"Неизвестно" - III

— Ожидайте. Снова оказавшись в больнице, я даже не удивился. В конце концов, личное знакомство со Смертью предполагает или сумасшествие, или слабое здоровье…по крайней мере, так кажется смертным. В этот раз лишних вопросов нам не задавали: только уточнили у пациента, ждет ли он кого-то. Тот — ждал. Когда некая процедура подошла к концу, я прошел в палату, но нерешительно застыл на пороге. Обычная палата, разделенная на три части шторами — когда-то и я лежал в такой — но, остановился я не из-за этого: пациент, куда моложе, чем я ожидал, вряд ли был способен ответить на мои вопросы. Из его горла торчала трубка. Он поздоровался со мной, одними лишь движениями тонкого рта. Марк, выглянувший из-за моего плеча, хмыкнул: — Что, испугался? Я умею читать по губам. Проходи давай… Так, уже второй раз мы прошли к свидетелю вместе. Да и черт с ним. Мы расселись на стулья: Марк напротив, чтобы улавливать движения губ, я — ближе и сбоку, чтобы пациент меня слышал, не напрягая слух. Что у него за болезнь и болезнь ли — мне было неизвестно. Однако человек этот умирал и чтобы это понять не надо было знать Смерть лично. Кажется, он и сам об этом знал: у него было лицо человека, который смирился то ли со скорым уходом, то ли с тем фактом, что уход этот неотвратим. Глаза его было спокойны, а лицо безмятежно в своей безысходности. — «Вы пришли по поводу ложной памяти?» — Да. Можете рассказать подробности? — «Точно не помню, что уже писал, а что нет» — Марк говорил синхронно с незнакомцем, и поэтому его слова и голос древнего сливались воедино. — «Тогда я возвращался с работы и по пути случайно свернул в незнакомый переулок — перешеек между домами. За ним оказался незнакомый двор. Низкие дома с потертыми стенами не сразу выдали своё отличие: дома и дома, вроде «сталинок», поэтому несмотря на легкое недоумение, я решил пройти дальше. А уже там ноги сами вывели меня к дверям незнакомой квартиры, а рука сама собой постучала в дверь. Мне открыл человек — почему-то сразу захотелось назвать его трубочистом. Наверное, виной всему был костюм: старомодный и оттого немного нелепый. Пиджак, воротник-стойка, туфли с квадратными носами…ко всему прочему вся одежда была черной, даже рубашка, чего я никогда не встречал. Да и человек этот отличался значительным ростом и худобой — сплошной силуэт, как фигурка из сказок Андерсона… Впрочем, что это я, лицо его как раз таки было белым, как и руки. Глупая ассоциация, не знаю, зачем о ней сказал. Он ждал меня, и я прошел внутрь. В этой квартире было холодно и я спросил его, почему он не растопит камин. Человек ответил, пожав плечами, что у него никак не дойдут руки его настроить.» На этом месте я жестом попросил пациента умолкнуть, а сам бросил неодобрительный взгляд на бессмертного. — Что? — «Настроить»? Камин? — Никакое другое слово туда бы не влезло. Пациент усмехнулся и, тронув мою ладонь сухими пальцами, кивнул. — «Тот человек работал настройщиком каминов. Не спрашивайте, откуда я это знал и что это значит, всё равно не отвечу. В той квартире тоже был камин: мы сели возле него в гостиной; в камине не было дров — только что-то блестело на задней стенке и за решеткой стояли два декоративных кубка. Он спросил, почему мы не виделись так давно. Я ответил, что женился. Больше он вопросов не задавал. Мы еще о чем-то говорили, по мелочи: я просил его по старой памяти посмотреть мой камин, он не возражал, отметив, что скоро ночь Смерти Божьей, а в такой праздник в каждом доме должно быть тепло. При этом он посмотрел в камин и на мгновение в закопченной железной пластине отразились его светлые глаза: то ли серые, то ли синие. Потом я спросил, где его собака» — И что он ответил? — «Что собака осталась в родительском доме. Затем, когда темы закончились, тот тронул себя за кончик носа и сказал что, вероятно, я весь продрог и мне пора идти. Просил передать привет жене. На этом мы и расстались: я снова вышел во двор, потерялся между домов, но вышел, как ни странно, на знакомый мне путь. Долго никому не рассказывал, а потом не выдержал и рассказал всем» Вечерело. Медленно и розово подступал закат: мир казался настолько юным, что даже куда более северный Псков уже не выглядел таким серым. Машину мы оставили на парковке за территорией