"Неизвестно" - III

На междугородней трассе особенно бросались в глаза названия придорожных пивнушек: исполненные пафоса, нарочито исторические и потому нелепые. Тот же «Колизей» надолго засел у меня в памяти, впрочем как и осознание того, что именно «Колизей» был не самым оригинальным вариантом. Этот факт я обдумывал, когда до второго адреса осталась треть пути и машина заглохла. Судя по показателям на приборной панели, у нас закончился бензин. — Да где ты её достал?! — Какая разница? — Ладно, — я сделал глубокий вдох и в очередной раз толкнул машину; она медленно, будто делая мне огромное одолжение, продвинулась вперед примерно на метр. Марк сидел на водительском кресле, утонув в нём по макушку: солнце пока только кренилось к закату и его низкие лучи били прямо в лицо. — Плевать. Но почему ты её не заправил по-человечески?! — У меня было два часа, чтобы найти машину. Извини уж, заправки по пути не нашлось! Злость заклокотала в глотке, но наружу так и не вырвалась. Вопрос был в том, когда ТЕПЕРЬ нам встретится заправка. Впереди замаячили приземистые строения, но опознать их с такого расстояния, еще и против солнца, было невозможно. Спустя пять метров я снова застыл, вглядываясь в угольные силуэты на фоне неба и выравнивая дыхание. — Я не дотащу эту байду до города в гордом одиночестве. Максимум до тех сараев. — Один не дотащишь. Но после заката я присоединюсь к этой трудовой повинности… — Спасибо, конечно. Думаешь, до рассвета успеем? — А черт его знает… — Так. До сараев. Если повезет — там заправка, если нет — пив-бар. — Угу. Или клоповник, который здесь принято называть «придорожной гостиницей». Даже не знаю, что хуже… Одним из «сараев» и оказался «Колизей», с яркими синими буквами на вывеске. Потасканный ларек со следами подошв на стенах и подозрительно влажным пятном на мышастом боку, теснился рядом с другими — но уже заколоченными, то ли насовсем, то ли просто по графику. Дверь в ларёк была открыта и за край её то и дело вылетала чья-то рука и порою лицо — посетителя шатало; видимо, задымленный воздух у трассы не сильно ему помогал. Где-то между ларьками затесался и указатель на «клоповник» с нереалистичной фотографией чистенького номера под зазывной надписью. Названия я не запомнил. Марк долго мерял этот утопический вид взглядом, полным скепсиса. Сжимал и разжимал пальцы на руле. А потом коротко бросил: — Куртку дай. — Что? — Куртку свою, балда. Солнце еще не зашло. — Ты уверен, что это хорошая идея? В смысле…я ведь уже не исполнитель. — Лучше, чем ничего. Надену капюшон и буду читать Pater про себя. Если вспомню… Сняв куртку я понял, что так и не зашил карман. Древний вылез из своей кожанки, как змея из старой шкуры. Мы обменялись. Не говоря ни слова, он дернул ручку двери на себя и вышел, кажется, прямо в желтое небо, быстро зашагав в сторону указателя и дальше, по направлению стрелки. На мгновение мне показалось, что на плечах у древнего необъятный плащ, темнее самой ночи. Но вот, он обернулся, махнул головой, подгоняя меня, и наваждение исчезло. У входа в гостиницу куртка всё-таки задымилась. Внутрь бессмертный влетел с оглушительным грохотом и лязгом. Там он, как ни в чем не бывало, похлопал по особо дымным участкам и оперся на стойку администратора. Густо и неумело накрашенная девушка у стойки озадаченно нахмурила брови, не особо понимая, как ей на это реагировать. Нам он взял одноместный номер. Поскольку денег в моих руках не бывало уже несколько лет к ряду, возражать я не стал. — Точно не будешь спать? Древний повесил куртку на спинку стула и в выражении его опущенных глаз при этом читалась неясная мне тоска. Он качнул головой: — Ночь. Не спится. — Ты всё-таки весь день за рулем. И завтра — тоже. Кто знает, когда выпадет шанс отоспаться в следующий раз. — Чья бы корова мычала… Ты-то в любой момент можешь перелезть на