови, а в купе с паникой она готова свалиться в обморок.       — Хотару! Скорее! — я не даю ей потерять сознание, хватая и утягивая за собой, несясь прочь, как можно дальше.       В тот миг мне показалось, что я в считанные секунды преодолела эти чертовы сто этажей. Мы буквально летели сквозь пролеты и буквально за минуту оказались на парковке. Нахожу свою «Джен» и под мотоциклетный рев мы скрываемся с места.       Прости меня, Сецуна.       Я оставила твое бездыханное тело лежать на пороге.       Я даже не смогу похоронить тебя достойно, как ты этого заслуживаешь.       Молю тебя, прости.       Обещаю, твоя смерть не будет забыта, как смерти наших родителей.       Мы едем. Мы так долго едем. Я сбилась со счета времени, но думаю, что было уже около полуночи. Вокруг темнота и необъятные, засушенные от жары, поля. Мы решили остановиться и отдохнуть. Тогда, взглянув в глаза маленькой Ру, я впервые увидела, как ее глаза мигают. Это было очень странно, даже невероятно. Черные очи, как лампочкой, подсвечивались синим неоном, и так каждые десять минут. Неужели она и есть обладательница невероятной силы?       — Ру, ты все еще ничего не видишь?       — Нет. Ну…нет. Вижу. Вспышками. Картинка появляется, но сразу потухает. Меня это пугает, Хару. Что теперь со мной будет?       — Ничего. Хорошо все будет. Ты главное не бойся. — я обессилено сваливаюсь в травяной сноп и закрываю глаза. Неужели опять? Вновь гонки? Десять лет мы жили затворничеством и все ради чего? Если смерть нам предопределена, то почему судьба испытывает нас? Почему именно нам выпала такая жестокая и мучительная доля? Невыносимо переживать происходящее, видеть, как рассыпаются, будто бисер, жизни людей, видеть смерти близких. Лучше бы мы умерли сразу.       — И давно это у тебя?       — Нет. Да. Около года. — Хотару тихий и нерешительный маленький ребенок, несмотря на то, что ей шестнадцать, она светлое и безобидное существо. Робкая и слабая девочка. Не может быть, чтобы лицо разрушения выглядело так. Этого просто не может быть.       — Ты выяснила, как это проявляется?       — Когда мне страшно или я зла. Тогда.– она ложится рядом и прижимается к моему телу. Холодная до дрожи.       — Я же ведь с тобой, так что не бойся ничего. Даже, если вдруг меня не будет рядом, ты должна быть смелой и сильной.       — Хару, я есть хочу.       — Утром найду тебе кролика какого-нибудь. Потерпи. Давай, я только немного посплю? — вытаскиваю из ножны свое холодное оружие и вкладываю в руки Ру. — Раз спать не хочешь, тогда бди. Почувствуешь опасность, начинай размахивать мечом и орать. Не бойся меня задеть. Не заденешь. Ясно?       — Ясно.       — И отсчитай шестьдесят минут. Мне нужен всего час, потом продолжим ехать, нам не стоит оставаться на долго в одной точке. — сестра ничего мне не отвечает, поэтому я пытаюсь немного подремать и у меня практически это получилось, пока Ру не пихнула меня в бок локтем.       — Хару? — шепчет она.       — Мм?       — Спишь?       — Нет.       — А ты когда-нибудь влюблялась? Ты же уже такая взрослая. Тебе же уже двадцать восемь…       — Мне некогда влюбляться. Зачем ты вообще спрашиваешь?       — Мне так интересно, как это, когда тебя любят и ты тоже любишь.       — А ты не знаешь?       — Откуда же мне знать. Мне же только шестнадцать, и я всю сознательную жизнь провела за книжками, с тобой и Сецуной.       — Ру, ты еще совсем ребенок. Я тебя люблю, а ты меня, Сецуна нас любила, а мы любим ее, несмотря на то, что ее больше с нами нет. Она навсегда останется в наших сердцах и мыслях. Все же просто.       — Нет, я не об этом. Я про любовь!       — Это розовые сопли. Благодари небо за то, что ты не видишь всей грязи, что происходит вокруг.       — Зря ты так. Я бы хотела влюбиться. Помнишь, мы читали «Ромео и Джульетту»? Какие же прекрасные чувства между ними, они же надышаться друг другом не могут! А как они несчастны из-за вражды своих семей! Они любят так, что жертвуют собой! Это ведь даже не просто влюбленность! Это лю…– она восторженно тараторит и меня не хватает. Строго шиплю на нее.       — Хо-та-ру. Я сплю!       — Прости. Один, два, три…– она начинает отсчитывать секунды от шестидесяти минут.       — Про себя.       — Извини.       Последний раз я так проваливалась в сон, после погони с Сецуной. Десять лет назад. Мне снится прекрасный сон. Абсолютная утопия. Прекрасная. Все вокруг было слишком светлым, добрым, не было не грамма боли и страданий, в котором я варюсь сейчас. Голубое небо, яркое солнце. Я подхожу к окну и вижу чудо. Десятки сакур цветет прямо перед моими глазами. Вокруг них бегают дети, веселятся, кричат. Мимо проходят влюбленные, воодушевленные друг другом. Я, глядя на это, невольно улыбаюсь и искренне верю в то, что моя реальность — сон. Чувствую, как чья–то рука ложится мне на талию, прижимая мое тело к своему. Такому твердому, горячему. Я в безопасности. Мое напряжение терпит фиаско. Я таю в объятиях. Хочу повернуться, но не успеваю. Чувствую, как кто-то снова тычет мне рукой в бок.       — Хару? Хару!       — А? Что? — резко распахиваю глаза. Ничего не изменилось, мой кошмар — это реальность, а сон — мечта. Серое небо начинает светлеть, но оно не становится ясным. Просто светло–серое с мрачными облаками, которые вот–вот прольют дождь.       — Час прошел. — это всего лишь моя маленькая сестренка — Ты обещала покормить меня.       Мы поднимаемся и снова в путь. Не можем даже остановиться где–то, теперь, когда враг этого мира, мой личный враг, я не имею права отдать последний шанс на спасение так просто. Я не сдамся.       Поля бесконечны, сколько бы мы не ехали, эта чертова сухая трава не заканчивается.       По дороге меня охватывает паранойя. Какой-то парень едет прямо за нами уже несколько часов. Я, пропускаю его вперед, и сама останавливаюсь у обочины. Это уже похоже на сумасшествие. Я вижу опасность в каждом, но на этот раз опасность миновала. Мотоцикл проезжает мимо нас.       — Слезай. Я спрячу тебя в траве, а сама найду кого-нибудь на перекус. — вытаскиваю из закрепленной на бедре кобуры тт-шку — Только тихо сиди.       — Хорошо.       Охота не удалась. Откуда на сухой до треска почве поля может водиться живность? Единственная дикая курица и то сбежала, но я поймала кролика и нашла яблоню с кислыми яблоками. Вряд ли Хотару будет есть кролика, убивать его было бессмысленно, да и яблоки были такие себе, но лучше, чем ничего.       — Хотару! Я принесла тебе подарок, вытяни руки! — я присаживаюсь перед ней держа кролика в руках, а она несмело вытягивает руки и касается ладошками мягкой пушистой шерсти милого животного.       — Такой теплый! — она вся восторгается и улыбается во весь рот. Сейчас мне так обидно, что она не может увидеть таких обычных, но прекрасных моментов своей жизни.       — Это кролик, он очень милый, но трусливый. Держи его крепко, а то он сбежит. — сестра забирает из моих рук кролика и сажает себе на колени, начиная гладить. Она его совсем не крепко держит, он даже не пытается вырваться из ее рук, его носик не дергается от страха, как дергался в тот момент, когда мне удалось его поймать. Зверек чувствует себя в безопасности рядом с ней. Это было странно. Может быть все-таки Хотару была обладательницей совсем не разрушения, а чего-то другого?       