больницы, до неё шли пешком. И даже Марк унял на несколько мгновений свою торгашескую суетливость, будто нежность неба коснулась и его лба. Даже несмотря на то, что головы он не поднимал, прячась в бесконечно измятых складках моей куртки. — То, о чем он говорил, — начал он, перебирая слова во рту, будто четки, — напоминало викторианскую Англию. Бедные потертые дома, воротник-стойка… — Почему именно Англию? — Не знаю, что видел в голове ты во время его рассказа, но мне виделась именно она, — древний глубоко вдохнул, будто пытаясь достать что-то со дна реберной клети. — Чужие мысли легко врезаются в сознание, когда живешь так долго. — Телепатия? — Жизненный опыт. — В таком случае…опять Англия. Как и в первом рассказе. — Я клонил не к этому. Ты вот к слову про настройку прицепился, а судя по описанию, это был не совсем нормальный камин. Без дров, зато с металлической пластиной на задней стенке и кубками перед ней. Очень уж напоминает одну теорию на тему энергетики. Не слышал? — Сомневаюсь. — В общем, в ней в том числе на примере каминов рассматривали явление «атмосферного электричества». Мол, мы не так воспринимаем многие строения и артефакты из прошлого, и раньше люди были куда более развиты технически. Они добывали электроэнергию прямо из атмосферы. В частности, кубки у решетки камина концентрировали электричество и направляли на пластину, которая под этим воздействием нагревалась и тем самым излучала тепло внутрь дома. Корявенько, но я не электрик и уж тем более не физик. Зато! Я жил в викторианской Англии, если ты не в курсе. И вся эта теория — полнейший бред. Во дворцах камины были большими и бесполезными, потому что сами дворцы были большими и бесполезными, а в каминах действительно жгли дрова. А до этого вообще использовали открытые очаги, из которых весь дым не то что «почти» не шел в дымоход — он вообще никуда не шел, и всё что можно было сделать — это привыкнуть к постоянным слезам в глазах. — Хорошо. И при чем здесь тогда слова свидетеля? — Понимаешь, в нашей версии Мира оно, может, так и есть. Но Рипер ведь и нет в Мире… — …равно как и в его альтернативных ветвях. Они ведь тоже обозримы. — А что если речь не об альтернативе, а об предшественнике? О Мире, которого не стало, мире, который стерли, перешили настолько, что все нити, что могли к нему привести, спутались в узел? Что если Рипер…оттуда? Когда я обернулся, оказалось, что Марк отстал. Он стоял на месте с запрокинутой головой, и смотрел в небо — красное от закатного солнца; по его впалым щекам ползли слёзы. Он не плакал, конечно, просто свет — даже такой, умирающий — жег глаза бессмертного, как дым. Наверное, так же когда-то слезились эти глаза возле открытых очагов, о которых он говорил. И так же горело пламя где-то там, впереди. — Марк? Ты идешь? — Да, — он опустил голову. — Ты вообще меня слушал? — Конечно. Только какое это имеет значение? — Тебе разве не интересно во всём разобраться? — Нет, не интересно. Это ты с ним сводишь счеты, ищешь встречи и ответов. А я просто бегу. Машина на стоянке выделялась ярким и нелепым оранжевым пятном. Огромная территория областной больницы наконец-то закончилась, однако её гротескное серое здание всё еще виднелось между жиденькими деревьями и дорожными знаками. Бессмертный оперся на капот и, погодя, щелкнул своей серебряной зажигалкой, взяв сигарету в зубы. — …к тому же, фраза про ночь Смерти Божьей была намного любопытнее. — Чем? — с его губ сорвался обидный смешок. — Если ты меня и вправду слушал, — тут Марк отер тыльной стороной ладони лицо, убирая остатки непрошенной влаги, — то должен бы понять, что предыдущий мир был превосходен в своих технологиях. Они ведь не только электричество раньше открыли, но и её красивую подружку. Что уже об остальном говорить… Вот и скажи, зачем таким людям Бог? — Всё по Ницше…«Бог умер» От того и Смерть Божья… -Ну, Ницше у них вряд ли существовал, но мысль ты вроде уловил правильно. — Раз они были такими развитыми — почему их стёрли?.. — А говорил — не интересно, — древний оскалился и открыл передо мной пассажирскую дверь — рывком. — Садитесь, Фоукс, и читайте следующий адрес. Можно даже вслух. Я в последний раз посмотрел на закатное небо, но солнце, увы, уже скрылось где-то за необъятным серым зданием.