Одержимый

Ондолемар любил строить планы, особенно если всё шло именно по ним. — Будет забавно — понаблюдать, как зверьё грызёт друг другу глотки! — Эленвен, проговорив это, откинулась на спинку стула. Кокетливо бы закинула ногу на ногу, но она не из тех, кто это делал. Коленки всегда вместе, ступни — параллельно одна другой. — Дракон и медведь? — Ондолемар взял бокал. — Не только, и ты знаешь, о чём я говорю. — Кто бы сомневался? Ондолемару хватило этих слов, чтобы понять, что делать дальше. Он поднёс бокал к губам и отпил. Дрянь. «Алто». Не лучшие времена переживает местное подразделение Талмора, раз все вынуждены согреваться распространённым, но не хорошим пойлом. Но иного нет, чтобы хоть немного прийти в себя, хватит и этого. У Анкано другие заботы, поэтому Ондолемар здесь, греется, сидя в кресле у камина, и потягивает вино. Или «заботы». Так точнее. В ту, последнюю, ночь не показалось, что Анкано медленно, но верно начала одолевать одержимость. Всё встало на свои места, когда вскрылось, что волшебники таки раскопали в Саартале магическую сферу. В янтарных глазах плескались бирюзовые огоньки, когда Анкано докладывал, насколько ценна находка, потому что псиджики объявились. Затихли на много лет, а тут на тебе. Он говорил порывисто, размахивал руками. Эленвен не заметила неладное (возможно, сделала вид), что прежде причёсанные серебристые волосы встрёпаны. Возможно, сочла небрежность издержкой дальней дороги. Как бы то ни было, она от Анкано была слишком далека, хотя, судя по недоброму прищуру, не поверила, что гонцы погибали по пути, поэтому не получила ни одного доклада, только кивнула в ответ на оправдания. Поверила? Могла, потому что ей не узнать, что Анкано целовал не с прежней страстью, но словно делал одолжение Ондолемару, как муж надоевшей жене. На другое тот не рассчитывал, хотя желал плотских утех, хотел зарыться пальцами в серебристые волосы и услышать: «Кое в чём твоё тело совершеннее моего. В физической силе». Не услышит. Услышит только, насколько важное открытие сделали маги, на которых плевать, если найденная в Саартале сфера подорвёт Коллегию. Хорошо бы это случилось сейчас, тогда одержимость ею пройдёт и к Анкано вернётся возможность здраво мыслить… — Дата переговоров назначена. Я её озвучила, — вывела из раздумий Эленвен. — Понаблюдаю лично — если, разумеется, меня не выставят из Высокого Хротгара — за тем, как медведь и дракон грызутся. Кто победит, неясно… — Но важно, что есть ещё один зверь, — Ондолемар улыбнулся и залпом, как это любил делать Анкано, осушил бокал, — засаженный на долгие годы в клетку, а потому — свирепый, жаждущий крови и плоти… Эленвен, по-прежнему глядя на огонь, улыбнулась: — Раз всё предельно ясно, действуйте, эмиссар! Ондолемар поднялся. Вино закончилось, а жаль. Он бы прогнал появившуюся во рту горечь. А ведь даже не заштормило, хотя выпито не так уж и мало. Слабое пойло не брало. Завтра предстояло отправиться в Маркарт. Всё складывалось как нельзя лучше: пока верхушки отвлечены переговорами, ярлы, в том числе и Игмунд, боятся собственных, придуманных ими же, нордами, легенд, Маданах сбежит из Сидны. И не просто сбежит, но одержимый желанием вернуть Предел своим сородичам-дикарям. Толчок ему нужен, потому что посулённая награда ой как велика. Хорошо, когда одержимость играет на руку. Чужая одержимость… Ондолемар, выйдя во двор, замер. Ночи здесь всегда холодные, даже выпитое вино не согрело. Снег забился под капюшон, заострённые кончики ушей успели замёрзнуть, пока он стоял и думал. Лечь надо, хоть немного отдохнуть: подняться придётся до рассвета. Но не хотелось, тянуло совсем в другие покои, хотя Ондолемар знал, что взгляд Анкано никогда не станет прежним. Не юнец он, чтобы надеяться… И всё же надежда тлела внутри, поэтому он двинулся. Кто-то из солдат-караульных сухо поприветствовал. Ондолемар, погружённый в мысли, не снизошёл до ответа и толкнул прочную деревянную дверь. Внутри гораздо теплее и светлее не только от света коптивших лампад, но и магического — простого заклинания, которое не смог бы сотворить разве что последний бездарь. Грохот золочёных сапог и негромкие разговоры нарушали тишину. В посольстве не спали. Даже не так: спать стали гораздо реже после переполоха во время недавнего званого вечера, когда один из гостей оказался шпионом, зашедшим слишком далеко и убившим Рулиндила. Не спали не потому, что Эленвен боялась повторения, но чтобы какому-нибудь отчаянному дураку не взбрело в голову, будто Талмор легко одурачить. Это не так. «Когда не знаешь, что делать, все средства хороши! — Эленвен не скорбела по Рулиндилу. Возможно, прятала чувства, но не ставила личное на верхнюю планку. Долг — вот что важно. — Ни в коем случае не собиралась жертвовать третьим эмиссаром. Издержки!» Ондолемар понимал её желание сделать вид, будто не заметила, что одно из приглашений — подделка, пусть и хорошая. Эленвен знала, кого позвала на вечер. Человеческие лица она легко запоминала, поэтому только сделала вид, будто рада увидеть «гостя», решила