Глава пятая. Пёс.
11 апреля 2019 г. в 01:41
Второй адрес оказался ложным. По началу, еще только войдя в квартиру, я был убежден, что здесь ситуация будет схожа: захламленная сталинка с образцово-чистой кухней, запах кошек и мисочки в углу; от потрепанной женщины лет 50-ти приятно пахло мятой. Я не сразу понял, что это запах Корвалола. Она рассказывала что-то об инопланетянах. В тексте на форуме меня сбило с толку описание: таинственный незнакомец и вправду напоминал старину Рипса. Но больше ни-че-го. Вычеркивая фамилию в блокноте, я осознавал, что был готов к этому. В конце концов, не всё то, что выглядит знакомым на странице сайта, не окажется бредом на практике.
К слову, о бреде: под третьей поисковой строкой таился сумасшедший дом.
— Ты всерьез рассчитываешь услышать там что-то внятное?
— Случаи, когда в психушку прятали людей, которые всего лишь знали правду, в истории не редкость.
— Знаю, бывал.
— В психушке?
— В истории.
— Ну, разумеется…
— Хотя в психушке тоже. Несмотря на твой пессимизм, психи там тоже встречаются.
— А ты там когда «бывал»?
— В те времена, когда женская истерия еще считалась серьезной болезнью.
Я многозначительно промолчал.
Лечебница была закрытой территорией, с большим двором и стальной оградой, за которыми само здание казалось блеклым и совершенно невзрачным. Терялось, как отштукатуренная стена, на которой висит картина абстракциониста.
Марк что-то наговорил в приёмной: бабка-вахтёрша ему не сильно поверила и очень неприязненно щурила на нас глаза, набирая номер нужного кабинета. Однако голос на том конце провода отозвался вполне приветливо, и нас впустили внутрь. Проводить к врачу нас вызвалась одна из нянюшек.
— А что у него? — древний с любопытством поглядывал то в приоткрытые двери палат, то на нянюшку — пухлую и совершенно несимпатичную женщину лет пятидесяти, по-утиному перекатывающуюся при ходьбе.
— У нашего пациента? Вроде раздвоение личности.
Древний присвистнул. Нянюшка обернулась:
— Молодой человек, это всё-таки больница…
— Скорбный дом. Знаем-знаем. Простите.
Нянюшка поджала губы, но больше ничего не сказала, продолжив путь.
— А чем отличается раздвоение личности от шизофрении? — спросил он тише, чтобы белый халат впереди нас не расслышал.
— Тебе грубо говоря?
— Чем грубее — тем лучше. А то у меня что-то шрамы ноют, — он повел плечом, пытаясь воротником почесать шею. — Зар-раза…
От машины до ворот больницы тоже пришлось перебегать — ночной визит мог не удастся, да и ждать темноты у нас не было времени. К счастью, листва на кронах здесь была достаточно густой, чтобы давать пускай и пятнистую, но всё-таки тень.
— Часто, шизофрения — это две и более души в одном теле. Неудивительно, что «шизу» нередко принимают за одержание или бесовство, Хотя обе души могут быть самыми обычными, людскими…
— Ты вот сейчас это рассказываешь, и у меня такое чувство будто я снова сижу на лекции с чернильницей, пером и трижды исписанным пергаментом…
— Ладно-ладно. С шизофренией всё ясно. А раздвоение личности — это когда душа расщепляется. Иногда временно, иногда…
Марк хмыкнул.
О чем шла речь в кабинете я уже не помнил. Смотрел на главврача — низенького, полноватого мужчину с большим носом и маленькими глазами, — иногда на бессмертного. Тот, кажется, доктора тоже не слушал, но старательно делал вид, что это не так.
— Нам нужен личный визит, чтобы убедится в ваших словах. Вы же это понимаете?
Главврач замялся:
— Знаете, это может быть довольно опасно.
— Опасно?