заднее сидение и дрыхнуть без задних ног. Исполнитель Фоукс… Он вздохнул, отошел к окну: вида там не было, слишком уж пыльные стекла. На подоконнике кверху лапами доживала муха. Марк аккуратно сдул её в угол, и сел, облокотившись на стену. — Как-нибудь на дороге отключусь. — Вместе с машиной? — Не драматизируй. Свет в комнате был тусклым, гаденьким, как прогорклое масло. Марк, щурясь, косился в слепые стекла. Я оглянулся на постель, мной же застеленную какими-то детскими простынями в зайчат и цветочки, в попытке понять: хочется ли мне на такую кровать ложится раздетым или нет. Вывод напрашивался сам собой. По щелчку пальцев свет в номере погас: остались только длинные оконные следы на полу и стенах, да силуэт бессмертного на их фоне. Он добавил вполголоса: — Не переживай: однажды я научился не спать неделями. И не есть тоже. — Годы практики? — Скорее удачное знакомство. Если это можно так назвать… — Рипер? — В том числе. Послышался треск — звук сдираемого лейкопластыря: силуэт у окна стягивал кожу с шеи, большими эластичными лоскутами, бескровно. Комкал и бросал на подоконник. Под этой, верхней кожей, пряталась настоящая, покрытая густой паутиной шрамов. Особенно плечи и глотка: на ней характерные оттиски челюстей — серебристые полумесяцы — заблестели в свете голубого уличного фонаря. Марк ругнулся: — А, черт, банку дома забыл…надо будет раздобыть где-то шарф. — Где ты вообще берешь такой грим? — Говорил же…свои источники. Тебе это ни к чему. — Столько возни… Древний оскалился, почесал наиболее страшный шрам — у основания шеи: там, казалось, не хватало плоти — часть её просто выдрали с мясом; странно, что какой-то грим вообще был способен скрыть подобное. — Не люблю лишние вопросы. Круглый год под одеждой прятаться не станешь, а эта штука даже под водой держится. Только облазит, зараза, каждые три дня. Ты спать собираешься или как? Я понял, что всё еще сижу на краю кровати. Сердце билось грузно и неприятно, но как это и бывает в самый последний момент — сон передумал. Снова глянул в окно — туда же смотрел и он, долго, не мигая. Фонарный свет делал его глаза карими и полными. — В ту ночь было так же… — А? — В ночь, когда я впервые попал в Департамент, — Марк хмыкнул, достал из кармана джинсов сломанную сигарету, но в своей нежданной задумчивости так и остался сидеть с ней в руках, не зажигая и не доламывая. — Ночь, фонарный свет и осень. Тогда, правда, было холоднее. — Впервые…смерть? — Нет, — он покачал головой. — Я «умирал» много раз еще в Средние Века при…совсем других обстоятельствах. В тот вечер меня просто бросила женщина. -…очередная. Древний философски пожал плечами: — Смертная. Да и не в этом суть… Я был раздавлен и твой обожаемый босс соизволил заглянуть ко мне на огонек. Хотя тогда я даже не звал его. Немного поострил, посмеялся и позвал гулять по крышам аж до Эмпайр-стейт-билдинг. Так, забавы ради. Потом он дал мне плащ и мы встречали рассвет вместе. А потом… — бессмертный сделал паузу, на мгновение опустил глаза и наконец-то заметил, что всё еще держит в руках «сигу». — …словом, я отключился и проснулся уже в его кабинете. — …голым, в наручниках и с кляпом во рту. — Тьфу ты, Влад… Марк потянулся и снова встал: — Пойду, что ли, на промысел. — Куда? — Шарф добывать. Тряпка такая длинная, знаешь? — Добудь заодно еще и что-то съедобное. — Тебе? — Ну не тебе же. Бессмертный покачал головой. Верно, голод вернулся. И мы оба понимали, что вместе с ним возвращалась и моя быстротечная смертность. Странным образом я всё-таки уснул, несмотря на заунывное пение китов в желудочной полости и мысли, ушедшие куда-то не то в прошлое, не то в будущее. Первое фрагментарно выхватывало из памяти абрикосовое дерево во дворе; вечер в кругу семьи; почему-то привкус горячей, собственной крови на губах и раскаленные спицы — по одной — в ноздрях. В