понаблюдать, насколько далеко тот зайдёт. Шпион зашёл слишком далеко, но ничего не поделать, потому что он уникален своей кровью — даром Ауриэля — и одержимостью спасти Скайрим, свою дикую холодную родину. Ондолемар, поняв, что мысли утекли не в то русло, остановился. Потому что зашёл не туда, куда изначально планировал. Отвлекаться на мелочи, особенно прошлые, недопустимо, тем более для него, второго эмиссара. Редко когда выпадала возможность приходить в эту комнатушку, однако дорога отложилась в памяти так, что ноги принесли сюда непроизвольно. Теперь придётся развернуться под взгляд часового… Ни для кого здесь не было тайной, кто с кем спит. Гнусные сплетни распускать могли только слуги, солдаты же делали вид, будто их это не касалось. «…пока личное не мешает делу», — не раз поясняла Эленвен свои отношения с Рулиндилом. Личное не мешалось с долгом. Спать можно с кем угодно, но помалкивать о собственном деле. Ондолемар помалкивал, Анкано — тоже. Одна постель — вот что их связывало. Дверь с лёгким скрипом — кто-то из нерадивых слуг не смазал петли — открылась. — Входи, — донеслось хрипловатое. Анкано развернулся спиной и отступил, чтобы его любовник мог пройти… …или чтобы не смог разглядеть бирюзовые блики в глазах. Ондолемар запер дверь и только тогда спросил: — Зачем пригласил? Холод Винтерхолда въелся в твоё тело намертво. Анкано был полностью одет. Похоже, он даже не ложился. И уж точно не ждал гостей, хотя знал, что Ондолемар тоже здесь. Поворот головы, нос с горбинкой, прядь, заложенная за ухо… — Привычка, — прозвучало оправдание, — впускать тебя. Анкано стал другим, непривычно холодным. Побывавший на морозе Ондолемар так не замёрз, как сейчас, обнимая любовника за плечи. Волосы и те показались ледяными. Что подразумевал Анкано, до конца неясно, потому что последняя фраза двусмысленная. То, что он чаще оказывался снизу? Так ему самому по душе такая позиция. «Лучше быть снизу в постели, чем в делах», — отшучивался и выгибал спину, когда стоял на коленях, встряхивал белобрысой шевелюрой. Ондолемар был с ним согласен, иначе роли время от времени не менялись. Тем ему и нравились однополые отношения, что с женщиной что-то подобное не повторить: всяческие игрушки, даже искусно сделанные, он не любил. — Привычка? — уточнил он, выдыхая в затылок, словно это могло согреть кусок льда по имени Анкано. — Для меня привычка — это одержимость. Поэтому стараюсь… не привыкать. Слукавил, иначе его не было бы здесь. Сейчас бы разделся, плеснул пригоршню давно остывшей воды в лицо и лёг спать. — Да? — Анкано вывернулся и подошёл к стене, упёрся ладонями… — Спешные отношения — тоже не ново. Я всё сказал, что знаю… Не дождётся, не отделается «перепихом», как любили выражаться люди, одержимые похотью и потому случавшиеся невесть где и невесть с кем. Анкано шумно вздохнул, когда Ондолемар развернул его лицом к себе. Откуда взялся проклятый бирюзовый блеск в янтарных глазах?! — В спешке ты можешь зажиматься с тем одержимым тобой мальчишкой, что заглядывает тебе в рот… — огрызнулся Ондолемар. Эстормо, кажется, звали «мальчишку». Собачонки не стоили внимания. — К тому же соперничать с той магической сферой, под чьё влияние ты попал, я… — Одержимый? Я?! — Анкано усмехнулся и скривил губы. Даже дыхание его казалось ледяно-холодным, наверное, из-за мяты, которую он давеча пожевал. — Кто бы упрекал? Ты одержим идеями, как бы закопать русло любого мелкого ручья, только бы драгоценные ресурсы, даже крохотные, не утекли в Сиродил, хотя с этого ничего не перепадёт ни Доминиону, ни тебе. — Ондолемар отпустил его, потому что злой, отливавший бирюзой блеск в глазах видеть невыносимо. — Одержим ты местью за каждый свой шрам солдатам Имперского Легиона. Думаешь, раз моё тело совершенно-гладкое, то я не различу следы от пыток? Никакое перемирие не излечит одержимость пролить кровь за кровь! Он сорвался на крик, что нехорошо, потому что не хотелось бы, чтобы кто-то знал личное. И ведь прав: едва удалось сдержать себя в руках, чтобы не удавить женщину, представлявшуюся всем как Маргрет шпионку. Благо жизненный опыт подсказал: лучше выждать, потому что та одержима идеей выкупить шахту любым способом. Помогло: и шпионку убрать удалось вовремя, и руки не замарать. Осталось всего ничего — расчистить путь для побега Маданаха, но в успехе Ондолемар был уверен. — Перекладываешь с больной головы на здоровую, — на прощание ответил он и удалился. Пора спать, а не думать о том, что Анкано всегда успеется убрать. Не понял, дурак, что Эстормо приставлен, чтобы, заполучив желаемое в свои руки, вовремя его ликвидировал. Потому что от одержимых до такой степени проку нет, один вред в будущем. Только отчего-то больно в груди… Наверное, Ондолемар стареет, становится никуда не годным и скоро отправится в утиль. Вон, сентиментальность проявила себя во всей красе. Он медленно, но верно, потому что постарался выкинуть из головы мысли об Анкано, отправился к себе. Спать давно пора, чтобы голова была ясной. Чтобы побег изгоев из Сидны прошёл ровнёхонько по плану.