— Да, — он встал и начал беспокойно похаживать у себя за столом, разминая пальцы и пухлые ладони. — Непростой пациент. Содержится в отдельной палате, всё еще, не смотря на попытки внедрить его в социальную среду… Держится до первой крови.
— Даже так?
— Да…да. Вы уверены в своей просьбе?
Марк оскалился, демонстрируя, что и сам не дурак пустить кровь.
— Ведите, Геннадий.
В этой части страны было еще тепло, хотя типично-сентябрьская жара уже отступила. По дороге главврач заметил, что это хорошо: жара и томные, летние ночи тревожили многих больных. Не говоря уже о майских грозах, и о, как прекрасно, что пора эта осталась позади.
Но тут дверь за нами закрылась и тихое: «я подожду вас в коридоре» мы благополучно пропустили мимо ушей.
Разумеется, это была не простая палата, а палата «за стеклом», к тому же с мягкими стенами. Ни нас к нему, ни его к нам не пустили бы. А он, тем временем, уже ждал там, в глубине светлого помещения. Удивительно собранный и спокойный. Марк толкнул меня в плечо, указывая на пару стульев в углу. Мы расселись. Бессмертный обещал помалкивать и только слушать.
В стекле нашлись отверстия для связи. Человек за стеклом спросил:
— Что вы хотите спросить?
— Здравствуйте, — всё-таки поздоровался я. — В вашем досье помимо всего прочего были указаны ложные воспоминания и бредовые фантазии.
— Правильно сказал: «помимо всего прочего». В моём досье вообще много чего имеется.
— Нас интересует только это. Пожалуйста, расскажите, что вы помните.
Марк, листая папку пациента, добавил:
— Рассказывай ты, Упырь.
Я резко повернулся к древнему, собираясь уточнить какого он вообще несет, однако «Упырь» улыбнулся, исказив этим всё лицо разом.
Сначала показалось, что у «упыря» действительно есть клыки, но, присмотревшись, я понял, что всё намного проще: у него не было передних зубов. Улыбка с его рта сползала медленно, будто тяжелый театральный занавес опустился на затихшую сцену. Но теперь стало заметно, что лицо и раньше было не совсем нормальным: иллюзия спокойствия спала.
— Я был псом. Его псом.
«Его?» почти спросил древний, но я наступил ему на ногу, призывая заткнуться. Упырь прекрасно понимал, о ком говорит. Как, по всей видимости, и то, кем были мы и зачем на самом деле пришли.
— Он был неласков со мной. Но и жестокость была не в его правилах. Хозяин был совсем молод и я знал его еще сопливым мальчишкой. Он не был красив, не был приветлив. Редко смеялся и плакал вместе с людьми. И всегда как будто был от всего и всех отрешен, наблюдая со стороны. Это всё.
— Постой…как ты умер?
— Я не умирал.
— Как это?
Упырь снова улыбнулся, приоткрыв занавес, и тут же декорация сменилась. За стеклом сидел бледный и слегка испуганный парень с длинным лицом, похожим на морду борзой.
Мы попрощались вполголоса и вышли в главврачу. Там же распрощались и с ним: желания объяснять, о чем был разговор и зачем, у меня не нашлось.
— Пёс, значит…- древний цокнул языком.
В коридоре на мгновение мелькнули ядовито-зеленые волосы, пахнуло химией, но обернувшись на это присутствие я придержал древнего за грудь. Слишком рано. Присутствие истаяло где-то за светлым окном и мы пошли по бесконечным коридорам к выходу. Казалось, это здание и состоит сплошь из одних коридоров…
— Как кличку-то узнал?
— В деле был листок с заметками-наблюдениями. Исписанный от руки.
— Чудно. Скажем спасибо неизвестному писарю.
— Отвратительный мелкий почерк, между прочим, благодарить особо не за что… Ты ведь думаешь о последнем вопросе, верно?
— Да. И думать предпочитаю в одиночестве.
— Понял.
В машине медленно поднималось над ковриками душное исступление.