будущем мне виделись только две вещи: надежда и тьма. Обе были бездонны. Даже книга, прихваченная древним из машины, не уберегла меня от болезненного провала в царствие Морфея, где лоскутки памяти продолжали сменять друг друга, комкаться, и облетать. Верно, нет ни будущего, ни прошлого. Всё существует сейчас… Проснулся я оттого, что кто-то бросил мне в лицо мягкий предмет в целлофановом пакете: — Говорил, съедобного добыть, а сам заснул. Мог бы хоть дождаться! — Что это? — Булочка с маком. Можешь не благодарить. — И не думал…хотя, — желудок, стоило только понюхать бесцветную в полумраке сдобу, сразу возобновил свой душераздирающий реквием. — спасибо. — Да-да, в любом случае собирай свою тушу и иди в машину. Я узнал у мужиков где здесь заправка, и нам даже одолжили немного бензина, чтобы мы могли до неё дотащиться. «Мужик», который поделился с нами топливом, оказался тем самым болезненным силуэтом у двери «Колизея». Вид у него был уже по-свежее, а лицо оказалось мягким и даже по-своему добродушным. Поглядывая то на бессмертного, то на машину, он всё же спросил:  — А вы чего, заблудились, что ли? — Вроде того, — отозвался Марк, с удивительной как для человека с его навыками вождения сноровкой переливавший бензин из цистерны в бак, по шлангу. Иногда, правда, сплевывал горючую слюну на пыльную придорожную травку. — Товарищ один потерялся, всё никак найти не можем. — Это как так — потерялся? — Сами не знаем, — Марк выпрямился, передал полупустую цистерну обратно владельцу. — Хватились — а нет его, как сквозь землю… — Во дела, — мужик почесал лысеющий затылок. — И что, долго ищете? — Да второй город уже прочесываем… — Ну, а как он выглядит? Может помогу: я-то между городами туда-сюда постоянно мотаюсь. Где-то бы да увидел. Хлопнули дверцы. Я смял пакетик из-под булочки и сунул в карман. Мужик наклонился к окну со стороны водителя, к чуть опущенному стеклу. Собственный голос прозвучал непривычно: — Если пить не бросишь, Боря, то скоро увидишь. — Чего? — Высокий, говорит, — Марк взял его предплечье и доверительно заглянул в глаза. — Худой, как швабра, и волосы длинные такие, патлами, черные. Не видел случайно? Лицо добродушного Бориса расслабилось. — Не, не видел…такого бы точно запомнил. Но вам удачи, ребята! Товарищ — это вам не баран чихнул… — Ага. Он нам еще и здорово должен. Как его тут не найти… Когда мы отъехали достаточно далеко от нашего перевалочного пункта, желтые глаза на мгновение выхватили мой взгляд в зеркале заднего вида и древний заметил: — Обычно мне нравятся все эти смертельные штуки. Но на тебя это не похоже. Злой ты какой-то, Влад. — Поводов для злости предостаточно. — Брось, ты не из тех, кто будет просто злится. Ты у нас человек спокойный, взвешенный. И можешь даже не пытаться убедить меня в том, что до смерти был не таким: все эти шуточки и острые словечки свойственны как раз… — Знаю. Рипс всё это обожал, — машина подскочила на яме. — Тогда я просто голоден. Этот ответ тебя устроит? — Нет! У тебя была целая булка! — Ага, всухомятку. Без единого намека на кофе или кружку тёплого молока. — Я и не знал, что ты такой привередливый, — древний усмехнулся. — Будет тебе и булка и ваш этот гадостный кофе. — Осталось только дожить до этого. — Отставить, — потом, смягчившись, бессмертный добавил: — У тебя много травм было? — Несколько сломанных ребер, нога…возможно, пара шейных позвонков. А так же сильное сотрясение мозга которое, вероятно, меня и прикончило. — Значит, сначала начнешь хромать или харкать кровью. — Вот это перспективы!.. Спасибо, старик, воодушевил. — А может, и не будет ничего: мы раньше справимся. Можно сказать, спасем мир. И тебя заодно. Марк хотел сказать еще что-то, и лицо его снова обрело то странное, тоскливое и смятенное выражение, которое то и дело возникало у него последние несколько дней. Но промолчал.