Пока я искала кролика, то неожиданно для себя, встретила своего давнего друга. Тайки был очень странным человеком, спокойным, умным, я раньше всегда заставала его за чтением книг, как и сейчас. Сидя на огромном пустыре он читал, и даже не шелохнулся, когда я набросилась на него сзади и потрепала за волосы.       — Грубиянка? Это ты? Не верю глазам…– тепло сказал он мне, когда свалил меня со спины и развернувшись увидел меня, только вот уже валяющуюся перед его ногами.       — Помоги же встать! — я протянула руки, и он поднял меня.       — Как ты тут оказалась?       — Мы с Хотару бежим от преследователей Кайо, малышку хотят убить…а ты? Ты как здесь оказался?       — Я решил немного абстрагироваться от реальности, наслаждаюсь красотой и чтением книг.       — Красотой? — я оглядела тот вид, которым он наслаждался. Красивого мало: небо серое, будто на каждом углу заводы выбрасывают в атмосферу дымовые отходы, осевшая пыль покрывает любую водяную поверхность мутной пленкой, высохшие деревья, пожухшая выгоревшая трава, запах гари. Жалкое зрелище.       — Я представляю это место в первозданном виде и наслаждаюсь этим. Куда вы сейчас?       — Не знаю, Ру уже совсем слабеет, нам нужен хотя бы нормальный сон.       — В нескольких километрах отсюда есть гостиница, там, конечно, не люкс, но переспать ночь вполне сносно. Будь осторожна, чтобы не поймали вас и, если что-то нужно — звони, номер не изменился.       — Спасибо, Тай! — улыбаюсь ему — Мы уже оторвались, надеюсь, что они ищут нас в другой части города.       — Все равно, грубиянка, ты иногда привлекаешь много внимания. Береги себя.       — Ты тоже, тоже береги себя. Помнишь, ты должен мне банку колы? — это была история еще из доброго и беззаботного времени. Я уже даже не помню основу спора, но я одержала победу и Тайки остался должен мне банку колы. Это было глупо, но я каждую встречу напоминаю ему про должок — Мне пора, тоже береги себя! — хлопаю его по плечу и тороплюсь обратно к Хотару.       — Куплю тебе ее, когда будешь цела и невредима! — кричит он мне в спину.       Мы вновь продолжаем наш бесконечный бег. Снова едем в неизвестность. Наконец начинается более живая трасса. Останавливаемся около придорожной гостиницы, о которой сказал нам Тайки. Денег совсем немного, но думаю на ночь и один сэндвич для Ру вполне хватит.       — Ты наверно устала, пару часов поспишь и опять поедем. — я обнимаю сестру за плечи и веду ко входу в гостиницу, но перед нашим носом резко тормозит кабриолет цвета морской волны. Машина заполнена бойцовскими псами, которые верно охраняют сидящую по середине главу клана.       Мичиру Кайо.       Стоило лишь ей сказать тихое «фас», как эти амбалы окружают нас.       — Хотару, держи меня крепок за руку — сжимаю руку сестры, закрываю ее за своей спиной. Другая рука, держа клинок, уже готова к бою. Глухой стук железа о железо. Я порубила троих. Передо мной еще шестеро. Я бегу куда–то, Хотару не успевает за мной. Наши руки расцепляются, и сестра падает. Я отвлечена боем, но лишь услыхав ее крик о помощи, протыкаю очередного урода перед собой. Хотару висела на плече одного из бешеных псов Кайо и изо всех сил трепыхалась и колотила этого ублюдка.       — Хотару! — кричу и хочу бежать за ней, вырваться не удается. Удар, еще один, следующий. Я слабая. Падаю на землю, ноги больно бьют по ребрам, захлебываюсь собственной кровью. Следующий шаг должен стать для меня приговором. В мой живот втыкают клинок и эта боль ни с чем несравнима. Горячая, обжигающая, будто я упала в кратер и горю в лаве. Даже сил кричать от боли у меня нет. Последнее, что я слышу — это крики Хотару и рев мотора тачки Кайо. Дальше проваливаюсь. Земля подо мной становится обрывом, и я лечу куда–то вниз. Прости меня, Хотару, я не смогла защитить тебя. Прости меня, Сецуна, я не смогла нести на себе ответственность.